Арратой кивнул. Спорить было глупо. — Я разговорил их, они открылись мне. Тогда я начал думать. И готовиться. Ты хотел свободы для себя, я — для всех. Арратой вновь кивнул в ответ. — Но я благодарен тебе. Из-за твоего желания сбежать мои глаза раскрылись, и я начал думать. И сейчас ты говоришь верно. — Братья! — закричал затем мосластый, вскакивая на бортик резервуара, за которым еще недавно прятались восставшие. — Я — Коска Копон, по прозвищу Череп — беру вас под свою руку! Толпа взревела, вскидывая вверх кулаки с зажатыми в них кинжалами. — Клянетесь ли вы идти со мной в бой и слушать меня в бою? Толпа вновь взревела. Слышалось: «Клянемся!.. Клянемся!..» Коска вскинул руки, призывая к тишине. И он ее дождался. — А кто не выполнит приказ, тому я проломлю череп, не будь я Коска Череп! От этой нехитрой шутки толпа грохнула хохотом и заулюлюкала. — И вот мой первый приказ: стройся вдоль дороги! — Коска махнул рукой, указывая дорогу, по которой совсем недавно хотел уйти Арратой. Бывший учетчик дернулся, чтобы встать в строй, но Череп велел ему: — Останься. Троица также осталась подле вожака. Впрочем, вскоре они, повинуясь команде Коски, ринулись в толпу бывших рабов, пинками и тумаками расставляя тех в шеренгу плечом к плечу. Шеренга растянулась так далеко, что лица в конце ее Арратой не мог рассмотреть. — Поможешь мне, — бросил ему Череп, опять запрыгнув на бортик. — Слушайте меня! — крикнул он, и сотни глаз уставились на него. — Арратой, — он указал на купца, — пройдет мимо вас. Кто услышит «стой», будет стоять. Кто услышит «иди», сделает шаг назад. — Идем, — велел Коска и направился к главе шеренги. — Это просто, — сказал он Арратою. Ткнув пальцем первого, Коска сказал «стой», второму — «иди» и толкнул того пальцем в грудь. Затея была нехитрой, и Арратой кивнул, мысленно простонав про себя, вспомнив длину шеренги. Егер с Киором двинулись вместе с Арратоем, подталкивая непонятливых. «Стой, иди. Стой, иди. Стой, иди, стой, иди». Повторяя эти слова, вскоре потерявшие для Арратоя свой смысл, он не забывал тем не менее подталкивать назад тех, кто «иди». Лица восставших мелькали перед ним, но ни одно из них не задержалось в памяти. — Стой. Иди. Стой. Иди. «Недавно я считал рабов, — думал про себя Арратой, продолжая свою бесконечную скороговорку „стой-иди-стой-иди…“. — Кого я считаю сейчас? Раньше я отделял тех, кто может выпить воды, от тех, кто должен продолжать работу. Что ждет тех, что остались стоять? И куда пойдут те, кто шагает назад?» Вопросы эти скользили внутри Арратоя, не сильно его занимая. По-настоящему, остро и настойчиво, в мозгу бился лишь один вопрос: «Что делать?» Наконец, когда последний человек получил едва заметное касание «иди», Арратой оказался у того самого камня, сидя на котором он наблюдал за схваткой. Арратой рухнул на него, обессиленный. — Теперь те, кто стоят первыми, идут к нему, — и Коска указал на Клопа. Тот помахал рукой. — Пошли! — заорал Коска. И тут же взревел: — Кто сзади — стоит на месте! Стой на месте, тупоголовый осел! А то кишки вокруг ног намотаю! «Он явно военный, — по-прежнему отстраненно подумал Арратой. — И не из простых вояк. Так быстро организовать толпу бестолковых рабов!.. Коска Копон по прозвищу Череп. Я запомню тебя. И постараюсь держаться как можно дальше». Арратой вздохнул и поднялся. Держаться подальше стоило когда-нибудь в другое время, не сейчас. Второй раз отсидеться на камушке во время драки ему не дадут. За такое Череп и вправду удавит бывшего купца его же собственными кишками. Арратой подошел к Коске, руганью и пинками сбивающему тех, кто «иди», в боеспособное подразделение, и спросил: — Я стою или иду? Коска оторвался на миг и посмотрел на подошедшего купца. — Ты стоишь, купец. Стоишь в сторонке. Можешь даже присесть. Твоя голова слишком ценная. Она мне еще пригодится. И Коска Череп отвернулся, заорав: — Куда? Куда, сожри тебя Безносый! Стой на месте! «Что ему известно про меня? Неужели он знает то, чего знать никак не может?» — подумал Арратой, шагая к своему камушку. Ему разрешили отсидеться. Что же, казармы и бараки зачистят и без него. А он отдохнет. И подумает о содержимом своей драгоценной головы. Тем временем Клоп разделил свою толпу на две примерно равные части. А Киор, которому Череп поручил командование над другими, — свою. Клоп расставил людей у бараков, а Киор — у казарм. У входа и выхода. По плану, врывались одновременно с двух сторон, встречаясь внутри посередине здания. Арратой был уверен, что в зданиях никого нет, или он ничего не понял в скайдах. Те не будут отсиживаться в стороне, когда идет бой. А гвалт восставшие подняли такой, что и глухой бы услышал. Однако людям нужна уверенность. И небольшая тренировка. Впереди их ждал Старый Пост со старой, обветшалой, но стеной. И это уже был крепкий орешек. Коска Копон по прозвищу Череп рубанул рукой воздух, заорали: «Давай!» и «Начали!» Киор с Клопом, и ревущие толпы, отшвырнув сорванные с петель половинки ворот, хлынули в здания. Арратой оказался прав. Никого в них не оказалось. Кроме глупого мальчишки-учетчика в бараке. Его, избитого, поволокли к Коске и бросили к ногам. Череп нагнулся, что-то спрашивая, а потом наотмашь ударил парня по лицу. «Не так ответил. Сказал, что раб-учетчик», — догадался Арратой. Толпа схватила несчастного и поволокла к резервуару. Раскачав, его бросили в черную жижу земляного масла. Арратой услышал: — Раб! — Раб! — Здесь больше нет рабов! — Искупайся, раб! Парень выплыл, подтянулся на руках и перевалился через бортик, рухнув на острые камни, которыми еще недавно убивали надсмотрщиков. Арратою показалось, что плечи парнишки сотрясаются от рыданий. Облепленный бурым маслом, стекающим с него, он встал и побрел прочь, подальше от толпы. От боли и унижений. Того, что случилось дальше, не ожидал никто. Откуда в руках вчерашнего раба, опьяненного свободой, но оставшегося по сути своей говорящим животным, оказался факел, никто позже не смог сказать. И горцы, и имперцы старались держать огонь как можно дальше от Колодца. Позже Арратой уверился, что сам Пагот, любитель жестоких шуток, подсунул светильник в руки идиота. Как бы то ни было, шатающийся, избитый учетчик пытался отойти подальше от толпы. И вдруг над этой людской массой расцвел маленький огненный цветок, и факел, крутясь и чертя круги, полетел вслед удаляющемуся рабу. И попал прямо в спину, сбив того с ног. Факел остался лежать на земле, догорая. А мальчик-учетчик вспыхнул новым, живым факелом. Вскочив, он заметался, жутко воя, объятый пламенем. Толпа завороженно молчала, глядя на этот танец смерти. Арратой увидел, что один только Коска Череп сорвал с себя пращу, намереваясь прекратить мучения несчастного. Увы! Пагот-шутник сегодня разошелся не на шутку. Зло хохоча, бог согнулся от смеха и схватился за живот — так ему были смешны людские потуги. У ног пращника, который мог сбить воробья с ветки со ста шагов, не оказалось ни одного камня! Живой факел приблизился к краю Колодца. Ничего человеческого в жутком вое не различалось. Застыв на краю пропасти, парень закачался… Коска нашел наконец камень, раскрутил пращу… И живой факел рухнул в пропасть Колодца, пропав из глаз застывших от ужаса людей. Вой затихал в глубине Колодца, удаляясь. Люди переглядывались, боялись дышать. Но вот раздался гул, хлопок — и над Колодцем взвилось гигантским огненным фонтаном пламя. Клубы жирного непроглядного черного дыма поплыли вверх… Воющий кусок мяса, недавно бывший живым, полетел в ревущую печь Колодца: недоумок-палач ненадолго пережил свою жертву. Но их всех, стоящих у Колодца, это не спасет. Каждый понимал: за потерю источника земляного масла Империя найдет каждого. И каждого предаст самой лютой казни. Например, сожжет так же. Живьем в Колодце. Глава 12 Арратой никогда до сегодняшнего дня не задумывался о вооружении горцев-надсмотрщиков. С чего бы ему об этом думать? Он их просто боялся — как и все остальные рабы. После победы над надсмотрщиками горские кинжалы мигом разошлись по рукам. Вооружилась едва ли треть восставших. Плети, по общему молчаливому согласию, никто брать не стал. Мечей, топоров, копий в казармах не нашли. Как и доспехов и щитов. Видимо, Империя не захотела тратиться на наемников. А сами горцы считали ниже своего достоинства вооружаться — хватит с рабов и плетей. Так, во всяком случае, решил Арратой. От горящего Колодца старались держаться подальше. Избавившись от неволи, опьяненные вседозволенностью, восставшие начали ломать и выкидывать из окон казармы столы, лавки, лежаки. Коска с помощниками мигом угомонил разбушевавшихся, загрузив работой. Труд был не чета рабскому — прибрать поле боя, воздав как своим, так и чужим. Тела рабов, не выживших в скоротечной схватке, наскоро побросали в пылающее жаром нутро Колодца. Огонь уже не бил таким фонтаном, но жирные клубы дыма по-прежнему поднимались ввысь. Трупы убитых горцев обшарили и раздели и также с гиканьем и шуточками отправили в Колодец. Колодец забирал слишком много жизней, потому большинство рабов жило по правилу: умри ты сегодня, а я завтра. И сейчас восставшие, наполненные до краев победой и свободой, откупались от Колодца — телами своих мучителей. — Кто убил хотя бы одного горца?! — выкрикнул Коска. Толпа зашевелилась, и из нее стали выходить люди. Вышли и встали отдельно от остальных человек тридцать. — Это ваше, — и Коска указал на кучу одежды, оставшейся от горцев. — У раба нет ничего своего. Но мы теперь не рабы! Он первым подошел к груде, не выбирая, взял просторные штаны, домотканую рубаху, овечью безрукавку. Сапоги смог подобрать не сразу. Никто не смел подойти и заняться примеркой, пока одевался вожак. Но стоило Черепу отойти, как восставшие гурьбой кинулись к куче. — Кто будет драться — глаза выдавлю! — предупредил Коска и направился к бывшему учетчику. — Что, не досталось одежки? — Коска криво ухмыльнулся и сел рядом. — Мне и так неплохо, — проворчал Арратой, с отвращением глядя, как двое тянут в разные стороны сапог. В отличие от остальных, Арратой был одет на имперский манер. И в его комнатушке хранилась даже пара смен одежды. Все-таки он был неправильный раб. — Что хмурый такой? — засмеялся Коска и хлопнул Арратоя по плечу. Вместо ответа бывший купец показал рукой вверх, на гигантскую черную тучу, собирающуюся над головами. Тяжелый черный плащ ткался дымной нитью из пылающего Колодца, грозя укутать все окрестные горы. — На эту тучу сейчас смотрит каждый горец в этих проклятых горах. Как маяк нам в темечко светит. А чем занят местный рекс — я даже думать не хочу… — А ты захоти, — неожиданно резко прервал его Коска. — Что? — не понял Арратой.