–  Не знаю, откуда господин Ольховин раздобыл эту игрушку для своего сына, но подозреваю, что петушок попал в их семью далеко не безобидным и совсем не праведным способом. Господин Ольховин ради своего сына был готов на все. Он обожал этого ребенка. И когда врачи поставили ребенку страшный диагноз, дав от силы несколько месяцев жизни, он пришел в отчаяние. Собственно говоря, оба родителя были убиты горем. Старшие дети почему-то не вызывали в них таких бурных чувств. А вот этот последний ребенок, родившийся у пожилой уже четы, неожиданно произвел в их сердцах переворот. –  Именно тогда у матери Василия и наметились первые сдвиги психики. Но отец, хотя внешне он и держался лучше своей супруги, проводящей дни в рыданиях, молитвах и истериках, переживал еще глубже. –  Он поклялся, что сделает все от него зависящее и не зависящее, чтобы ребенок остался жив. Он платил бешеные деньги врачам, чтобы у его ребенка было все самое лучшее из того, что могла предложить медицина тех лет. И наконец врачи были вынуждены сказать, что теперь все в Божьих руках. Никогда особенно не веривший в Бога Ольховин помчался в церковь. –  Неизвестно, что он пообещал там Господу в обмен на жизнь своего сына. Так же, как неизвестно, откуда он принес этого серебряного петушка и что он сделал, чтобы добыть эту игрушку. Ценность серебряной погремушки, по словам Аделаиды, заключалась именно в ее истории. Существовала легенда о том, что это своего рода амулет, подаренный графом Калиостро кому-то из болезненных младенцев дома Романова. Младенец после такого подарка оживился, поздоровел и прожил долгую жизнь. Так что эта погремушка получила добрую славу и переходила в семье Романовых из поколения в поколение. После революции, когда царская семья была расстреляна, игрушка находилась в музее. И вдруг неожиданно всплыла в семье Ольховиных. –  Откуда же она там взялась? –  Ни я, ни жена Ольховина, ни даже кто-либо из врачей у нас в больнице не рискнули задать этот вопрос Ольховину. Все видели, в каком состоянии находился бедный отец. А ребенку, надо отдать должное, немедленно стало лучше. Через несколько дней после появления возле его кроватки петушка у ребенка впервые за все время лечения наметилась положительная динамика. А еще через месяц мы выписали мальчика, которого, честно говоря, не чаяли видеть живым. –  Потрясающе! Что же, неужели, петушок помог? –  Не могу вам этого сказать точно. Лично я не верю в такие вещи. Но чудеса иногда случаются. И я не могу отрицать того, что вначале у нас почти не было надежды на выздоровление Васятки. –  Но он выздоровел? Не так ли? –  Да. Вот только… Он был очень странным ребенком. С самого своего рождения он меня поражал совершенно недетским взглядом своих глаз. Нет, поймите меня правильно, Васятка мог и бегать, и шалить, как и все другие дети. Но бывали у него такие минуты, когда он становился словно бы отрешенным от этого мира. Чем взрослей был мальчик, тем отчетливей становились заметны его отличия от сверстников. Васятка был невероятно добр. Жадности, злости или себялюбия в нем не было ни грамма. Он мог спокойно и даже с радостью отдать любимую конфету, которую уже почти положил себе в рот, просто увидев просящий взгляд кого-то другого. И при этом он так искренне радовался, словно получил удовольствие в десять… нет, в сто раз превышающее вкус самой конфеты. –  Так что, когда он сказал матери, что подарил петушка одному человеку, она даже не удивилась. Правда, отец пытался надавить на сына и вернуть в дом дорогую вещь, но маленький Васятка не испугался гнева своего родителя. –  Папа, петушок уже сделал свое дело, – только и сказал он в ответ на упреки отца. – Теперь я здоров и навсегда останусь с вами. Петушку у нас делать было нечего. Его ждали другие дела. –  Кому ты отдал его? –  Хорошему человеку. Не бойся, папа, петушок не пропадет. За него будет куплена жизнь одной бабушки. –  Какой еще бабушки? –  Хорошей. Не переживай, папа, я все сделал, как меня научила Матушка Мария. И устремив на все еще рассерженного отца странный пристальный взгляд, ребенок произнес: –  Вспомни, что ты сам пообещал ей, когда просил о моем выздоровлении? Вспомнил? Так и не жалей о петушке. Он сам тебя нашел в ответ на твои молитвы. А теперь петушку пришло время уходить дальше. В ответ Ольховин только разинул рот. Ему очень живо припомнилось, как, стоя на коленях на холодном каменном полу, он слезно молил у деревянной иконы с Богоматерью. И как обещал измениться сам, делать благие дела и быть щедрым к другим людям, которым понадобится его помощь. С этого момента Ольховин изменился к сыну. Конечно, он его любил по-прежнему. Но теперь к любви примешивалось и еще другое чувство – нечто вроде уважения пополам со скрытой опаской. Тем не менее отец и сын были близки. Под руководством сына Ольховин действительно менялся в лучшую сторону. И когда его подстрелили, плакали все. Один лишь Васятка пришел на похороны с сухими глазами и сказал: –  Отец мой много грешил в молодости. Но затем добрыми делами он почти заслужил царство Божие. Не плачьте! Ведь теперь, после своей мученической кончины, он туда точно попадет! Нетрудно предположить, что столь странные рассуждения Василия не могли не вызвать кривотолков среди собравшихся на похороны деловых знакомых Ольховина. Говорили, что мальчишка не дружит с головой, что он вовсе дурак и даже нуждается в лечении. Но он совсем не рвался продолжать дела отца. Бизнес быстро свернул, сказав бывшим конкурентам своего отца, которые, скорей всего, и застрелили Ольховина, чтобы прибрать к рукам его бизнес: –  Бог вам судья. Только не принесут вам деньги моего отца счастья. Кровь на них. Плачу о вас, потому что скоро эта кровь падет и на вас. И молюсь о ваших семьях, дабы кровь не задела и их невинные души. И действительно, все три конкурента не перенесли перестроечной гонки. Каждый был убит. Одного застрелили братки, когда он приехал «на стрелку». Второй взорвался в собственной машине. А третий повесился у себя в квартире, причем умудрился сделать это при четырехметровых потолках безо всякой помощи табуретки. Она стояла аккуратно отодвинутая в сторонку, а входная дверь оказалась закрытой снаружи. А вот семьи этих людей остались целы и невредимы. Никого из них не тронули, и они благополучно пережили те страшные годы. Особого богатства не нажили, но зато сохранили свои жизни и здоровье. –  Собственно говоря, вот и все, что я знаю про ту историю, – сказала Аделаида. – Как видите, совсем немного. –  Но выходит, Ольховин не пытался разыскать подаренного его сыном петушка? Вернуть дорогую вещь обратно в дом? –  Нет. Если у него такие мысли и были, то после разговора с сыном они его совершенно оставили. Ольховин был потрясен тем, что сказал ему сын. Нет, не думаю, что он бы пошел поперек слова младенца. –  А… А сам Василий? –  Что? –  Ну, он бы не хотел вернуть себе петушка? Но задавая этот вопрос, Мариша и сама понимала всю его бессмысленность и даже нелепость. Аделаида даже не стала отвечать. Она лишь пожала плечами и фыркнула. Ей-то легко фыркать! А каково было Марише, когда единственная приличная версия в ее расследовании приказала долго жить? Выйдя от Аделаиды, Мариша покрутила головой по сторонам. Так, куда ей теперь? Ах да! На кладбище. Но сначала в обувной магазин! На улице стало как-то особенно промозгло и сыро. И Мариша пугалась даже одной мысли, чтобы поехать на кладбище в промокших насквозь сапогах, а потом еще и шагать там по ледяной жиже. А вон неподалеку, кстати говоря, и магазинчик! Очень симпатичный обувной магазинчик. Надо зайти туда! –  Будем считать, что пара крепких кожаных ботинок на невысоком каблуке или устойчивой платформе там для меня точно найдется. Едва Мариша вошла в магазин, как к ней подкатила на роликах молоденькая девушка: –  Здравствуйте! В нашем магазине именно сегодня проводится акция! Можно взять две пары обуви по цене одной! –  Как здорово! – искренне обрадовалась Мариша, как всякий нормальный человек обожающая покупать дешевле то, что другие купят дороже. – А в чем суть вашей акции? –  Две по цене одного! Вот на этих двух стендах стоят вещи, которые участвуют в акции. Вы должны выбрать одну пару обуви с одного стенда, а вторую с другого. Их стоимость суммируется, а вы платите всего лишь ее половину. –  Ага! Скидка пятьдесят процентов. –  И к тому же вы получаете за ту же цену не одну вещь, а сразу две! Ну, что же. Акция Марише понравилась. Давненько она не отоваривалась зимней обувью. Кажется, еще с прошлой зимы. Да, давно ей пора обновить обувь! И модели вроде бы стоят симпатичные. Вон те розовенькие хорошенькие дутики, например. Или те красненькие с божьими коровками. Или вон беленькие! Или синенькие с меховой отделкой. Они тоже очень ничего, хотя и выглядят несколько вызывающе. Очень скоро Мариша поняла, что на всех полках стоят удивительно пестрые ботинки. Причем на одной полке стояли вещи очень недешевые, а на второй совсем простенькие из кожзама или даже просто велюра. Но последние Мариша отвергла решительно и бесповоротно. Хватит с нее замши и велюра. В нашу сырую городскую зиму, когда все дороги вокруг раскисают от тающего снега, не нужна ей такая обувь! А про обувь, где верх сшит из текстиля, Мариша даже вообще говорить не хотела. Хорошо, пусть верх будет из байки, но тогда нижнюю часть надо сделать из резины! Дешево и практично. Такой вариант уже носили наши бабушки. Только тогда он назывался калошами и носился преимущественно с валенками. Мариша сама носила хорошенькие беленькие валеночки с аппликацией из спелых клубничек. Валенки она проносила целых два сезона, и они у нее ничуть не испачкались, потому что снизу прикрывались красными калошками. Ей бы и в голову не пришло без калош шлепать по грязи! И решительно отвернувшись от этих изысков ненормальных дизайнеров, Мариша остановила свой выбор на двух сапожках. Одни были высокие с кокетливыми серебристыми бантиками, а другие до середины ноги на практичной черной «гейше». Ничего особенного, но на ноге сидели как влитые. И при этом даже умудрялись выглядеть хорошенькими. –  Мне нравятся вот эти две модели, – обратилась Мариша к девушке-продавцу, которая как раз в этот момент проносилась мимо нее на роликах. Все продавцы тут катались на роликах. Но оно и правильно, площадь магазина была велика. А на роликах они успевали обслужить гораздо большее количество покупателей. И уставали, наверное, не так сильно. Однако Маришу продавщица разочаровала. –  Невозможно, – воскликнула она, едва кинув взгляд на выбранные Маришей сапожки. –  Почему? –  Вы взяли обе модели с левого стенда. –  Ну да. И что? Обе эти вещи участвуют в акции. Разве не так? –  Вы должны взять одну вещь с левого стенда, другая должна быть с правого, – ответила девушка и, не переставая улыбаться, умчалась куда-то дальше. –  Но я… Бесполезно! Продавщица уже укатилась в необозримую даль. Мариша покосилась на выбранные ею сапоги. Не так уж они ей и нравятся, если честно. Конечно, получить их за полцены – это еще куда ни шло. Но если взять к ним в нагрузку еще две пары розовых чудовищ из непрактичных тряпочек, но стоящих совсем не так дешево, как должно бы быть, то получится даже дороговато. И поставив сапоги на место, Мариша пошла в зал, в котором стояла обувь, не участвующая в акции. А вот эти замшевые ботильоны совсем не плохи! И каблучок такой красивый, словно выточенный из дерева. Взять их? Ах нет! Снова будет замша. Да и носить такие низкие ботиночки зимой почти то же самое, что ходить босиком по снегу. Нет, пожалуй, она еще посмотрит. Может быть, вон те – кожаные? Вот только зачем же тут такой высоченный каблук? Сомневаясь, Мариша все равно надела понравившиеся сапоги, и ее голова чуть было не коснулась потолка. Как неустойчиво! К тому же люди начали кидать на явно нетвердо держащуюся девушку опасливые взгляды, и Мариша поторопилась снять с себя опасные сапоги. Еще не хватало ей сейчас громыхнуться со всей высоты своего роста! Внезапно у нее зазвонил телефон. –  Ну, куда вы пропали? – услышала она взволнованный голос Гавроша. – Вы где?