– Могу то же самое спросить у вас, ваше преосвященство! – Я сердито киваю подбородком на его шею. Лео выглядит удивленным, когда я обращаюсь к нему как к кардиналу, но быстро оправляется, снова возвращая себе непроницаемое выражение лица. – Нам нужно поговорить, – наконец выдыхает он. Мои глаза сужаются в щелочки, и я очень надеюсь, что выгляжу настолько же ядовито, насколько себя ощущаю. – Мне нечего тебе сказать. – Розали, то, что произошло на чердаке… – О, я напомню тебе, что произошло на чердаке! Ты растоптал меня и мои чувства. Признался, что все это время просто играл со мной. Неужели орден послал тебя за мной, чтобы вернуть обратно? Интересно, как ты это сделаешь? Я и сама прекрасно слышу, что шиплю, как разозленная гадюка, и нужно быть полным идиотом, чтобы не воспринимать меня всерьез в таком состоянии. Но вместо того чтобы отступить, Лео только делает свой умоляющий взгляд еще более щенячьим. Если честно, мне даже кажется, что его глаза увеличиваются в размерах и блестят как в мультфильмах, не хватает только заскулить, поджав нижнюю губу. – Я должен был рассказать тебе об этом, но уже в тот момент, когда я это произнес… Это выражение в твоих глазах… Черт, я хотел вовсе не этого… Ты все не так поняла… Более слабый или менее разгневанный человек, возможно, был бы этим тронут, но не я. Я не верю ни единому его слову. Готова признать, номер, который он сейчас здесь разыгрывает, действительно хорош, но я слышала его разговор с Виктором. За каждым его действием стоит холодный расчет, и я не сомневаюсь, что он здесь исключительно для того, чтобы и дальше заставлять меня плясать под его дудку. – Розали, пожалуйста! – Его глаза умоляюще светятся. У меня судорожно сжимается желудок: черт, никогда бы не подумала, что это так сложно. Я была уверена, что эта болезненная привязанность к нему осталась позади. Исчезла, убитая его расчетом. Но теперь, когда он снова стоит передо мной, мое измученное сердце рвется ему навстречу, и то, что меня предают собственные чувства, злит только сильнее. – Слушай, я объясню тебе просто и доходчиво, чтобы ты понял. Ты мне нравился. Прошедшее время, слышишь? Мне казалось, что там, во Флоренции, мы многому друг у друга научились, сблизились, стали настоящей командой. Я думала, это взаимно, но, видимо, все это время ты просто манипулировал моими чувствами, чтобы развернуть все так, как тебе было нужно. Я жалею, что влюбилась в тебя, что так просто позволила тебе сделать себя твоей пешкой. «Ну давай, скажи мне что-нибудь, – мысленно я бросаю ему вызов. – Докажи мне, что я не права, что все было совсем иначе, давай!» Но Лео не произносит ни слова. Немой и бледный, похожий на восковую фигуру – только глаза живые: необыкновенная морская зелень штормового океана – он продолжает смотреть на меня. Мы бы, наверное, так и простояли бы несколько часов, если бы не тихий шорох, прервавший это парное оцепенение. Оглянувшись, я обнаруживаю Анджело, прислонившегося к обратной стороне постамента статуи, рядом с которой застыли мы с Лео. Что он здесь делает? Он что, все слышал? Анджело улыбается, но выглядит при этом крайне задумчивым. – Нам пора, не так ли? Краем глаза я замечаю, как Лео слегка вздрагивает, наконец замечая Анджело. Он разглядывает его пренебрежительно. Я невольно задаюсь вопросом, о чем он думает, неужели Анджело для него такая же загадка, как и для меня? – Она никуда не пойдет, – ворчит Лео. – Вы, вообще, кто? – Он чуть сдвигается, загораживая меня собой, словно пытаясь защитить от Анджело. – Я – Анджело, и у меня есть сведения о том, что мадонна Розали гостит в доме моей хозяйки, или что-то изменилось? – Он вопросительно смотрит на меня. Раздраженная покровительскими замашками Лео, я протискиваюсь мимо него, вставая рядом с Анджело и расправляя плечи. – Ничего не изменилось. Ты больше не контролируешь мою жизнь, Лео. Флоренция осталась в прошлом. Лео вздрагивает, и мне вдруг кажется, что эти слова ранили его сильнее, чем пощечина. Но это ерунда: его просто не устраивает, что я больше не пляшу под его дудку. Бросив на него последний многозначительный взгляд, я разворачиваюсь, чтобы уйти, и мы с Анджело направляемся обратно, в палаццо Элизео. Он объясняет мне, что наш квартал называется Борго, а дорога, которой я пришла в Ватикан, – Борго Веккьо. Она ведет от замка Святого Ангела к Ватикану. Почти точно в центре Борго находится Пьяцца Скоссакавалли, где стоит дом Галатеи. Я жадно ловлю каждое его слово, впитывая информацию, чтобы хоть как-то отвлечься от неприятной встречи с Лео. – Скажи, как ты меня нашел? – спрашиваю наконец я, потому что его внезапное появление кажется мне довольно жутким. – Галатея забеспокоилась, когда ты исчезла. Она знает, что в ту ночь, когда я тебя нашел, ты была в беде. Это не давало ей покоя, и в итоге она отправила меня следить за тобой. Предчувствие подсказало мне, что ты, скорее всего, отправилась в сторону Святого Петра, и через некоторое время ты действительно вышла из базилики, прежде чем встретиться с двумя кардиналами. – Галатее не стоит беспокоиться обо мне, – уклончиво бормочу я. После этой эмоциональной встряски с Лео я даже думать не хочу о той ночи, когда столкнулась с Люцием. – Но она такая, какая есть: беспокоится обо всех и обо всем, ты к этому привыкнешь. Мы идем некоторое время в комфортном молчании, пока Анджело внезапно не нарушает тишину. – Это ведь был тот человек, из-за которого ты бежала в Рим, не так ли? Я упорно разглядываю свои ноги, испачканные дорожной пылью. Пожалуй, не стоит притворяться, что я не понимаю, о чем он говорит. – Да. – И теперь он приехал за тобой сюда? – Взгляд Анджело продолжает меня сканировать. – Он тебя очень обидел, да? Меня поражает его проницательность и пронизанный состраданием голос. Я молча киваю и хочу уже закрыть эту тему, но из меня вдруг невольно вырывается: – Я боюсь его прощать, – тихо признаюсь я. – Он сделал мне очень больно, но увидев его снова, я поняла, что готова простить все, лишь бы снова быть с ним. Мне стыдно, что я такая слабачка… – Порой люди совершают ошибки, ужасные ошибки, которым нельзя найти оправдание. Вопрос только в том, как простить их. И это вовсе не слабость, если твое сердце любит его, – любовь никогда не бывает ошибкой. Слова Анджело бальзамом льются на рану в моей груди. Мне хочется свернуться калачиком и переждать, пока буря чувств во мне утихнет и я перестану трястись, будто иду по канату над пропастью, пытаясь удержать баланс моего самообладания. Анджело приобнимает меня за плечи на ходу. – Я по своему опыту знаю, что людей можно простить, даже если они причинили тебе невероятную боль. Сначала ты думаешь, что никогда не сможешь этого сделать, но в конце концов этому учишься, потому что они не смогли найти способ сделать лучше, потому что искренне раскаиваются или просто потому, что твое глупое сердце нуждается в них. Я прислоняюсь головой к его плечу, сдерживая слезы. – Эх, Анджело, почему мы с тобой не познакомились раньше? Пусть ты и заставляешь меня плакать, но я никогда не получала таких мудрых советов. – Я не мудр, я всего лишь человек, которому кажутся знакомыми твои чувства. Вернувшись в палаццо, я собираюсь немедленно отправиться к Галатее, чтобы она больше не волновалась, но мои планы нарушает брюнетка с кошачьими глазами. Она ловит меня в прихожей, словно поджидала. – Фьора, – Анджело приветствует ее кивком головы. По крайней мере, теперь я знаю, как ее зовут, пусть мне и кажется, что имя, означающее «цветок» – слишком нежное для девушки с таким ядовитым взглядом. Грациозно покачивая бедрами, она шагает к нам. – Ты снова поймал нашу птичку, Анджело? – издевательски тянет она. – Между прочим, пока ты там шлялась по улицам, здесь был посыльный. Он оставил кое-что для тебя. – Фьора приподнимает брови. – Посыльный? Для меня? Ты уверена? Фьора фыркает, выражая свое скептическое отношение к моим умственным способностям. – Да, для тебя. По крайней мере, на посылке твое имя, ее оставили в твоей комнате. – Она выжидающе смотрит на меня. – Э-э… спасибо. – Как думаешь, от кого это может быть? Ее поведение вовсе не заставляет мой мозг работать усерднее, и с каждой секундой я смущаюсь все сильнее. – Понятия не имею, я никого не знаю в Риме. Кажется, это не то, что Фьора хотела от меня услышать, потому что ее лицо искажается гневом. – Не держи меня за идиотку! Я еще вчера заметила, как ты ворковала с кардиналом Медичи! Он что, уже посылает тебя подарки? Или ты претендуешь стать куртизанкой для кого-то еще, чтобы играть со всеми в недотрогу и в конечном счете свести всех с ума?! Кого еще ты хочешь переманить у меня? В поиске поддержки, я оборачиваюсь к Анджело, но, оказывается, он уже исчез. Чертов предатель! Оставил меня наедине с этой бурлящей от ревности фурией! – Послушай, Фьора, я не собираюсь становиться чьей-либо куртизанкой, в том числе Джованни де Медичи. Они все твои. От кого бы ни была эта посылка, он, должно быть, ошибся, и позже ты в этом убедишься. Не дожидаясь ее ядовитого ответа, я подхватываю юбки и бросаюсь вверх по лестнице к пиано нобиле. Господи, ну, что за сумасшедшая! Все в точности как сказала Галатея: в каждой куртизанке кипит ревность, и в данный момент ревность Фьоры сосредоточилась на мне. Я должна придумать что-то, что даст понять другим девушкам в доме, что мне не нужны их любовники и я не собираюсь их отвоевывать. Хотя Галатея наверняка позаботится о том, чтобы результат моих усилий был полностью противоположным, к ней здесь всяко прислушиваются больше, чем ко мне. Покачав головой, я спешу по коридору к своей комнате и, открыв дверь, сразу же вижу посылку, о которой говорила Фьора: на моей постели лежит коричневый пакет. Присев на край кровати, я верчу в руках этот таинственный подарок. На оберточной бумаге изогнутыми буквами выведено мое имя. Розали Грифиус. Я до последнего момента была уверена, что это какая-то ошибка, но, видимо, нет. Удивительно! Что, если это от Лео? Нет, этого не может быть. Нахмурившись, я разрываю бумагу, в ней еще один небольшой сверток, открыв который я вижу небольшой золотой предмет, размером с грецкий орех, который тут же падает мне на колени. Откопав его в складках юбки, я задумчиво верчу его между пальцами – тяжелый нелепый перстень с выгравированным на нем гербом, окаймленным крохотными рубинами. Я внимательно рассматриваю герб и невольно задерживаю дыхание: папская корона над двумя скрещенными ключами, а под ними фамильный герб с быком. Что за… Когда я снова хватаюсь за оберточную бумагу, чтобы проверить, не упустила ли я что-нибудь, из нее вываливается сложенная записка, запечатанная капелькой воска, осторожно сломав которую, я дрожащими пальцами разворачиваю письмо. Дорогая Розали! Прошло уже два дня с момента исчезновения Рубиновой Табулы, и, к сожалению, я вовсе не уверен в том, что ты сможешь как можно скорее вернуть ее. Разве я выразился недостаточно ясно? Что ж, я решил создать тебе небольшой стимул, который, надеюсь, будет отличной мотивацией для тебя поскорее приняться за дело. Чезаре Борджиа, герцог Валанский, сын Папы Александра, сейчас находится у меня. В качестве доказательства я высылаю тебе фамильный перстень (его подлинность подтвердит любой, кто знаком с этой семьей). У тебя четырнадцать дней, чтобы вернуть Табулу, иначе Чезаре умрет, а ход истории изменится. Подумай хорошенько, хочешь ли ты быть ответственной за это. Письмо не подписано, но я и так прекрасно понимаю, кто является его адресантом. Волна ужаса парализует меня, и я снова и снова перечитываю строки письма, лежащего на моих коленях, пока каждая буква не отпечатывается у меня в памяти. Убийство Чезаре Борджиа… Изменение хода истории… В этом послании бесполезно искать скрытые смыслы: Люций похитил старшего сына Папы Александра, Чезаре Борджиа, и убьет его, если за две недели я не смогу вернуть Табулу. Одной этой угрозы достаточно, чтобы меня прошиб панический холодный пот. Во мне и так кипело чувство вины за то, что в последние дни я была так увлечена собой и своей жизнью, что едва не забыла о Леонардо, которого я, возможно, безвозвратно отправила в неизвестную точку истории и не предприняла ни единой попытки его отыскать, а теперь еще и это. Нужно из кожи вон вылезти, но вернуть да Винчи: кто знает, вдруг он в опасности? Но как же мне вернуть Леонардо и Табулу? Та взрывная энергия родилась во мне только после соприкосновения с Табулой, и с тех пор я не ощущала в себе даже ее отголосков, как же мне снова ее пробудить? Способна ли я вообще на такое? Лихорадочное стремление действовать и уныние от ощущения собственной беспомощности борются во мне, и сейчас я чувствую себя одинокой как никогда. Хочется поговорить с Лео, посоветоваться с ним, может, у него появилась бы какая-то догадка или предложение, может, он бы смог разобраться в этом всем… Но мысль о том, чтобы просить его о помощи после нашей встречи на площади Святого Петра, кажется мне отвратительной. В конце концов, это по его вине я вообще здесь оказалась, мой необдуманный побег в прошлое был не более чем ответной реакцией, и следовало ожидать, что Рубины найдут способ меня найти. Но я не могу просто протянуть ему мизинчик и предложить помириться для дальнейшего сотрудничества. Сегодня мне было безумно больно находиться рядом с ним и бороться со вновь вспыхнувшими чувствами. Я все еще не готова простить его, хотя самым правильным решением было бы пожертвовать личным комфортом ради высшей цели. Вздохнув, я опускаюсь на подушки: нет, я еще не готова пойти к Лео, хотя и понимаю, что рано или поздно у меня не останется другого выхода. Я обязательно решу, как со всем этим справляться, но только когда вся эта заварушка закончится, а пока я полна решимости приняться за дело самостоятельно. Да, возможно, я слишком самоуверенна, но я хочу доказать и себе и Лео, что умею решать проблемы самостоятельно.