Худая, верткая черноглазая брюнетка с длинным носом и нервными пальцами, которая ворвалась в мою спальню как раз во время ужина, оказалась местной модисткой, очень польщенной доверием хейзара, а оттого пугающе исполнительной. А я не хотела, чтобы меня трогали прохладными пальцами, обмеряли черным швейным сантиметром и нежно поглаживали голые руки, восхищаясь моим теплом. Не хотела и просто не смогла долго терпеть. Пятнадцать минут, и я, полураздетая, но очень решительная, заперлась в ванной, чувствуя странное дежавю, но упрямо держа оборону. – Давайте не будем расстраивать господина, – мягко журчал ее голос, – выходите, моя нежная, у нас еще столько дел. – Каких дел? Вы меня обмерили, с вашей модой я все равно незнакома, так что давайте вы мне просто подберете одежду из уже готового на свой вкус и все. Облегчим друг другу жизнь. Мое предложение оскорбило ее до глубины души. Слушать о том, что она профессионал, ее имя известно далеко за пределами Мглистого удела и вообще… – Я не позволю, чтобы об Алер Савьи говорили как о какой-то бездарной швее, которая не в состоянии справиться со своей работой! Ее гневный вопль еще звенел в моих ушах, когда в спальне послышалось недовольное: – Что здесь происходит? – Она заперлась! – возмущенно вскинулась Алер, но сообразила, в чьем присутствии позволила себе повысить голос, и тут же сбавила тон, заискивающе добавив: – Мы не успели дойти даже до выбора ткани. – Опять? – Кто-то был крайне недоволен, а я… я была ученая, и щель под дверью быстро заткнула полотенцем. Потому что безопасность прежде всего. В спальне царила пораженная тишина: все любовались концом полотенца, который я слишком ответственно просовывала в щель. – Это возмутительно, – задумчиво пробормотал Раяр, – считать, что меня может остановить какая-то тряпка… А в следующее мгновение я имела честь лицезреть медленно тающее под натиском тьмы полотенце. – Вы же можете так и от двери избавиться? – спросила я, медленно отступая к ванне. – Могу, – подтвердили мне самодовольно. – А почему не избавляетесь? – Так не интересно. Час на выбор ткани, еще почти два – на составление списка моделей, что я выбрала из эскизов этой… профессионалки (она тыкала пальцем в совершенно непонятные рисунки, утверждала, что мне это очень подойдет и смотреться я в этом буду просто дивно, а я послушно кивала и смиренно смотрела, как очередной номер заносится в кожаный блокнотик аккуратным, мелким почерком), и еще минут двадцать – просто рядом с Алер, пока она гладила мою руку и блаженно вздыхала. С легкой руки Раяра, по каким-то своим причинам нагрянувшего ко мне целых два раза за один день (причины он так и не назвал, казалось даже, что бедный хищник и сам был не в курсе, зачем приперся), я могла совершенно серьезно заявить, что хуже этого дня можно было считать только ужасный момент, когда я попала в этот безумный мир. * * * Завтрак стал для меня самым печальным приемом пищи из всех. И не потому, что он был утром и теперь, чтобы поесть, вставать нужно было раньше, чем я могла толком проснуться, но и оттого, что проходил он в компании Раяра. Обед и ужин он великодушно оставил только мне, но эти завтраки… На этот раз сложнее всего был даже не подняться с кровати (хотя большую часть ночи я была занята совсем не сном, а выбором фасонов одежды для своего будущего гардероба, и героичность моего восстания никто не смог бы отрицать), затруднительно было не сбежать из столовой, только туда зайдя. В просторном темном помещении, за новым столом, укрытым темной скатертью, сидели два темных хмыря. Мой кошмар и огонек. Тарелки из черного хрупкого фарфора были пусты, ясно давая понять, что ждали тут только меня, что очень странно. Обычно когда я добиралась до столовой, то заставала Раяра с бокалом чего-то янтарного и искрящегося. Он лениво цедил эту интригующую жидкость еще минут пять после того, как я усаживалась за стол и, не особо выбирая, наваливала что-то себе на тарелку. Самые жуткие пять минут за день. Даже в аггельских болотах тонуть было не так жутко, как сидеть под этим тяжелым, задумчивым взглядом и делать вид, что он меня совсем не напрягает. Минут через семь после начала завтрака мне удавалось расслабиться и наконец-то почувствовать вкус еды, которую я себе выбрала. Повар, если тут такой имелся, был просто мастером своего дела, и все, что я выбирала в бессознательном состоянии, было очень вкусным. Но что-то подсказывало, что сегодня мне не видать покоя даже через пятнадцать минут. Делмар светло улыбнулся и порывисто встал, заставив нас с мочалками нервно отступить. – Не стоит бояться, – нежно велел он, отодвинув стул, на который мне предлагалось сесть. – А где прежний стол? – Мы не подходили, мы стояли в дверях и смотрели на это безобразие весьма скромных размеров. Огромный стол, за которым я хотя бы отчасти могла чувствовать себя спокойной, заменили на маленький, квадратный, совершенно не успокаивающий столик. И столовая теперь казалась еще больше, и Раяр опаснее, и вообще… мне так не нравилось! – Я от него избавился, – небрежно отмахнулся Делмар от моего сдержанного недовольства. – Слишком большой. Зато теперь мы будем ближе друг к другу. Сегодня он был не помят, причесан и ужасно дружелюбен. Темный камзол, темная рубашка, темный камень в массивном перстне из потемневшего от времени серебра… Темные волосы, собранные в высокий хвост. А ведь ночью, мучимая модисткой, я узнала страшный секрет: есть в этом мире другие расцветки у тканей. Есть! И даже белый есть. А хейзары – они просто на черном повернутые, вот и весь секрет их гардероба. Дося, вцепившаяся в штанину, жалобно курлыкнула, и я полностью разделяла ее грусть. Попрошайничать мочалкам теперь будет крайне сложно. – Садись, – хмуро велел Раяр. Его вынужденная смена мебели тоже не особо обрадовала, но он смирился. И мне предстояло сделать то же самое. Делмар помог мне сесть, пододвинул стул – я почувствовала легкое дыхание на волосах, кто-то решил меня понюхать, воспользовавшись ситуацией, – и даже сам наложил мне на тарелку какую-то подозрительную субстанцию. Она появлялась на завтраке каждое утро, но я ее интуитивно избегала. Как оказалось, не зря. – Кушай. Меня ласково погладили по голове. Поймав мой ошалевший взгляд, этот… очень заботливый ужас участливо заметил: – Печень степных гаров очень полезна, а ты такая бледненькая. Мне бы очень не хотелось, чтобы ты умерла раньше, чем я смогу с тобой поиграть. – Делмар, – одернул его мой кошмар, – я уже говорил, что не отдам ее. – Это ты сейчас так говоришь, – улыбнулся родственничек хищника, бросая на меня загадочные взгляды. – Но давай будем откровенны друг с другом: ты никогда не мог долго терпеть людей, в отличие от меня. Мочалки схоронились под моим стулом, будто их здесь нет, и я очень хотела к ним. – И что это значит? – Не то чтобы мне было сильно интересно. Если быть совсем откровенной, знать-то как раз я ничего не хотела… но надо было. – Видишь ли… Прохладная ладонь легла поверх моей руки, нервно вцепившейся в нож. Делмар как стоял надо мной, так и продолжал стоять, беспечно вторгаясь в мое личное пространство. А ведь где-то в спальне, под подушкой, у меня лежал почти такой же ножик с тяжелой резной рукоятью, переживший наше путешествие к защитному куполу Излома, и эта мысль странным образом успокаивала. Не полностью, конечно, но дергаться я не стала, терпеливо снося это странное прикосновение. Чуть склонившись ко мне и мазнув по щеке мягкой темной прядью, прохладной и гладкой, как шелк, этот любитель человечинки произнес: – Раяр не видит пользы в играх, из всех человеческих чувств предпочитая страх, я же считаю, что ваша любовь куда как питательнее. – Чего?! Он совершенно точно поцеловал меня в макушку. Легко прикоснулся губами к волосам и сел на свое место. Даже стул поближе ко мне пододвинул, чтобы вновь можно было в мою руку вцепиться. А я ведь только дыхание перевела… – Не думаю, что брат тебе говорил, – быстрый взгляд на хмурого Раяра, так и не притронувшегося к еде, – но мы питаемся эмоциями, потому что это необходимо. Мы тоже когда-то были простыми велари. Детьми, если быть точнее, которым не повезло привлечь к себе внимание матери. Она забрала нас и изменила, наделила силой, сделала своими. Лишь на словах мы ее дети, но вся правда в том, что мы всегда были рабами, испорченными ее волей и живущими чужими эмоциями. Еще один быстрый взгляд на хищника. Короткий, опасливый, словно Делмар проверял границы дозволенного. Сколько еще он сможет мне рассказать до того, как его брат разозлится? Пока Раяр молчал. – Долгие годы я верил Рассах, не мог даже помыслить, чтобы ослушаться ее… – В задумчивости он начал перебирать мои пальцы, глядя куда-то поверх моей головы, на стену, где тонкими линиями были вырезаны прямо на камне батальные сцены. – Она говорила, что мы живем болью и страхом, что наше же могущество обратится против нас, если мы перестанем его кормить… Повисла тяжелая тишина. Делмар выдерживал паузу, Дося тихо грызла ножку стула, Боси слышно не было. А Раяр смотрел. Очень внимательно и задумчиво. Но это была нехорошая задумчивость, странная. – А потом я выиграл одну человечку, – как ни в чем не бывало продолжил огонек, когда я уже вся извелась, а мерные поглаживания пальцев начали бесить. – Она была просто прекрасна. Боялась всего, постоянно была на грани, кормила меня своими эмоциями так щедро, что ненадолго я даже перестал убивать. Я был сыт, она – вечно напугана, жизнь казалась прекрасной. Ее страх был прекрасен, но еще восхитительнее было другое чувство… Знаешь, вы, люди, так легко поддаетесь своим чувствам. Мне стало немного обидно за нас, людей. – А велари, можно подумать, не такие. Раяр хмыкнул, и я поняла, что сморозила глупость. Поняла не потому, что захохотал Делмар, а именно из-за этого едва слышного «хм». – Ты не можешь этого почувствовать, поэтому просто поверь мне на слово. С эмоциями у них серьезные сложности. Сейчас, когда людей в Темных землях не осталось, нам приходится питаться велари, и, должен признаться, они просто отвратительно безвкусны. Будто бумагу жуешь. Есть можно, но удовольствия никакого. Вы же… яркие. Ваш страх пряный и горячий, а злость колюча и горька. Столько эмоций, столько вкусов! – Прикрыв глаза, Делмар блаженно вздохнул, вспоминая, видимо, те счастливые времена, когда люди еще были их рабами. – Но самое лучшее чувство – любовь. – И что, хотите сказать, что та человечка, которую вы выиграли, кого-то любила? – Я была готова услышать еще одно насмешливое «хм», но его не последовало. Яночка умница, Яночка угадала. – Меня она любила. Меня, – подтвердил Делмар. И вот в это я поверить просто не могла. Ну не складывались у меня в голове настолько жуткие картины. Я не могла понять, как можно любить хейзара. Это ж какой мазохисткой надо быть? – Как она меня любила! – с мечтательной полуулыбкой произнес он, поднося мою руку к губам. Поцелуй получился излишне нежным… интимным, что ли. Тепло его дыхания согревало пальчики, а мне стало неловко и почему-то стыдно оттого, что Раяр смотрит. И так неприятно… Попытка отнять руку успехом не увенчалась, этот даже не заметил, что я рыпнулась.