Восточный Берлин. Молдауштрассе. 30 марта 1989 года Одной из особенностей ГДР, которой она отличалась не только от СССР, но и от всех других стран мира — было развитое садоогородное движение. В ГДР было до трех с половиной миллионов садовых участков — то есть их имела каждая немецкая семья. Участки были расположены не за городом, а часто в городской черте, то есть каждая немецкая семья, помимо квартиры, имела еще четыре сотки земли, причем часто в пешей доступности[99]. Обычный немец, приходя с работы, вечером шел на свой участок, часто находящийся в 300–500 метрах от дома и там хозяйствовал. Иногда там же и ночевал, а старики даже жили там. Промышленность ГДР выпускала кучу вещей для такого огородного хозяйства, даже были готовые, типовые бунгало для таких участков. Ближе к середине дня — на Молдауштрассе остановилась машина, не обычная для этих мест, а Волга, из нее вышел хорошо одетый господин. Поднялся по лестнице на второй этаж подъезда, постучал. Никто не ответил. Еще раз постучал. Убедившись в бесполезности своих попыток, он постучал к одним соседям, затем к другим. Наконец, кто-то открыл. В глазах открывшей женщины плеснулся страх, как только она увидела стоящего гостя. — Извините пожалуйста. Я пытаюсь найти вашего соседа. Вот из этой квартиры. — Он… на работе. — В том то и дело. Его нет на работе. Я его сослуживец, беспокоюсь, не случилось ли чего. Может, он заболел? — Нет… не знаю. — Когда вы его последний раз видели? — Вчера… то есть позавчера, вечером. Он … на участок собирался. Кивнул так… приветливо… да. — А где у него участок? — Там… совсем рядом, — женщина показала направление. — Спасибо. Если ваш сосед придет, позвоните вот по этому номеру. — А…да. Гость собирался уйти, поморщился. — У вас тут неприятный запах. Не убираетесь? Гость спустился вниз, сел в машину. Достал рацию, выставил антенну в окно — Он уехал на участок. За мной. Через пятнадцать минут три машины стояли около участка, обычного, как у всех. Немного побледневший председатель товарищества давал пояснения. — Такой вежливый господин… не шумел никогда. И взносы платил вовремя. Полковник Штази стоял и смотрел на большую яму, которую кто-то выкопал совсем недавно, опрокинув перед этим клумбу. — Такой вежливый господин… Полковник вспомнил: запах! — Быстро назад! Ганс, Юрген оставайтесь здесь и охраняйте это место. … Еще через полчаса — дверь в квартиру была взломана, окна открыты, чтобы выветрился мерзкий трупный запах. Вызванный следователь нудно диктовал протокол осмотра женского трупа, а полковник на лестничной площадке — там не так пахло — допрашивал местного блокляйтера — осведомителя Штази. — … я и не знала, что товарищ Пиотровски служил у вас. Он представлялся служащим… внешнеторговой организации. — Вы и не должны были знать. Какие у него были отношения с женой? — С Аннелизой? Хорошие отношения, они были хорошей парой… — Когда вы последний раз его видели? — Три… нет, четыре дня назад. — Он мог совершить самоубийство? — Нет… что вы. Нет. — А Аннелиза? — Нет… она была хорошей женщиной… — Она мертва! — закричал полковник. — А вы не выполняете свою работу! Ничего не знаете про жильцов! — Но как же… — Явитесь вот по этому адресу, завтра, на допрос. Полковник потерял терпение и пошел обратно в квартиру, где работала народная милиция. Прикрыл нос платком, политым одеколоном. — Что тут? — На первый взгляд, самоубийство, товарищ полковник. — А на второй!? — Надо назначать экспертизы. Полковник прошел к телефону, снял трубку, несколько раз нажал на «отбой». — Говорит полковник Юргенс, кто на линии? — Телефонист Еленек, господин полковник — Этот номер телефона поставить на контроль. Записывать все звонки. — Так точно. — Соедините меня… — полковник назвал дежурный номер Штази. — И еще. Товарищ полковник… вы оставляли сторожок на фамилию Пиотровски? — Да, что там? — Экстренная, товарищ полковник. Всем службам. Твою мать… — Читайте. … Экстренное Сегодня 30 марта 1998 года, ровно в 12.00 в аэропорт Москау[100]-Лейпциг на автомобиле прибыл неизвестный. Представившись полковником министерства безопасности Хансом Пиотровски и показав служебное удостоверение, он потребовал предоставить в его распоряжение самолет с полным баком и экипажем. Когда ему в этом было отказано, неизвестный, угрожая автоматом, потребовал от сотрудников аэропорта Москау-Лейпциг подчиниться. Получив в свое распоряжение самолет типа Ан-2, неизвестный погрузил в самолет несколько мешков, взлетел и скрылся. Вместе с неизвестным была женщина, которая так же участвовала в захвате. Всем военным и гражданским службам принять к сведению. ЧССР. Поле сельскохозяйственной авиации и аэроклуб близ г. Либерец. 31 марта 1989 года Либерец — это самый север Чехословакии, а до того Австро-Венгрии, в свое время тут жили одни немцы, которые в 1938 г. цветами встречали вермахт, а в 1945-48 гг. были жестоко изгнаны на территорию Германии. Места эти до сих пор являются депрессивными и заселяются по разнарядке, несмотря на то, что тут есть и добыча полезных ископаемых (в том числе урановые шахты, из продукции которых была изготовлена первая советская атомная бомба), и промышленность, в том числе автозавод ЛИАЗ. Места эти гористые, символом является телебашня на горе Ештед, являющаяся визитной карточкой Чехословакии[101]. Ее видно за многие десятки километров — и именно ее использовал немецкий пилот сельскохозяйственной авиации, чтобы сориентироваться на местности и приземлиться на поле для легкой авиации, которое было расположено прямо около Либереца. Как и рассчитывал полковник Пиотровски, перехватить их не смогли. Во-первых, потому что воздушное пространство перекрывали по направлению в капстраны, и прежде всего в ФРГ. Во-вторых, Ан-2 не видят радары, он летит слишком низко, а радары настроены так чтобы игнорировать цели со скоростью менее двухсот километров в час — иначе расчеты то и дело будут реагировать на стаи птиц и самолеты сельскохозяйственной авиации, производящие опыление и подкормку полей. Когда самолет коснулся земли, полковник выдохнул. Самое сложное позади, сейчас надо дождаться кое-кого, дозаправиться и взлететь. Направлением на Австрию, там попросить политического убежища. Учитывая то, с кем он прилетит, политическое убежище ему точно дадут…