— Верно. Но в том не было умысла и произошло невольно, — ответил дядька. Он стоял, слегка согнувшись и выставив вперед левую ногу. В такой стойке он учил нас с братом на ножах драться!.. — Где сейчас эта рыба?! — выкрикнул кто-то из Хранителей. Остах сгорбился и качнул головой: — Там же. В Лоне. Вот тут уже крик и гомон поднялся такой, что успокоили всех не сразу. — Принеси ее. Остах пожал плечами, повернулся и пошел к Лону. Опять поднялся шум, но он зашел в пещеру и почти сразу же вышел. В руках он нес прут с нанизанными двумя рыбинами. Подошел прямо к Хродвигу и протянул ему. Главный Хранитель не взял рыбу, только наклонился и осмотрел. Сморщил нос и велел Остаху: — Жди, — и Хранители отправились совещаться к священному источнику. Отец негромко спросил дядьку Остаха: — Что с сыном? Остах, чуть повернув голову, ответил: — Все так же в беспамятстве. Но дергает руками и ногами, так что не поломался, дан. А дальше началось самое трудное. Надо было просто стоять и ждать. Вот я увидел, как Хранители подозвали одного из пастухов, а потом он пошел от них к костру. Наконец Хранители вернулись от священного источника. Старый Хродвиг в полной тишине спросил: — Что ты намеревался сделать с этой рыбой? — Съесть! — крикнул Остах. Толпа загудела. — Сырой? — усмехнулся Хродвиг. Дядька не ждал этого вопроса. Он буркнул в ответ: — Сварить уху. Ну, рыбный суп. — Вари, — кивнул Хранитель. И показал посохом на ближайшее кострище, где уже развели костер. Отец с танасом Гимтаром переглянулись. Как и я, они не поняли, что решил Суд. В полной тишине дядька Остах, насвистывая что-то себе под нос, варил уху. Мы с братом много раз видели, как это делается, поэтому было неинтересно. Но все остальные смотрели не отрываясь. И вот он последний раз посолил и снял котелок с огня. — Готово! — повернулся он к стоящим чуть поодаль Хранителям. Старый Хродвиг подошел к дядьке Остаху. В одной руке тот держал котелок, а в другой — деревянную ложку. Хродвиг вытащил из руки Остаха ложку, зачерпнул ухи, подул… И съел. Передал ложку следующему Хранителю, и тот проделал то же самое. И так по очереди, один за другим, все Хранители попробовали ухи. Когда последний Хранитель отдал ложку дядьке, Хродвиг громко, чтобы все слышали, сказал: — Воля Матери Предков такова: запрет на рыбу отменен. Мать Предков разрешает дорча есть рыбу. Тем, кто захочет. А ухи я в тот день так и не поел. Рокон — Ты точно все решил? А если тебя узнают? Если встретит кто из прежних дружков? Остах сидел рядом с Гимтаром на одной скамье. Три чаши вина и нехитрая снедь на столе. Все предпочитали можжевеловое пиво, и именно поэтому дан велел принести вина. — Большинство моих знакомых уже на том свете. Да и лет сколько прошло… Отпущу бороду, надену эту вонючую бурку… На этих словах танас вскинулся, а Рокон пристукнул по столу. Спорить и ругаться эти двое могли с утра до вечера, если их не остановить. Обычно эта ругань извилистым путем приводила к простым и внятным решениям. Но сейчас не тот случай да и времени нет… — Язык я давно выучил, так что буду горцем… Гимтар язвительно хмыкнул, но ничего не сказал. — Не могу я парня одного отправить, рекс… Рокон поморщился. Рексом в горах его звали только Остах и Алиас Фугг, Голос Империи. Который, к слову, уже присылал на прошлой седмице корзину персиков. Персиками накормили свиней, а намек поняли: Империя о договоре не забыла и о минувшем десятилетии наследника помнит. Помнит и ждет. Остах тем временем продолжил: — Я твоему отцу, рекс, обещал присмотреть за парнями, но разорваться надвое не могу. Потому одного оставлю на вас, а за вторым присмотрю сам. Со мной, если что, ему и сбежать можно, и в местах тайных отсидеться. И тропами ночными через весь Атариан прокрасться. На цыпочках. И старый Хродвиг все-таки недаром меня к изгнанию приговорил. Езжай, мол, милый, с наследником в свою Империю и жри там свою рыбу… — Про рыбу ты загнул, — опять влез Гимтар. — Теперь мы из-за тебя только одну рыбу и будем есть. Суп с потрошками? Мясо запеченное? Брынзы кусочек? Нет, рыбу подавай! Дожили! Дорча — рыбоеды, тьфу! Рокон несильно стукнул ладонью по столу. — Вам Суд Хранителей не нравится? — спросил он. — Хродвиг тебе не гож? Он себе на горло наступил и Остаха не тронул. Понять бы еще, с чего такая милость… — «Бывших рабов не бывает», — кивнул Гимтар, успокаиваясь. — Вот. Столько лет мечтать добраться до Остаха, а тут… — Рокон махнул рукой. — И так все кувырком, а теперь еще и глава Хранителей… Все задумались, и в комнате установилась тишина. Антон, который теперь Ултер, который теперь Олтер Над деревянным бортом арбы монотонно мелькали спицы вращающегося колеса. Арба по самые борта была забитой соломой, а на пуховом тюфяке лежал я и пялился то в небо, то на мелькающие спицы колеса, то на спину Остаха, правившего мулом. Высоко в небе парил черной точкой орел. А я свое отлетал. Когда теперь встану? И встану ли? В составе большого каравана мы ехали в Империю. И если для десятилетнего паренька это стало бедой и неожиданностью, то для меня, сорокалетнего, — спасением. Как бы ни пытался я затаиться в теле десятилетнего ребенка, несуразности все равно рано или поздно вылезли бы наружу. Конечно, оставался Остах, очень опасный дядька, то и дело кидавший на меня задумчивый взгляд. И эту проблему надо решать. И решать как можно скорее. Но как? Спицы колес продолжали равнодушно отсчитывать на свой нехитрый манер преодоленный путь… Пришел я тогда в себя в нашей с братом комнате, в вилле Эндира, летней резиденции отца. По правилам, вилла должна была именоваться виллой Рокона — в честь нынешнего хозяина. Но отец наотрез отказывался менять прежнее название. Перечить ему никто не смел. Вот и звали по-разному: вилла Эндира, летняя вилла, старая вилла. Я открыл глаза, поднял руку и откинул тяжелую овечью шкуру, которой был укрыт. Было ужасно жарко и хотелось пить. Шкура сползла и упала на пол. — Проснулся, — раздался голос брата. — Проснулся! — Не ори, — одернул Олтера голос дядьки Остаха. Наставник склонился надо мной, вытирая мне пот со лба. — Как ты, парень? — Пить… — только и смог просипеть я. — Это сейчас. — Остах повернулся к глиняному кувшину, стоящему на столе. И велел брату: — Беги к отцу. Шлепанье босых ног, звук откинутой занавеси и громкий удаляющийся крик: «Проснулся! Отец, брат проснулся!!!» Остах приподнял меня и подсунул подушку под спину. Затем приподнял обеими руками под мышки и прислонил к стене. Придерживая голову, напоил водой вдосталь. Когда я напился, он спросил, внимательно глядя мне в глаза: — Ты меня узнаешь? — Да, дядька Остах, — кивнул я. — Где мы находимся? — продолжал свой расспрос воспитатель. — Дома, — ответил я. И уточнил: — На вилле Эндира. У нас было два дома. Летняя резиденция и зимняя, в Декурионе, горском священном городе-крепости в глубине гор. Безрадостное место.