– Возможно, так и есть. – Не нервничайте. Я ведь обозначил свои намерения, разве не так? Помните, я вам рассказывал о более мягком, более щадящем подходе к лечению? Вам незачем меня бояться. – Главврач произнес это так заботливо, его голос был исполнен такой отеческой мудрости, что казалось, будто он пытается подбодрить Рики. – Я всего лишь хочу, чтобы вы навестили одного из своих друзей-пациентов. – Кого? Неужели это Кэй? Что, если, пока его держали в изоляции, ее притащили вниз для чего-то более худшего, чем шоковая терапия? Он осознавал, что паникует и торопится с выводами, но ничего не мог с собой поделать. Кроуфорд рассмеялся так неожиданно и громко, что Рики споткнулся на ступеньках. Главврач мгновенно, почти автоматически развернулся и подхватил его под локоть, не позволив упасть. При этом он продолжал спускаться и даже не замедлил шагов. – Сегодня нас просто переполняют вопросы, верно? Где же ваша страсть к приключениям, мистер Десмонд? Ваша любовь к тайнам? В последнее время он не мог думать ни о чем, кроме тайн. Рики воздержался от ответа, молча спускаясь вслед за главврачом. Он начал дрожать от холода, вдруг остро осознав, как давно не видел настоящего дневного света. Ему казалось, что в этот раз на лестнице темнее, но он помнил дорогу и больше не спотыкался. Он не понимал, как вообще пациенты могут выживать в этом подземелье. Как они доживают до утра, если он окоченел всего лишь через пять минут? Они спускались все ниже и ниже. Рики и забыл, насколько глубок этот спуск. Ему казалось, он занимает меньше времени. Возможно, в его видениях это так и было, поскольку он спешил, влекомый гулким стуком невидимого сердца. Когда они достигли самого нижнего отделения, главврач сделал знак одному из снующих здесь санитаров, указывая себе за спину, – туда, откуда они пришли. Охрана. Он не хотел, чтобы им снова помешали. Рики сомневался, что в этот раз сестра Эш сюда придет. Он сжал губы и поднял голову, уставившись в лицо санитару. Не удостоив его даже взгляда, тот отправился на указанное место и занял пост, обратившись в статую часового. Они остановились у второй двери слева. На этот раз в отделении царила практически полная тишина, но взгляд Рики все равно неумолимо притягивала последняя дверь справа. Девочка из его сна, она сейчас там? Он поспешил переключить внимание на главврача, опасаясь обнаружить перед ним свою заинтересованность. Дверь с громким скрипом отворилась. Она была такой тяжелой, что даже Кроуфорду с его крепким сложением пришлось навалиться на нее всем телом. Главврач с натугой выдохнул, и мятный аромат достиг обоняния Рики, но в следующее мгновение он уже заглядывал внутрь, не в силах справиться с любопытством. – Ага, отлично! – протянул главврач, жестом приглашая его войти. – А вот и наша маленькая звезда. Ты, разумеется, помнишь Пэтти. Я подумал, тебе может быть интересно взглянуть, как она поживает после своего необычайного представления. Глава 23 Палата была обставлена совсем не так, как ожидал Рики. В настоящее время ее заливал ослепительно-яркий свет белых хирургических ламп, установленных по обе стороны больничной каталки. К каталке была пристегнута ремнями Пэтти. Ее косящие глаза метались в разные стороны. Их взгляд упал на Рики, и ее рот открылся от удивления. Вероятно, выражения их лиц были очень похожи, потому что ему показалось, что он непрошеный гость не только в палате Пэтти, но и на какой-то серьезной операции. Рядом с пациенткой с несчастным видом стояла сестра Эш, держа в руках полный шприц. Возле каталки находился металлический стол, на котором на листе чистой бумаги были разложены хирургические инструменты. – Пэтти шла на поправку, но этот процесс был слишком медленным, – произнес главврач. – Когда выздоровление проходит так медленно, высок риск рецидива. Иногда, как бы нам ни было сложно принимать подобное решение, приходится помогать пациенту совершить качественный скачок вперед. Более щадящий подход не всегда оказывается эффективным. Мы пытаемся, терпим неудачу и, бывает, вынуждены признать ограниченность наших возможностей в отношении определенных повреждений рассудка. Теперь его голос напрочь был лишен теплоты и дружелюбия. Он уже не принадлежал разочарованному отцу, а звучал так холодно и отстраненно, как будто его обладатель учился быть человеком по учебнику медицины. Он смотрел на Пэтти ничего не выражающим взглядом. Она ерзала на каталке, пытаясь освободиться от пут, но лишь до тех пор, пока главврач не поднял руку и не сделал знак медсестре, которая, слегка поколебавшись, вонзила иглу в руку Пэтти. Дверь за спиной Рики была открыта, но он всем телом ощущал присутствие санитара, который, загораживая выход, наблюдал за происходящим. Рики оказался в ловушке. – Что… Что вы с ней делаете? – спросил он. Страх охватил его. Как такое могло быть альтернативой щадящему лечению? Все, что главврач говорил об ограниченности своих возможностей, было неправдой. Уязвимой стороной здесь была Пэтти. Рики невольно представил себе, что это он лежит здесь, пристегнутый к каталке ремнями. Пациенты умирали в этой клинике. Он это знал. Он лично видел их истории болезни. – Этот прием изобрели в Португалии, но усовершенствовали здесь. Раньше все было куда ужаснее и подразумевало высверливание в черепе самых настоящих отверстий и все такое, – бесстрастным голосом небрежно пояснял главврач, ожидая, пока подействует обезболивающее. Он взял длинный тонкий предмет, напоминающий огромный гвоздь. Луч света отразился в его серебряном наконечнике, скользнув вдоль инструмента подобно слезе. – Уолтер Фримен провел работу над этим методом, окончательно его усовершенствовав. Главврач секунду любовался гвоздеподобным приспособлением, а затем шагнул к Пэтти, ожидая, пока сестра Эш, сделав глубокий вдох, слегка приподнимет лицо пациентки, подготовив ее к манипуляции. Рики смотрел прямо ей в нос. – Это был блестящий врач, но его преследовала постоянная неудовлетворенность своей работой, – продолжал бормотать главврач. Рики не верил своим глазам, а также тому, что сестра Эш способна так спокойно ему помогать. Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки. «И кто здесь чудовище? – мелькнула яростная мысль. – Так вот в чем заключается тайна этого темного, ужасного подвала и всего, что тут происходит». Умер, умер, умер… – Постоянная неудовлетворенность, – повторил главврач. – Совсем так же, как и у меня! Теперь все гораздо проще. Гораздо гуманнее. Трансорбитальная лоботомия стала настоящей революцией. Кое-кто считает этот метод лечения варварским и устаревшим. Я согласен с тем, что сейчас существуют способы получше. Тем не менее к нему приходится прибегать, когда медицина бессильна, как в случае Пэтти. Рики бросился вперед. Он должен был это остановить, ведь Пэтти отвлекла внимание на себя, позволив ему ускользнуть. И ему по-прежнему казалось, что Пэтти испортила великий вечер главврача намеренно. Это внушало уважение. И восхищение. Он хотел ее спасти. Санитар схватил его за плечи и оттащил назад. – Это не займет много времени, – утешил его главврач. Он без предупреждения поднял свой штырь, и Рики, вздрогнув, крепко зажмурился. Звук был не менее ужасен. Он услышал резкий вдох, затем последовал стук и характерный треск. Через короткую паузу все повторилось. Рики похолодел и дрожал всем телом. В висках громко стучало. Из коридора за его спиной донесся громкий вопль. Он раздался где-то в соседних палатах. В нем звучала ярость. И странным образом – сочувствие. Он начался с крика маленькой девочки, заглушаемого тяжелой дверью. К нему тут же примкнули другие голоса, слившись в жуткий хор, который он уже слышал в своем видéнии. Ему хотелось плотно зажать уши руками, но их крепко держал санитар. Медленно тянулись минуты. Он не решался открыть глаза. Если бы только он мог отключиться и не слышать этих криков, этих воплей… – Ну вот, не так уж это и страшно, верно? Когда пройдет действие обезболивающих, она будет в полном порядке. Думаю, в будущем мы можем ожидать от нее поведения получше. «В ее поведении и прежде не было ничего дурного, – думал Рики. – Возможно, она была совершенно нормальной. Просто Пэтти нравилось петь и у нее был чудесный голос». Он бы тоже пел, если бы у него был такой голос. Он вспомнил, как иногда по выходным Мартин играл на гитаре в парке и он начинал ему подпевать – с совершенно серьезным видом. Это было ужасно, он был не в состоянии повторить мелодию, даже зная слова, и они всякий раз из-за этого разражались хохотом. Ему хотелось спрятаться внутри этого воспоминания, укутаться в него, как в теплое одеяло, но спасения от леденящего холода палаты он не находил. Когда Рики открыл глаза, главврач с сияющим видом горделиво стоял над своей пациенткой и, казалось, не замечал приглушенных воплей, заполнивших подвал. Рики встретился взглядом с сестрой Эш и ощутил всю глубину ее отчаяния. Так же, как и он, она оказалась в ловушке и никак не могла повлиять на происходящее. Перед ними на каталке было безвольное тело спящей Пэтти. Глава 24 – Я не понимаю, – сказал Рики, глядя на главврача широко раскрытыми глазами. Он уже не пытался вырваться, обмякнув в руках удерживавшего его санитара. Тем не менее для себя Рики решил, что если они попытаются пристегнуть его к этой проклятой каталке, он будет сопротивляться до последнего. – Нет, понимаешь, – мягко возразил главврач. Он положил штырь на поднос и, подойдя к столу, опустил ладонь на щиколотку Пэтти. – Пэтти была зачинщицей и представляла угрозу здоровью других пациентов. Такого мы здесь не потерпим. «Мы за это наказываем», – мысленно досказал Рики скрытую угрозу главврача. Он взглянул на сестру Эш, которая с побледневшим лицом отвела глаза в сторону. Санитар разжал руки, выпуская его. Ему такое не грозило. Рики понял это потому, что сестра Эш молчала. Он испытал не то чтобы благодарность, но облегчение. Но почему она не вступилась за Пэтти? – Сестра Эш, останьтесь с пациенткой. Доложите мне, когда она придет в себя. – Да, сэр, – еле слышно ответила она. Рики с трудом сдержал приступ тошноты, вызванный отвращением. Но не к главврачу (он уже понимал, насколько тот ему не нравится). К медсестре. «Это ее работа, – напомнил он себе. – И она тебя защитила». Главврач как ни в чем не бывало прошел мимо Рики, напевая себе под нос какой-то бодрый мотивчик. Судя по всему, лоботомия привела его в хорошее расположение духа. Рики понимал, что должен последовать за ним, и стоило ему помедлить, как санитар вытолкал его за дверь, с грохотом захлопнув ее за ними. Они покидали подвал, и Рики это ничуть не огорчало, хотя он был встревожен тем, что они уходят под аккомпанемент несмолкающих криков и воплей. Не было похоже, что главврач их вообще замечает. Возможно, ему просто было все равно. Рики думал, что здесь держат самых тяжелых пациентов, но Пэтти таковой не была. Означало ли это, что с остальными обошлись в равной степени несправедливо? Он в глубокой задумчивости поднялся вслед за главврачом на первый уровень, и леденящий холод подземелья льнул к ним, как будто не желая отпускать. Рики смог немного расслабиться, лишь когда они оказались в залитом солнечным светом вестибюле. – Чего я на самом деле не понимаю, – сказал он, – так это того, зачем вы мне это показали. – Такова реальность того, чем я занимаюсь, – пояснил главврач. Его хорошее настроение улетучилось, он выглядел измученным. – Эта процедура способна убить. Мне постоянно приходится принимать решения, взвешивая, насколько оправдан подобный риск и способен ли он помочь пациенту избавиться от его отклонений. – У нее не было отклонений, – запальчиво возразил Рики. – Она всего лишь была эксцентричной! Не было никакой необходимости это делать, и уж точно незачем было показывать это мне! Что, если я расскажу обо всем маме, когда она приедет меня навестить? «Если она приедет…» – Я вам это показал, потому что я в вас верю, мистер Десмонд, и считаю, что у вас есть данные для того, чтобы стать необычайным молодым человеком. Но вам необходимо понять, что вы тем не менее находитесь в психиатрической клинике. Окружающие вас люди не приехали сюда в творческий отпуск. Они здесь находятся с тем, чтобы выздороветь и, если им повезет, вернуться в свои семьи. Вы правы, Пэтти была эксцентричной. Но в то же время – больной. Одно не исключает другого. То же касается и вас. Разница лишь в том, что у вас есть данные для того, чтобы стать чем-то бóльшим. Возвращение в семью – это не все, на что вы можете рассчитывать. – Он склонил голову к плечу, рассматривая Рики через свои странные маленькие очки. Почему у него такой грустный голос? – Сюда. Вместо того чтобы отвести Рики обратно в его комнату, он привел его и санитара в одну из комнат на первом этаже. Рики здесь еще не бывал. Главврач толкнул дверь, и их взгляду предстал санитар, протиравший пол. Он насвистывал, хотя радости в этом свисте не слышалось. Рики смотрел на комнату, ощущая, как его внутренности сворачиваются, завязываясь во множество узлов. Его мышцы напряглись, защищаясь от пронзающей их невидимой боли. Он узнал это устройство со всеми его зажимами и креплениями. Он узнал раму, призванную удерживать тело ровно. Он узнал белый экран для слайд-шоу. В комнате стоял запах мочи. И хуже того – страха. Как Рики ни старался, ему не удалось заставить себя сдвинуться с места. Он застыл, в мгновение ока снова оказавшись в Хиллкресте, в отвратительной маленькой комнатке в конце второго этажа в западном крыле. В оковах. В боли. От мятного дыхания главврача его едва не вывернуло наизнанку, и он с шумом втянул воздух, борясь с тошнотой. Ему и без того уже было плохо, а сейчас он был уверен, что его вырвет. – Эта комната не предназначена для пациента, который находится на специальной программе, для пациента с потенциалом, – ласково прошептал главврач, как будто добрые слова могли избавить Рики от парализующего ужаса этого момента. Дело было не в воспоминаниях, а в травме. Ему хотелось броситься на санитара и задушить его за то, что он насвистывает, устраняя следы самой настоящей пытки. – Тебе нечего здесь делать, Рики. Тебе незачем когда-либо еще оказываться в подобном помещении, и тебе незачем повторять судьбу Пэтти. Ты понимаешь?