— Оседлай меня, грязная девочка. Я не теряю ни секунды. Мое сердце сильно бьется, когда я встаю с пола и забираюсь к нему на колени. Мы небрежно убираем шлейф моего платья рядом, чтобы он не мешал, когда я устраиваюсь на нем. Его член длинный и толстый между моих ног, когда я сдвигаю свои стринги в сторону, открывая ему свой центр. Его руки сжимают мои бедра, и без предупреждения он дергает меня вниз, входя в меня по самую длину. Я со стоном откидываю голову назад, и моему телу требуется несколько секунд, чтобы привыкнуть к его длине. Я такая мокрая, что он скользит в меня без всяких ограничений. Я чувствую себя невероятно наполненной. Настолько переполненной, что, кажется, не могу отдышаться. Подушечки его пальцев впиваются мне в бедра, побуждая двигаться. Я кладу одну руку ему на плечо, а другой обхватываю подголовник для опоры, начиная двигать бедрами вверх и вниз, оседлав его. Баз расслабленно откидывается на кожаное сиденье, наблюдая, как его член исчезает внутри меня. Он облизывает губы, его глаза темнеют от вожделения при виде наших тел, соединяющихся. Я вращаю бедрами круговыми движениями, трусь клитором о него. Чувствую, как нарастает оргазм, угрожая затянуть меня под воду. Убрав руку с его плеча и обнимая за шею, я пытаюсь приблизить его рот к своему, когда хриплые стоны срываются с моих губ, но Баз не двигается с места; вместо этого он наблюдает за мной. Он наблюдает за выражением моего лица, когда я трахаю его. Он наблюдает за нашими телами. Его взгляд скользит по моим губам, и я наклоняюсь, пытаясь снова поцеловать его, но он сжимает мои волосы, тянет мою голову в сторону и оставляет дорожку обжигающих горячих поцелуев вниз по шеи. — Баз, — умоляю я. Когда его большой палец начинает поглаживать мой клитор, я на грани слез. Это слишком. В этой позе, когда вся сила на мне, проникновение глубже. Я чувствую себя такой наполненной, что едва могу дышать. — Поцелуй меня, пожалуйста, — задыхаюсь я, пытаясь снова, но Баз лишь продолжает свой путь вниз по моей шее. Я начинаю расстраиваться, когда мой оргазм угрожает ворваться в меня. Почему он меня не целует ? Словно читая мои мысли, он хватает меня за бедра, и внезапно я оказываюсь в воздухе, а затем на спине, лежа боком на сиденьях. Он снова входит в меня, нависает надо мной и трахает. Я больше не в силах сдерживать стоны. Они громкие, эхом отдаются вокруг нас, отражаясь от кожи и стекла. — Чья это киска? — рычит Баз, вдавливая меня в сиденья. Я открываю рот, чтобы ответить, но вместо этого вырывается писк. Я не могу подобрать слов. Его рука скользит вверх по моему телу и срывает бретельку платья с плеча, обнажая грудь. Он стонет от разочарования, понимая, что у меня наклейки на сосках. — Я. Сказал. Чья. Это. Киска? — выдавливает он, выговаривая каждое слово грубыми толчками. — Она твоя, — хнычу я. Мои глаза трепещут и закрываются, волнение моего оргазма так близко. — Повтори еще раз. Скажи, чья это, черт возьми, киска, Маккензи. Скажи, что ты понимаешь. — Она твоя! — я кричу, когда оргазм врывается в меня. Дрожь сотрясает мое тело, и глаза закрываются. Всплески цвета становятся ярче за веками, и эйфория поднимает меня на такой уровень, на котором я никогда раньше не была. Я задыхаюсь, цепляясь за его руки и плечи, словно он мой спасательный круг и якорь настоящего. Кончая, Баз дергается надо мной, входя в меня. Осознание начинает оседать в моем затуманенном похотью мозгу, и я напрягаюсь. Моя грудь сжимается, когда я открываю глаза и вижу, что он смотрит на меня сверху вниз с пустым выражением. Он наказывал меня. Вот почему он не поцеловал меня. Он наказывает меня за то, что я подпустила Трента так близко. За то, что позволила Тренту поцеловать меня. Я имею полное право злиться, и я злюсь, но не так, как на себя. Я вляпалась по уши. Их слишком много, и это сбивает с толку. Мое сердце и разум находятся в состоянии войны с этим человеком и его друзьями. Я хочу бросить все расследование и построить это — что бы это ни было — с Базом, но я должна Мэдисон. Я должна ей все объяснить. Даже если она никогда этого не услышит, справедливость должна восторжествовать. Молча мы оба приводим себя в порядок. Я поправляю бретельку платья, прикрывая грудь и нижнюю половину. Баз снова натягивает брюки и проводит рукой по волосам, выглядя таким же спокойным и собранным, как всегда, будто он только что не трахал меня до бесчувствия. Баз может поверить, что я не хотела, чтобы Трент целовал меня, но он все равно наказывает меня. Всю дорогу до курорта он холодно и отстраненно держится. Он извиняется, говоря, что у него работа, но говорит, что один из охранников отвезет меня в пентхаус, если я хочу туда. Он больше не целует меня на ночь. И я ощущаю последствия этого в своем сердце. Со слезами на глазах и ледяным холодом в груди я смотрю, как он уезжает бог знает куда. В ту же секунду, как за Маккензи захлопывается дверца машины, я нервно провожу рукой по волосам, дергая их за кончики, пока малейшая боль не обжигает кожу головы. Если бы Трент поцеловал любую другую девушку, я бы не беспокоился. Но это была не какая-нибудь другая. Это была гребанная Маккензи — та самая, которую я не могу выкинуть из головы в любое время дня. Я просыпаюсь и думаю о ней; я на работе думаю о ней. Она, блядь, вторглась в каждую частичку моей жизни, включая курорт, который я построил. Ее близость в любое время дня и ночи сводит меня с ума. Она, черт возьми, сводит меня с ума. Я никогда не испытывал такой бессмысленной потребности владеть кем-то или быть рядом с другой девушкой, как с ней. И Трент, этот конченый ублюдок, знал, что делает сегодня. Они все знают. Ничего не изменилось с той ночи, когда открылся клуб. Ребята все почувствовали сдвиг. Плечи Маккензи поникли, когда она вошла во внутрь. Мой взгляд следует за ней в этом золотистом платье, которое идеально облегает ее изгибы, пока я не перестаю ее видеть. Я не должен был позволять ей уйти. Я не должен был позволять делам идти так, как они шли. Она не виновата, что Трент поцеловал ее, но это не помешало мне наказать ее. Я хотел, чтобы она забыла, как ощущаются его губы. Хотел заменить все это со мной. С моим ртом на ее коже, с тем, как я трахаю ее. Я хотел быть единственным существом в ее орбите, единственным мужчиной в ее мыслях, потому что, видит Бог, она единственная девушкой в моей. — Куда, мистер Кинг? Не отрывая взгляда от непрозрачных стеклянных дверей курорта, я знаю, что это единственное место, где они все будут. — К Королям. Подъезжай сзади. Я бы хотел, чтобы мое присутствие сегодня стало сюрпризом. В ту же секунду, как я открываю дверь, я точно знаю, к кому пришёл. С целым рядом противоречивых эмоций, пронизывающих меня, я вхожу внутрь, спокойный и отчужденный, как всегда, не сводя глаз с ублюдка со светлыми волосами и зелеными глазами. Ярость кипит в моем животе, и прежде, чем я осознаю это, мои руки сжимаются в кулаки, и я пересекаю комнату, замахиваясь на Трента. У него не хватает времени, чтобы увернуться от удара. Мой кулак сталкивается с острой линией его челюсти, заставляя его голову откинуться в сторону от силы. Я наношу дополнительный удар левой рукой ему по лицу, просто для пущей убедительности. Раздаются крики, и остальные парни начинают действовать, пытаясь оттащить меня от Трента, но я хватаюсь за лацканы его смокинга и использую это как рычаг, ударяя его о затемненное стекло, выходящее на танцпол клуба. — Если ты еще раз попробуешь такое дерьмо, клянусь, я тебя прикончу. Ты меня понял? Трент морщится от боли, и струйка крови капает из одной ноздри, когда он смотрит на меня, огонь кипит в его глазах. — Твое сердце в игре, Себастьян. Это на тебя не похоже. — Ты ни черта обо мне не знаешь, Эйнсворт. Помни об этом. Я отталкиваюсь от него, делая столь необходимый шаг назад, чтобы отдышаться и успокоить бурю, бушующую внутри меня. Когда я оглядываюсь на остальных ребят, они настороженно наблюдают за мной. За все годы нашей дружбы, между нами, никогда не вставала девушка. Я не позволю этому случиться сегодня — это того не стоит, — но я также сообщаю об этом. Маккензи под запретом. Скарлетт под запретом. Кто бы она ни была, черт возьми — Она. Под. Запретом. Я прищуриваюсь, пристально глядя на каждого из парней. Маркус скрестил руки на груди и хмуро смотрит на меня. Зак помогает Тренту встать, похлопывая его по спине, будто он боец, который только что проиграл на ринге и нуждается в помощи. Винсент по-прежнему сидит на диване, как и тогда, когда я вошел. Он потягивает из хрустального бокала, наблюдая со скучающим выражением лица. — Она под запретом. Мне все равно, даже если это против правил. Мне плевать, если вам это не нравится. Свяжетесь с ней, и у нас будут проблемы. Всем все ясно? — Когда, блядь, ты стал вожаком? Нельзя не заметить презрения в голосе Зака. Я прищуриваюсь, стискивая зубы, чтобы сдержать гнев, бушующий в моем теле. Сделав угрожающий шаг вперед, я стараюсь говорить тихо и ровно. — Я всегда был вожаком и всегда был главным. Давайте не будем забывать об этом. Вы все пришли ко мне, помните? Я решил ваши проблемы, и теперь вы будете делать все, что я скажу, потому что я здесь главный. Наступившая тишина почти душит. Не обращая внимания на их гнев, я иду к бару и наливаю себе выпить. Расстегнув пуговицу на смокинге, я сажусь напротив них, ожидая, кто заговорит следующим. — У нас был план, Себ. Ты дал нам слово. На этот раз Винсент едва сдерживается. Я откидываюсь на кожаную обивку, демонстративно перекидывая лодыжку через колено. Я делаю большой, крепкий глоток из стакана и беру паузу, просто чтобы донести до него свои следующие слова. — Я все еще даю вам слово. Но эта маленькая игра принадлежит мне, и если вам, ребята, она не нравится, — я демонстративно смотрю им всем в глаза, — Тогда вот там расположена чертова дверь. Медленно до меня доходят мои слова, и напряжение в комнате рассеивается. Маркус садится на стул рядом со мной, и Зак звонит одному из охранников на нижнем этаже, который готов привести на ночь кучу желающих девушек. Единственный, кто все еще топчется в углу, это Трент. Он открыто смотрит на меня, даже после того, как приходят девушки. Одна пара садится по обе стороны от него; одна целует его в шею, а другая гладит его через брюки. Я поднимаю свой почти пустой стакан в его сторону, что только еще больше злит его. Он агрессивно хватает обеих девушек и тащит их по коридору в одну из открытых комнат. Маркус стоит рядом со мной с великолепной, пышной рыжей, привязанной к его боку. Он делает паузу перед самым уходом. — Ты тычешь медведя в Трента. Говорю тебе, мужик, — предупреждает Маркус. Я пожимаю плечами. — Он узнает свое место. Рано или поздно. Маркус качает головой, юмор освещает его черты, но даже так, я все еще вижу беспокойство в его глазах. — Нашел кого-нибудь, кто привлек твое внимание? — спрашивает он, имея в виду девушек в клубе, которых я хотел бы привести сюда, чтобы трахнуть. Я качаю головой, не делая ни малейшего движения, чтобы встать.