Остах удовлетворенно кивнул: — Сейчас придет рекс. Кое-что расскажет тебе. Ничего не бойся. Я с тобой буду. Услышал приближающиеся шаги, быстро сжал мне плечо и повторил: — Я с тобой. А потом убрал руку и отошел от топчана. Занавесь, отделявшая комнату от входа в общее помещение, откинулась, и вошел отец. «Дан Дорчариан, повелитель и защитник племен алайнов, дворча, дорча, дремнов, гверхов, гворча, квельгов, терскелов», — всплыл в голове полный титул Рокона. Я отметил про себя, что мальчишка отца немного побаивался, но безусловно любил. Матери они с братом не знали, она умерла после родов, и воспитывались они родичами-мужчинами. Вслед за отцом вошел его советник — танас Гимтар, мой диду, то есть двоюродный дед. Рокон подошел и сел на край топчана. — Как ты, сын? — требовательно спросил он. Вот дает папаша! Таким тоном приказы отдают, а не с малолетними детьми разговаривают. И попробуй на такой вопрос ответить правду — плохо мне, мол, папа. Мне страшно, я не знаю, что со мной… Отец, не дожидаясь ответа, продолжил допрос: — Ты узнаешь меня? — Да, отец. — Ты помнишь, что произошло? — Я упал со скалы. Но я не помню, как оказался дома. — Тебя привезли. Ты был в горячке. Говорил бессвязно и не открывал глаза. И тут отец неожиданно ущипнул меня за ногу. Больно! Больно, черт тебя возьми, садист средневековый! — Ай! — вскрикнул я. — Хорошо, — кивнул Рокон. — Подними ногу. Я попытался — сначала правую, потом левую. Ничего не вышло. Ноги были словно я отсидел их и не слушались. Отец нахмурился: — Попробуй согнуть. — Не получается… — Мальчишеский голос дрогнул, и я расплакался. И увидел, как Оли тоже молча глотает слезы. — Перестань плакать. Не время, сын. Попробуй пошевелить пальцами. Я попробовал. И у меня получилось! Я шевелил пальцами обеих ног и не мог остановиться! Слезы сразу высохли. — Хорошо, — кивнул отец. — Остах говорит, ходить ты будешь. И бегать будешь. — Так все будет, как раньше? — радостно спросил я. — Нет. Как раньше, не будет, — мотнул головой отец. — Сегодня ты уезжаешь в Империю. Я увидел, как по красному лицу Оли опять потекли слезы. — Перестань. Или выйди отсюда, — велел ему отец. Оли сразу же вытер нос ладонью и постарался не плакать. Дан вновь повернулся ко мне. — Сегодня ты уезжаешь. Тебя, — он выделил это слово, — уже два дня дожидаются посланник наместника, имперские купцы и прочая свора имперцев. — А как же Правый?.. — растерянно спросил я, глядя то на отца, то на брата. Отец наклонился ко мне и раздельно произнес: — Теперь ты — Правый. Теперь ты — Старший. Теперь ты — Олтер. — Помолчал и добавил: — Понятно? — Ничего ему не понятно, — встрял в разговор Гимтар. — И никуда он сегодня не поедет. Завтра. — Но имперцы!.. — вскочил на ноги отец. — Перетопчутся, — отрезал Гимтар, присаживаясь на освободившееся место. На людях Остах и Гимтар во всем подчеркнуто слушались и никогда не оспаривали сказанного или сделанного их вождем, который был моложе их более чем вдвое. Однако с глазу на глаз они и спорили, и даже выговаривали дану. Советник продолжил вразумлять своего правителя: — И не дави так на парня, дан. Передавишь. Диду повернулся ко мне, улыбнулся и тем тоном, каким обычно уговаривают капризных детей съесть «еще ложечку», продолжил: — Так надо. Сейчас ты болен, ты упал. Повредил спину. В Империи, как ты должен помнить из моих уроков, есть врачеватели. Они поставят тебя на ноги. С тобой поедет Остах, — продолжал уговаривать больного танас. Я заметил, как при этих словах зло дернул уголком губ отец. — У нас… Ты же знаешь старейшин… если у сына дана неладно с ногами… — диду замолчал, пряча глаза. И закончил: — Так будет лучше для всех. Да уж. Старейшины сел — ретрограды те еще. И если воин, который вернулся увечным с войны, довольно легко встраивался в горское общество — безногий тачал сапоги для тех, что с ногами, однорукий водил чабаном отары овец, то увечный сын вождя — совсем другое дело: несчастья, мор и отсутствие удачи в бою… Любой намек на физическую ущербность в семье властителя грозил отцу бо-о-ольшими неприятностями. Вот и придумали, как спихнуть калеку. И долг перед Империей выплатить. Умники, блин. Взбесился я тогда, но виду не подал. Кивнул послушно: — Так будет лучше, — повернулся к отцу. — Я понял, отец. Теперь я — Олтер, Старший. Все замолчали. Отец посмотрел на меня, дернул уголком губ и сказал: — Будем собираться. Вечером устроим пир. Когда они с диду вышли, у меня из ушей уже пар валил. Если бы не Остах и брат, то натворил бы дел. Но, глядя на заплаканные глаза брата и его остановившийся взгляд, одернул сам себя. Вот у кого мир рушится! Я-то взрослый, перебедую, переиначу, переиграю всех и вся. Сдам карты по-новому. А вот брату сейчас туго. И мое падение, и сводящая с ума неизвестность после этого. Был Старшим — стал Младшим. Был Правым — стал Левым. С младых ногтей знал, что надолго уедет в Империю, будь она неладна, — а остается дома. И брата, больного, вместо него… Да, парня надо спасать. Вдох-выдох. Поехали. — Вот здо́рово!.. — натянув глупую улыбку, протянул я. Краем глаза увидел круглые глаза брата и продолжил игру: — В Империю поеду. Учиться. Там же книг в библиотеке!.. — со счастливым видом зажмурился я. — Все перечитаю. — Я нахмурился и повернулся к брату: — Ты же не обижаешься? Я не нарочно упал, честно. — Конечно нет, — подбежал ко мне брат и вцепился в руку. — Ты и правда хочешь в Империю? — Ага, — кивнул я с уверенностью, которую не испытывал. — Вернусь обратно самым умным. А ты здесь самым сильным должен стать. Понял? Брат кивнул, а я продолжил: — И на мечах лучше всех биться, и на топорах… Понял? И чтоб меня никто не забывал! — внушал я брату. Тот стоял и кивал с открытым ртом. Я, веселясь, закончил: — А кто слово про меня плохое скажет — ты тому мечом плашмя по заднице. И брат наконец рассмеялся. Такая вот она, ложь во спасение. Глава 2 Алиас Фугг Алиас Фугг, приглашенный на пир в честь поступления наследника рекса Рокона, правителя земли Дорчариан, малолетнего Олтера в Школу наместника провинции Атариан — а именно так официально именовалась та пьянка, на которой он присутствовал, — чувствовал себя мерзко и тошно, словно утренним тоскливым похмельным утром. Малолетний Олтер, правда, ни в атарианскую, ни в какую-либо другую школу еще не поступил. «Да и поступит ли теперь? — подумал Алиас. — И вообще, сможет ли просто ступать? Ступать по земле, например». Алиас Фугг, Голос Империи в землях Дорчариан, главный имперский чиновник в горах на много дней пути вокруг, смотрел на полулежащего за пиршественным столом бледного, изможденного мальчишку, виновника торжества. И то, что он видел, ему не нравилось. Очень не нравилось. Чувство обиды и злости, которое всегда возникало, едва он переступал порог этой виллы, при взгляде на увечного только усилилось. «Наследник рекса Рокона — калека. Внук Эндира Законника!.. Невозможно! Его что, хотят спрятать в Империи от соплеменников? Или, наоборот, подсовывают нам калеку? А что будет, если он не доедет до наместника? А что скажет Сивен Грис, увидев увечного? Какая ценность у такого неполноценного заложника? И чем это все грозит мне?» — эти и многие другие невеселые мысли одолевали имперского чиновника. Начавшееся исподволь, незаметно от самого Алиаса — месяц, два месяца назад? — ощущение того, что под ногами не твердое тело гор, а зыбь болота, изводило его. И потому, когда пришло известие о падении наследника рекса Рокона со скалы, он даже облегченно воскликнул: «Вот оно!» Вот он, ход противника! Конец этой вязкой тягомотины и тишины перед землетрясением. Но нет, посланный нарочный вернулся с уверениями, что все произойдет согласно древним клятвам и уложениям, что наследник отправится в школу. Последняя задержка добавила нервозности, но вот он — прощальный пир. И новые вопросы, чтоб их!.. Алиас Фугг, Голос Империи в землях Дорчариан, шутил, громко хохотал, провозглашал здравицы и принимал их, интересовался погодой и видами на урожай, рассказывал о погоде и урожае в Империи, травил байки и побасенки — словом, вел себя, как полагается человеку его статуса и положения: полудипломата, полусоглядатая, полуразведчика. И, продолжая шутить, есть-пить, отвечать на вопросы и задавать их, про себя Алиас Фугг думал о другом: «Неужели я, обжегшись на молоке, дую на воду? Или с парнем что-то и впрямь нечисто и мои подозрения обоснованны?..» Он ненавидел приходить сюда, но не мог не прийти, когда его приглашали. Таковы его должностные обязанности имперского чиновника. Для него до сих пор это место именовалось виллой Векса, а никак не виллой Эндира. Местом, куда он приехал когда-то молодым, одним из большой свиты, будучи всего лишь курьером, а уехал личным порученцем наместника провинции! Местом, где он совершил главную ошибку жизни. Местом его поражения. И краха своего покровителя. Он помнил совсем другие пиры под этой крышей, совсем другие разговоры, совсем другую музыку. Хористки и танцовщицы приезжали сюда из сияющей Арны; борцы и кулачные бойцы, гимнасты, конники, лучники состязались за богатые призы; философы, астрономы, инженеры и прочий ученый люд искали здесь внимания хозяина дома и его гостей. Огромных крабов, осьминогов, морскую рыбу везли в закрытых ящиках, забитых льдом и опилками, через пол-Империи. На пиршественных столах стояла только серебряная посуда… Да, он не сидел тогда напротив хозяина дома — на месте почетного гостя, но не сидел и у двери. В честь него тогда не звучали здравицы, и к нему не обращались с вопросами. Но…