Они долго сверлили друг друга глазами, но за кинжалы не схватились. Затем сын отвел глаза и неожиданно мягко попросил: — Выслушай меня, отец. Хродвиг шумно выдохнул и откинулся на спинку трона, положив руки на подлокотники. — Хотим мы или нет, имперские законы уже в горах. Дан Дорчариан по имперскому закону отдает своего наследника в Империю. Так? Как в сказке жители деревни отдают Хозяину гор самую красивую девушку. Так? Сравнение было глупое, но дан кивнул. — Хозяина гор можно одолеть, отец. Или обмануть. — И как ты собрался это сделать? — По закону, отец. Имперский закон — вот оружие против чудовища. И против самого арнского престола. Они сами выковали это оружие и сами его закалили. А также сами выложили это оружие на прилавок — берите, мол, пользуйтесь. Только они пока не поняли, как опрометчиво поступают. Имперцы льют в уши всем племенам, до которых дотягиваются, потоки слов о нерушимости арнского закона. Хродвиг фыркнул и потянулся к чаше. — Кто смог оспорить строки древнего уложения? «Наследник Дорча, если будет на то его воля, может отправиться в свой священный город Декурион, дабы поклониться своим богам в День середины лета», — подняв глаза к потолку, по памяти произнес Эндир. Хродвиг наливал себе вино из кувшина, не отвечая. Вино журчало и темной синей струйкой лилось в чашу. — Никто не смог оспорить! Имперцы скрипели зубами, но согласились! Их закон, их оружие. Я читал раз за разом эти древние строки разным чиновникам: архивариусам, префектам, судьям, самому наместнику! Их корежило, их ломало, но что они могли сказать? Я победил в этой схватке их же оружием. Не так ли, отец? — Гимтар все глаза себе проглядел, разыскивая этот проклятый свиток! — фыркнул дан. Наполнив чашу, он взял ее в руку и откинулся на спинку кресла. — И как ты смог узнать об этом договоре? Ни я, ни другой правитель дорча до меня и слыхом не слыхивали… Все было правдой. Лет восемь назад Гимтар по просьбе брата месяц просидел в казне Декуриона. Золота с серебром там отродясь не водилось, а вот древнего хлама хватало. Сын надышался пыли и чихал так, что все шутили, мол, у него скоро нос отвалится. Но Гимтар выполнил порученное — нашел соглашение. И отправил брату. А там уже Эндир убедил местных законников найти имперскую копию в архиве, доказав подлинность. А затем заставил разрешить ему поездку домой в соответствии с этим законом. Первую поездку домой за семь лет обучения! И единственную во всей истории, что помнили горцы, уже не одну сотню лет отдававшие наследников в заложники. — Законы Арны — уже в наших горах, отец, — с нажимом продолжил Эндир. — По этим законам они откусывают у нас нашу землю — кусок за куском, кусок за куском. — Эндир ударил кулаком по столу. — Колодец, шахты, имперская вилла! Но теперь мне известны законы и правила игры! И я верну нашу землю! — Что еще за детская игра? — спросил Хродвиг. Он сделал долгий длинный глоток, и небо слегка защипало. — Та самая, в которую играют все. И взрослые тоже. — Я не играю в игры, — махнул рукой Хродвиг. — Что за чушь… — Столхед и Гимтар. За Столхед — земли алайнов, которые теперь станут нашими. Но станут при условии, если Гимтар — будущий дан. А что же должно стать со мной? — Губы Эндира искривились. — Я должен упасть со скалы? Получить нож в печень? Меня должны умертвить имперцы, когда ты поднимешь против них мятеж? Хродвиг поперхнулся вином и закашлялся. — Чем не взрослая игра? Игра дана? — Эндир горько усмехнулся. — А ты говоришь, что не играешь в игры, отец. Но если это знаю я, знает и Векс. Он только и ждет повода, чтобы вторгнуться в долину. По закону! — Мы сметем их! Выкинем с нашей земли! — Хродвиг отшвырнул недопитую чашу. Вино залило стол, а чаша, обиженно звеня, запрыгала по полу прочь, подальше от разгневанного правителя. — И что, все в горах поддержат тебя? Ты пойми, даже в окраинном занюханном селе пойдет слух, что имперцы защищают истинного наследника! Старшего сына! Потому как именно имперцы этот слух и пустят. А самого наследника поставят во главе армии, дадут ему воинов… — Если ты сделаешь это… я убью тебя своей рукой! — Хродвиг сжал в кулак красные пальцы, залитые вином. — Этого еще не случилось! Игра может пойти так, а может и не пойти. Имперцы мечтают стравить брата с братом! Сына с отцом! И тогда они возьмут еще кусок нашей земли. Хродвиг вновь схватился за подлокотники трона. — Но откуда ты… — Знаю про твое будущее восстание? — перебил его Эндир. — Эта игра, отец. И Векс Кней — отличный игрок. Мастер! Гворча ударят тебе в спину, и восстание захлебнется, не успев начаться. Эндир подошел к столу и обмакнул в красную винную лужицу палец. Поводил им задумчиво по гладкой поверхности. — Тогда Векс казнит непокорного дана дорча, и его сыновей, и каждого десятого мужчину из нашего даипа, а наши реки вновь окрасятся горской кровью. — Эндир провел пальцем от лужицы к краю стола, и вино устремилось по проложенному руслу, застучав красной капелью о каменный пол. — Как встарь. А на твой трон в Декурионе усядется гворча. Который с радостью примет над собой полную власть императора. Как тебе такой исход игры, отец? — устало спросил Эндир и наконец сел в кресло напротив. А дан Дорчариан, наоборот, поднялся. — Гворча едят у меня с руки… — рубя воздух ладонью, с уверенностью, которую не испытывал, сказал Хродвиг. — Поговори с людьми, — ответил Эндир. — На последнюю ярмарку имперские торговцы, эти жадные шакалы, тайком привезли несколько подвод с имперскими нагрудниками. Ведь это не был товар для тебя? — Нет… — опешил дан. Он впервые слышал о таком. — Вот видишь! Эти доспехи уже у гворча. Они только и ждут сигнала о выступлении. — Но откуда тебе это все известно? — тяжело опустился обратно дан. — Я тоже веду свою игру, — улыбнулся Эндир. — Свою маленькую, незаметную игру. И веду уже довольно давно… И сейчас, лежа на кошме рядом со спящим правнуком, Хродвиг незряче перебирал пряди в овечьей шкуре. А перед глазами у него стояло улыбающееся лицо сына. Которого, как оказалось, он совсем не знал. Хранитель улыбнулся в ответ своему сыну, которого, волей Матери Предков, он сумел пережить. «И что же, сын? Ты украл у меня своего брата, задурив ему голову этой имперской трепотней. Еще и с гордячкой Столхед этой, будь она неладна, все получилось не так…» Ултер вновь заворочался во сне, и старик успокаивающе погладил его по голове. «Ты умер, сын. Твой брат, Гимтар, — недогорец и не сможет вырастить парня. Рокон — хороший дан, но не сможет отказаться от калеки. Хорошо еще, есть люди в горах, которые понимают, что калека не может быть наследником. Не может править». Хранитель вспомнил о хвором близнеце, и рука, гладящая Ултера, дрогнула. «Кто же вырастит достойного дана? — вновь подумал старик. — Мне не успеть. Хоар хорош. Но пока все не узнают правду о нем — его не будут слушать. А едва узнают — Хоар не жилец. Когда нужно, Гимтар умеет быть беспощадным». Итак, оставалось еще то, чего Хродвиг не учел. Оставалось то, что он не решил. Пока не решил. И потому смерти придется подождать. Ей не впервой. Ултер Жизнь в деревне начинается рано. Сквозь сон Ултер слышал, как шли женщины на утреннюю дойку, гремя подойниками. Потом шумно гнали стадо гогочущих гусей. Надрывались петухи, споря, кто из них горластее. А потом уже и Хродвиг растолкал его: — Вставай, лежебока. Завтракать пора. Ули подскочил, как подброшенный. «Тихоня! Я же вчера не расседлал и не расчесал Тихоню!» — Где моя лошадь? — спросил он Хродвига. Тот заулыбался и пожал плечами: — Вот молодость! Глава Хранителей собирается судить ведьму во всеми забытом глухом селе, но должен знать, где находится лошадь одного маленького мальчика! Ули покраснел. — Мне нужно было расседлать, вычистить и расчесать ее, — объяснил он Хродвигу. — А я забыл… И уснул. — Не переживай, — Хранитель потрепал его по голове, — Немой все сделал. Его хлебом не корми — дай за животиной поухаживать. Хранитель откинул тяжелый ковер и открыл настежь дверь повозки. Утренняя свежесть и яркость мигом вытеснили ночной сумрак и духоту походной спальни. — Проснулись? — послышалось откуда-то снизу. Ули нагнулся и посмотрел под повозку. Поверх охапки сена на расстеленной кошме лежал Хоар, покусывая травинку в зубах. Тяжелая черная бурка, которой он укрывался, лежала рядом. — Староста с самого рассвета уже по краю поляны ходит, круги нарезает, — сказал он, ловко выкатываясь из-под повозки. — Как рука, Ултер? Ули потрясенно посмотрел на свою руку. Он совсем забыл о том, что она у него болит! Он потряс ею, сжал пальцы в кулак, помахал — боли не было! Совсем. И припухлость спала, а синяк рассосался. — Не болит! — радостно закричал он. — Не болит! — а потом, вновь вспомнив о самом важном, спросил: — А где моя лошадь? И седельные сумки? — Немой с ними ночевал, — махнул рукой в сторону редкого перелеска Хоар. — С конями, мулами… Ули вприпрыжку побежал в указанное место. — Куда! — закричал ему вслед воин. — Ну, сорванец!.. Сзади послышался легкий шум бегущего человека. Ултер припустил еще сильнее. Шум не изменился. Он обернулся и увидел, как неподалеку бежит один из чернобурочников. Воин улыбнулся — у него не хватало одного переднего зуба, поэтому улыбка вышла разбойничьей. Ули не испугался и улыбнулся в ответ. Он понял, что хватать и возвращать мальчика назад воин не собирался. — И умойся заодно! — велел Хоар. Ултер вломился в невысокий кустарник и сразу увидел стоянку. Мулы и все лошади были расседланы и привязаны к длинному свежесрубленному шесту — коновязи. Рядом крутился Немой. Чуть в стороне, у костерка, полулежали еще двое из охраны. Услышав шум, они вскинулись, но, увидев Ули, плюхнулись обратно. В котелке над костром что-то побулькивало. В стороне аккуратными стопками высились разложенные седла и прочая сбруя. Мальчик нашел свои седельные сумки. Яблок было много — спасибо Быку, — и он угостил своих грозных охранников и Немого. Чернобурочники белозубо улыбались, благодаря его, а Немой только кивнул и одобрительно промычал, кивая на щетку в руке мальчика. Отвязав Тихоню, он отдал поводья мальчику и кивнул в сторону неширокого ручья. Ултер завел Тихоню в воду, разделся и залез туда сам. Плескаясь, он вычистил Тихоню под внимательным, но одобрительным взглядом Немого. Когда он закончил, его кожа покрылась гусиными пупырышками и зуб на зуб не попадал. Возница что-то промычал в сторону охранников, и один из них бросился растирать мальчика жестким полотнищем. Другой заставил выпить из глиняной кружки горячего, с дымком, отвара.