(K): Вот так жил спокойно, а потом меня придавило любовью, словно гранитной плитой. Только о тебе думаю. Все время. (S): Кицууунэ))) Все! Хватит! (K): Тебе смешно? (S): Немножко! (K): Сайонара, тогда ответишь на один очень сокровенный и важный для меня вопрос? (S): Конечно. (K): Какой у тебя размер груди? (S): Еще раз пишу: дурак! Заблокирую тебя… (K): Нет! В нашей стране запрещена эвтаназия! А ведь я безнадежно болен любовью. Хотя, если я тебе надоел… Не мучай. Блокируй. Зачем мне жить в мире, в котором рядом нет тебя? * * * Юрий Михайлович торжественно положил на стол плитку молочного шоколада. — Пожалуйста! — довольным голосом проговорил он. — В это воскресенье не забыл. — Пап, но ты уже задолжал две шоколадки! — рассмеявшись, проговорила Оля. — От сладкого зубы портятся. И кожа! — проговорила Ксения Борисовна, расставляя на столе чашки. «И в боках разносит» — с досадой подумала Оля. Которую неделю она не могла начать ограничивать себя в сладостях и выпечке. Уж такой пример перед глазами! Стройная Цвета в облегающей спортивной форме, на которую пускают слюни все парни-десятиклассники на уроке физкультуры. — Ладно, ограничимся одной плиткой, — вздохнула Оля. — Ну как прошла очередная неделя в школе, птенчик? — обратился к дочери Юрий Михайлович. — Я столько времени пропадаю на новой работе. Когда возвращаюсь, ты уже, поужинав, торчишь целыми вечерами в своей комнате. — Все с кем-то переписывается, — поддакнула Ксения Борисовна. — Переписываться законодательством не запрещено! — покраснев, в свое оправдание воскликнула Оля. — Ты бы столько времени урокам уделяла, — покачала головой Ксения Борисовна. — Представляешь, Юр, на неделе за самостоятельную работу по алгебре двойку получила! Сдала пустой листок на проверку. — Это был новый материал, и я его не сразу поняла, — принялась объяснять отцу Оля. — Но уже во всем разобралась. И переписала работу. Это случилось еще во вторник… В тот день Оле было совсем не до алгебры. Как и в последующие дни, когда она в школе практически не общалась с Женей. Рина, словно нарочно, вцепилась в нее и следовала всюду тенью, боясь, что Потупчик окажется рядом. Олю это напрягало. Воробьева не могла взять в толк, почему Рина так ревностно относится к Жене. Неужели все дело в том, что общение с ним так испортит репутацию? А что, если она правда ревнует? Вдруг между ними что-то было? Слишком яро Синицына реагирует на любые разговоры о рыжеволосом неформале… — О чем же ты думаешь на уроках? — всплеснула руками Ксения Борисовна. — Одна любовь на уме. Оля посмотрела на папу, который внезапно снова помрачнел. — Что плохого в любви? — спросила она, не сводя взгляда с отца. — Когда она нечаянно нагрянет. Отец закашлялся. Нет, с ним точно что-то не то! — У нас есть в школе одна девочка, — начала Оля, — ее зовут Цветолина. — Как? — растерянно переспросил Юрий Михайлович. — Цветолина! — повторила Оля. — Так вот, ее отец ушел в другую семью, к маме одиннадцатиклассника, с которым у Цветы вражда… — Как в кино, — пробормотала мама. Отец же снова нервно схватился за край скатерти. Тогда Оля продолжила: — Если бы наш папа ушел к другой женщине… Тут Ксения Борисовна не выдержала и так громко стукнула кулаком по столу, что вздрогнули все чашки с ложками. И Оля от неожиданности подскочила на стуле. — Господи, Ольга, что с тобой? Вторые выходные подряд заводишь какие-то бредовые разговоры! Это новая школа так на тебя влияет? Оля не знала, что сказать. Да, кажется, она переборщила. Но видела ведь, что папа что-то скрывает! Почему мама его выгораживает? Как прекратить это вранье? В дверь позвонили. Ксения Борисовна первой выскочила из-за стола. — Это мама! Нортона привезла. Оля засеменила вслед за Ксенией Борисовной. — Бабушка! — выкрикнула девочка, когда мама распахнула дверь и впустила в прихожую гостей. — Нортон! Голландская овчарка с тигровым окрасом уже бросилась в Олины объятия. — На Московском шоссе страшная авария, — снимая шляпку, пожаловалась бабушка Оли, Тамара Васильевна. — Три машины столкнулись, мы полтора часа простояли. Вы же знаете, как Нортон относится к пробкам. Пес, услышав слова хозяйки, жалобно заскулил. В коридор вышел Олин папа. — Здравствуйте, Тамара Васильевна. — Здравствуй, Юрочка! — Пожилая женщина чмокнула в щеку зятя. — Ну, как твоя работа? — Кипит! — проговорил Юрий Михайлович. — Он там днями и вечерами пропадает, — покачала головой Ксения Борисовна. Оля в этот раз промолчала, чтобы снова не попасть в немилость матери. — Надолго вы нам оставляете своего обормота? — ласково потрепав Нортона по загривку, спросил Юрий Михайлович. — На неделю, — ответила Тамара Васильевна. — В следующий понедельник у меня с утра самолет. В Кемере сейчас плюс семнадцать! — Хорошо! — вздохнула Оля. — Неплохо, — согласилась Тамара Васильевна. — У меня от затянутого серого неба снова мигрень. Оленька, тебя оставляю за главную. Я сменила корм, прошлый Нортон не ел, только растаскивал по квартире и прятал по углам. А вот его подушка! Оля с готовностью протянула руки к подушке. — Положу ее в своей комнате. Нортон будет спать у меня. Пойдем, мой хороший, покажу тебе твое пристанище на ближайшую неделю. Пес, завиляв хвостом, направился вслед за девочкой. — Даже не переживает, что его в отпуск с собой не берут, — покачала головой Тамара Васильевна. — Он же любит Ольгу, чего ему переживать? — засмеялась Ксения Борисовна. — Мама, проходи на кухню, мы как раз кофе пьем. Зайдя в комнату, Оля тут же бросила взгляд на раскрытый ноутбук, где на экране мигало непрочитанное сообщение. Обняв подушку Нортона, девочка присела на край кровати и придвинула к себе ноут. Щелкнула по тачпаду. В сообщении говорилось: «Сегодня в два часа. На Воскресенской набережной. Ты готова встретиться?» От волнения даже руки задрожали и сердце забилось учащенно. Нортон положил подбородок на колени девочки, и Оля заглянула в его черные преданные глаза. — Что, мой хороший? — спросила она у пса. — Прогуляемся? Глава пятая Мокрые острые снежинки летели в лицо, с Невы дул ледяной ветер. Нортон, поджав уши, трусил впереди, периодически оборачиваясь и проверяя, идет ли Оля следом. Девочка куталась в большой клетчатый шарф и выглядывала парня, пригласившего ее на встречу. Заметив его, прибавила шаг. Женя поджидал Олю у бронзовых сфинксов, помещенных на гранитные постаменты. — Привет! — выдохнула Воробьева. Она так боялась не успеть к двум часам, что от быстрой ходьбы у нее закололо в боку. — Привет! — улыбнулся Женя. — Вау, какой пес! Это твой?