Позволив шепоту слететь с моей спины, я подхожу к стойке, и миссис Беверли смотрит на меня грустными глазами, словно понимает. — Что тебе подать, Кензи? — Два кусочка лимонного безе. Она замолкает, и я тоже, осознав свою оплошность. Это единственное, в чем Мэдисон всегда могла рассчитывать не меня — принести ей кусочек торта. Кусочек чего угодно, на самом деле. Это было нашим делом. Даже когда мы не могли выносить друг друга, я всегда заходила сюда и приносила ей кусок торта. Мои глаза горят от нахлынувших эмоций. — Я... я имею в виду о-один кусочек... Миссис Беверли качает головой, ее глаза затуманиваются. Как обычно, она отрезает два ломтика и неуверенно улыбается мне. — Два кусочка. Безвозмездно. Я веду борьбу со своими эмоциями. Зажав нижнюю губу зубами, я крепко сжимаю ее, пытаясь сдержать слезы. — Спасибо, — выдыхаю я, мои руки дрожат на коробке. Я прижимаю коробку к груди, не поднимая покрасневших глаз, когда выхожу. Я иду по улице обратно к своему дому, но громкий смех впереди заставляет страх завибрировать по всему телу. Я чуть не роняю коробку. Когда я поднимаю глаза, парни замечают меня. — Ну, ну, ну, — Винсент растягивает слова. — Если это не самый главный нарушитель спокойствия в городке. Страх пускает корни в животе. Остальные ребята смеются. Я понимаю, что сегодня их только трое. Маркуса и Себастьяна нет. Расправив плечи, я сжимаю руками коробку с едой и пытаюсь протиснуться мимо них. Я не стану устраивать сцену, когда все в городке уже думают, что я ненормальная, но Винсент преграждает мне путь. Его тяжелая рука ударяет меня в грудь, отталкивая назад. Воздух выбивается из моих легких, и я задыхаюсь, с трудом удерживаясь на ногах. — Теперь ты не такая крутая, правда, Райт? Мое сердце неуверенно колотится в груди. Я борюсь, чтобы вдохнуть воздух. — Уйди с дороги, или да поможет мне Бог, — предупреждаю я. Мой голос выдает меня, показывая им, насколько я напугана. Они все смеются, охая над моей демонстрацией бравады. — Что собираешься сделать, принцесса? Распространять еще больше лжи? — издевается Зак рядом с Винсентом. Гнев, печаль и чувство вины, которые безрассудно копились во мне, вырываются наружу. Язвительные слова срываются с моих губ, как у одержимого человека. — Нет! — рявкаю я. — Я разоблачу вас всех, кто вы есть на самом деле. Я знаю, что вы сделали, и не остановлюсь, пока справедливость не восторжествует. Не остановлюсь, пока весь городок не узнает, что вы убийцы. Не остановлюсь, пока ваши колледжи не вышвырнут вас вон. Не остановлюсь, пока вы не достигнете... Винсент двигается так быстро, что я даже не замечаю его руки, пока он не обхватывает мое горло, и толкает к кирпичному зданию позади. Моя голова ударяется о кирпич, и боль взрывается, ошеломляя меня на несколько секунд. — Ты ни хрена не понимаешь, о чем говоришь. Ты совсем рехнулась? Сколько раз мы должны говорить тебе, чтобы ты держала свой гребаный рот на замке? — В-вы... у-убийцы, — я задыхаюсь от давления на горло. Глаза Винсента сверкают гневом, и он увеличивает давление. — Ты пожалеешь, что связалась с кем-то из нас, Маккензи. Если из-за тебя я лишусь стипендии, ты труп. Он отпускает меня и протискивается мимо, ощетинившись от гнева. Все мое тело дрожит, когда я смотрю, как они уходят, и думаю, что я в безопасности, пока Трент не выбивает коробку из моих рук. Она падает на землю, лимонное безе рассыпается у моих ног. — Ты не выиграешь эту битву, милая, — зловеще говорит он, проходя мимо. Они трусят по тротуару, ни о чем не заботясь. Я остаюсь стоять там, моя грудь вздымается от гнева, когда я пытаюсь сделать ровный вдох, ярость горит в моих венах. Может, я и не выиграю эту битву, но я точно выиграю эту чертову войну. На следующее утро я просыпаюсь от стука в дверь своей спальни. Я стону от оглушительного вторжения и выпрямляюсь на простынях. Мои затуманенные глаза фокусируются на маме и папе, которые стоят с гневом, написанным на их лицах. Моя сонливость внезапно рассеивается, и я сажусь, страх поднимает мой пульс на несколько ступеней. — Что ты наделала? — Что вы имеете в виду? Я ничего не слышу, кроме рева крови в моих венах. — Тебе предъявили иск о клевете. Мои глаза расширяются, и я резко смеюсь. — Прости, что? Это шутка? Мой отец швыряет стопку бумаг на кровать, гнев окрашивает его лицо. — Это похоже на чертову шутку, Маккензи? Я беру одну из фотографий в стопке, и мой желудок сжимается, когда я вижу, что написано на двери гаража. Я подбираю снимок за снимком, и на каждом из их гаражей написано одно и то же. Они ни за что не подумают, что это сделала я. Когда у меня было время? Ярко-красной краской из баллончика написано «убийца» на дверях гаражей в каждом из их домов. Слова Винсента снова и снова звучат в моей голове. — Ты пожалеешь, что связалась с кем-то из нас. Я копаюсь в бумагах, пробегая глазами по юридическому жаргону. Я не могу обмозговать все это. — Как мы можем помочь тебе, Маккензи, если ты продолжаешь заниматься подобными вещами? Дыхание застревает в горле, на глаза наворачиваются слезы. — Ты действительно думаешь, что я настолько глупа, чтобы сделать что-то подобное? Когда у меня было время? Я знаю, что они это сделали... — Хватит! — рявкает папа. — Ты понимаешь, что означает этот суд? Разве похоже, что у нас есть деньги на адвоката, Маккензи? Страх впивается мне в грудь когтями. — На кой черт мне адвокат? Я ничего не делала! Они стоят за этим! — Просто успокойся. Я позвоню шерифу Келлеру за помощью, и мы решим, что делать дальше, — говорит мама усталым голосом. Оба моих родителя поворачиваются, чтобы уйти, и я сползаю с кровати, моя грудь тяжело вздымается. Я держусь на волоске. Мои эмоции и рассудок кипят. — Когда вы оба мне поверите? — Когда ты наконец скажешь правду, — огрызается папа, захлопывая за ними дверь. Я падаю обратно на кровать, страх поселяется в основании моего позвоночника. Я снова беру стопку, просматривая все. Они меня подставляют. Они заставляют меня выглядеть так, будто я проблема в городке, так что они все могут уехать в закат и посещать свои колледжи без каких-либо проблем. Я быстро одеваюсь и шаркаю вниз по лестнице. Хоть я и хотела бы остаться в своей комнате, мне нужно знать, что происходит. Я не могу допустить, чтобы этим ублюдкам сошло с рук что-то еще. На кухне полный хаос, какой я видела за последние дни. Мама говорит по телефону, а папа разговаривает с бабушкой и дедушкой. Я даже не слышала, как они вошли, когда одевалась. Когда я переступаю порог, все оборачиваются и смотрят на меня. Почему я чувствую себя чужой — совершенно нежеланной в собственном доме? Я направляюсь прямо к кофейнику и наливаю себе чашку. Обычно мама что-то говорит о моем потреблении кофеина, но, очевидно, не сегодня. Она вешает трубку с кем бы то ни было, скорее всего с шерифом Келлером, прежде чем устало вздохнуть и потереть виски. — Я только что говорила по телефону с шерифом Келлером, а потом с Джаредом из компании. Он решил помочь нам. Мы можем бороться с иском. У них нет доказательств, что ты написала любое из этих граффити. Все, что нам нужно, это надежное алиби. Итак, Мак, пока Джаред не пришел, где ты была прошлой ночью? На моем лице появляется мрачное, разочарованное выражение. — Вчера ночью я была дома. Я никуда не ходила. — Черт, Мак...