Увидев, что один человек остался на берегу — боец Дельты вернулся. — Сэр… надо уходить сэр. Натирбофф не двигался. — Сэр, надо немедленно уходить Поняв, что с ЦРУшником что-то не то — боец Дельты силой сдвинул его с места и повел к саням. Натирбофф не сопротивлялся. … Катера барражировали на самой границе воды и льда, в стылой тьме. Прожектора не включали, все вождение — с очками ночного видения. В рубках — тусклый красный свет, чтобы не засвечивать очки. Ради снижения радиозаметности — убрали пулеметную турель на носу, так что, если что — отбиваться будет нечем. Впрочем у них только три пулемета, которые еще надо устанавливать, у любого советского пограничного сторожевика — скорострелка и противокорабельные ракеты. Если обнаружат, то лучшее — сдаться. Возвращающийся конвой отсигнализировал только, когда до точки эксфильтрации осталось всего ничего. До того и катера, и конвой соблюдали радиомолчание. — Есть контакт! … — Ромео танго браво, есть… Катера устремились к точке возврата, управление осуществлялось по спутниковым терминалам, которые были совершенно секретными и использовались в ракетах «Томагавк». Пришлось обеспечить вмешательство на уровне командующего EUCOM чтобы обеспечить операцию с риском захвата оборудования противником такими терминалами. Когда катера приблизились к краю ледового поля, со стороны материка включили фонарь. Фонарь был с ИК-фильтром, но через очки ПНВ его было видно… — Есть контакт! — У нас десять минут, быстрее. Катера снова врезались носами в лед, сбросили сходни. — Чисто! — Давайте быстрее! Подняли сперва людей, потом собак и оборудование. Все шло настолько хорошо, что даже не верилось. — Чисто! — Все люди на борту, сэр! — Уходим! Катера сдали назад и на предельной скорости пошли в сторону Швеции. Генерал Гаррисон с удивлением посмотрел на толстую «бабушка». В его представлении — агенты выглядели несколько иначе — Это и есть ваш шпион? — спросил он у Натирбоффа. Натирбофф отвернулся, достал фляжку и принялся жадно глотать. Генерал подумал: не последовать ли его примеру, но решил не злоупотреблять до шведского берега и не подавать дурной пример подчиненным. Стокгольм, Швеция. Посольство США. Март 1989 года В посольстве в Швеции не было станции ЦРУ — она была общей на две страны и находилось в Хельсинки — но бюро связи было, и было оборудование. Дебрифинг по операции начался сразу же как только они прибыли в Стокгольм, то есть еще ночью… — … Это есть это и есть ваш Арлекин? — помощник директора Гас Хатауэй не скрывал своего скептицизма — Знаете, я представлял его несколько… иначе. — Нет. Это не Арлекин — Тогда какого хрена эта пожилая дама тут делает, а, Мюрат? Мюрат? — Послушай, Гас, — устало сказал Натирбофф, — может, хватит клевать друг друга? Я не виноват, что тебя выслали из Москвы, а я занял твое место. — О… ты думаешь, проблема в этом? Проблема в том, что ваш внезапно появившийся… источник… сомнительной ценности, внес изрядный хаос в дела фирмы. — Он не сомнительный. Арлекин много нам дал. — Да, и мы пошли на немалый риск чтобы его вытащить. А теперь вы хотите сказать, что привезли непонятно кого? — Надо пойти и выяснить — Будь любезен, Мюрат. Натирбофф потер лоб. — Кофе найдется? Покрепче. Два, пожалуйста. — И будь любезен… чтобы нам не пришлось потом эту даму возвращать русским со словами: извините, мы ошиблись. — Нет. Ее — не придется… … Говорить с перебежчиком — это своего рода искусство, здесь тонкостей не меньше, чем в деле раскола преступника. Советский человек — совершенно другой, он живет в совершенно ином мире, полном опасностей и страхов, и надо знать, где мины, чтобы избегать их. Например, ни в коем случае нельзя ни в какой форме говорить о «предательстве». Только «выбрал свободу». Натирбофф переоделся в обычный «рабочий» костюм — рубашка с коротким рукавом, брюки. Держа в обоих руках по бокалу (самое большое что нашлось) с крепким кофе, он вошел в комнату. — Я — Мюрат. Натирбофф поставил на стол бокалы. — Кофе. Пейте, вы устали. — Бразильский? — Что? — Кофе — бразильский? — Нет, шведский — В Швеции нет кофе. Неприятный голос. — Мы в Швеции в Стокгольме. Это американское посольство. Пейте кофе. Женщина взялась за кружку. — Ирина рассказывала обо мне? — О вас? — Она меня знала как журналиста. Я работал под настоящим именем. — Про вас? Нет, не говорила. А должна была? — Не знаю, — Натирбофф допил свой кофе. — Сейчас принесут еще. Я думал, она рассказала обо мне. Мы встречались в 1981, в Ленинграде. Зимой. Не помните? — Нет. Но Ириночка всегда была такой скрытной … Может, и в самом деле не рассказала. Интересно. У русских, если брать супружескую неверность, все интересно. Русские женщины обычно сочетают бесстыдство в постели с совершенным нежеланием говорить об этом в любой форме. Это — табу. Если американки обсуждают это по крайней мере в своем, женском кругу, существуют журналы, где домохозяек наставляют, что делать, если муж их не удовлетворяет, то русские будут говорить о чем угодно, только не об этом. Даже с самыми близкими. Такое ощущение что в СССР секса нет вообще. А занимаются им только, чтобы иметь детей… — Хорошо. Вы назвали слово «Арлекин». И назвали пароль. Откуда вы это все знаете? — От Ириночки. Она мне все рассказала. Так… — Только вам? Или еще кому-то? — Конечно, только мне. Не говорить же ее армейскому дубаку. Очень кстати принесли еще кофе. — Ее супруг, выходит, ничего не знал.