– Не надо ему звонить, мам… Не надо. Все равно он тебе ничего не скажет. – Опять загадки… Ну ладно, что ж… Я так понимаю, что мы сегодня не идем знакомиться с Анелиными родителями, да? – Нет, не идем. Наверное, и вообще никакого знакомства не получится. – Да, я понимаю, Анеля уехала… Но ведь она вернется? Вы с ней помиритесь, и… Ты же сам говоришь, что очень ее любишь, и она тоже… – Нет, мам, нет. Ничего этого не будет, наверное. Никогда не будет. – Как же так? Почему? Объясни мне, что происходит! Я понимаю, что ты меня волновать не хочешь, но от незнания я еще больше волнуюсь! Объясни, почему все так, Матвей! Матвей в изнеможении набрал в грудь воздуха, долго держал его в себе, глядя на мать отчаянно. Потом выдохнул и выпалил сгоряча: – Потому… Потому что отец и мать Анели… Они… Они давно уже… – Что они? Ну, говори же! – Они любовники, мам! И я не должен был этого говорить, но я не могу больше это в себе держать, не могу! Не могу видеть, как он тебя все время обманывает! И Анеля… Она же из-за этого решила со мной расстаться, мам! Она не хочет, чтобы… Чтобы ее мать… Она любит отца, и… Казалось, Анна Антоновна слушает его очень спокойно, ни один мускул на лице не дрогнул. Только рука медленно, очень медленно поднималась к груди. Ей казалось в этот момент, что если положить руку на грудь, то дышать будет легче. Еще один вдох, еще один выдох… И снова вдох… Ну же, ну… И все. Все! Выдоха уже не получилось. Воздух застрял в горле комком, и комната поплыла перед глазами, и последнее, что она увидела, – это испуганное лицо Матвея, его распахнутые в ужасе глаза и губы, немо проговаривающие одно слово – мама. Мама, мама! Что с тобой, мама? Когда очнулась, увидела перед собой уже другое лицо. Женское, сосредоточенное, с вострым прищуренным взором. И догадалась тут же – это врач «Скорой», наверное. Матвей «Скорую» ей вызвал… И услышала его дрожащий встревоженный голос: – А в какую больницу вы ее повезете, доктор? Можно в Преображенскую клинику? Там отец работает… То есть ее муж… – Да? А фамилия у отца какая? – с интересом спросила доктор. – Петровский, Дмитрий Алексеевич… Он хирург… – Слышала, знаю. Что ж вы ему сразу не позвонили? – Я звонил, он трубку не брал… К ним в клинику после аварии привезли кого-то, он на операции сейчас, наверное! – Понятно… Знаю я про ситуацию с аварией, знаю. Ладно, отвезем вашу маму в Преображенскую, если хотите. Паспорт и полис давайте… И поскорее, молодой человек, поскорее! Приступ я купировала, но мало ли что… Анна Антоновна силилась изо всех сил сказать: не надо, мол, мне уже лучше! Силилась, но не могла, будто язык прирос к нёбу, и получалось одно только невразумительное мычание. И только в машине «Скорой» смогла проговорить тихо, сжимая ладонь Матвея: – Папе ничего не говори, ладно? О том, что ты мне сказал… Что я знаю… Не говори пока… – Что, мам? Что ты говоришь, я не слышу? – быстро склонился к ней Матвей. Она не смогла ему ответить, снова будто впала в беспамятство и не видела уже, как «Скорая» подъехала к Преображенской клинике, как бежит от крыльца к машине Дима, как быстро спрашивает Матвея: – Что с ней, что? Почему снова приступ случился? Как так, Матвей? – Это я виноват, пап… Я ей сказал про тебя… Так получилось, я не сдержался! Прости, пап! – Что ты ей про меня сказал? – Ну, что ты и Анелина мать… – Да ты совсем идиот, что ли? Зачем ты это сделал, скажи? – Да я не хотел! Я не знаю, как так получилось! Она спросила, почему мы не идем с родителями Анели знакомиться, и я… А потом само собой как-то все произошло… Господи, что я наделал, пап? Прости меня, а? – Ладно, потом поговорим… Не думал я, что ты меня так подставишь. Я думал, ты взрослый мужик, а ты… Потом они вместе быстро шли по больничному коридору вслед за каталкой, и Дмитрий даже смотреть не мог в сторону сына. Когда Анну Антоновну уложили под капельницу, проговорил сухо: – Мне надо идти, у меня еще одна срочная операция… А ты сиди с ней, ни на шаг не отходи, понял? Если что – беги на пост, я там предупрежу… – Да, пап, я все сделаю! – виновато проговорил Матвей. – Я не отойду, нет… Так и просидел около матери остаток дня и всю ночь, держа ее за руку. Дмитрий появился ранним утром, когда за больничным окном запели первые птицы, вид у него был очень усталый. Лицо бледное, круги под глазами, синий налет щетины на щеках. По всей видимости, ночь выдалась трудная. Даже медсестра, которая меняла лекарство в капельнице, проговорила жалобно: – Вы бы прилегли хоть ненадолго, Дмитрий Алексеевич… Вы же сейчас упадете! Шутка ли – две операции за ночь… Да еще какие операции… Вы ж людей по кусочкам, можно сказать, собрали! А мы уж тут с вашим сыночком справимся как-нибудь, он ведь ни на минуту от матери не отошел… И глаз не сомкнул за всю ночь, я видела! Идите, Дмитрий Алексеевич, идите, я вас прошу! Дмитрий кивнул отрешенно, положил Матвею ладонь на плечо, сжал слегка. Проговорил тихо: – Я ненадолго уйду, ладно? На полчаса, не больше. И правда чуть-чуть отдохну, иначе упаду… Матвей кивнул. Когда отец ушел, сон его сморил было, но ненадолго. Проснулся из-за того, что почувствовал на себе взгляд. Открыл глаза… Мать смотрела на него, улыбалась тихо. Так хорошо улыбалась, что у него отлегло от сердца – слава богу, в себя пришла! И спросил торопливо: – Как ты, мам? Как себя чувствуешь? – Да хорошо, сынок… Правда хорошо. Легко, как в молодости. Даже необычно как-то… – В каком смысле – необычно? Не понял… – Да в том смысле и есть, что мне очень легко сейчас, правда. Ощущение такое… Непередаваемое! Будто я несла на себе тяжкий груз, несла… И вдруг сбросила его в одночасье! Даже сама удивляюсь теперь этой легкости… – Мам… Это все неправда, что я тебе вчера сказал! Неправда, слышишь? Я тебе наврал все, придумал! Прости меня, мам! – Ну что ты говоришь такое, сынок… Ты ни в чем не виноват, успокойся. Наоборот, я тебе ужасно благодарна, поверь. И папа тоже ни в чем не виноват… Никто ни перед кем не виноват, вот в чем все дело! – Но как же, мам… – А вот так, сынок. Наверное, я давно хотела знать эту правду, понимаешь? Хотела, но боялась ее. И только сейчас понимаю – не надо было бояться-то. Надо было принять правду, жить с правдой. Не мучиться. Странно, почему я это сейчас только поняла? – Про какую правду ты говоришь, мам? Это не правда, это измена и предательство! Разве не так? – Нет, сынок. Не так. Наш папа имеет право любить другую женщину, мы с тобой не можем ничего решать за него. Я знаю теперь правду, и с этой правдой мне легче, поверь. Я даже не знаю, как бы тебе объяснить, чтоб ты понял… Просто во мне цепочка зависимости разорвалась, и меня будто на свободу выпустили. Нет больше страха… И не будет никаких приступов, не бойся! Почему ты так на меня странно смотришь? Ты не веришь мне, да? – Да я… Не то чтобы не верю, я просто не понимаю, мам… С чего ты взяла, что отец любит эту… Другую женщину? Он только тебя любит, я знаю! А с ней… А с ней просто так… – Нет, Матвей. Ничего просто так не бывает. Наш папа не тот человек, чтобы обходиться в жизни этим «просто так». Я давно чувствовала присутствие другой женщины в его жизни и боялась этого. Да что там! Именно это чувство не давало мне жить, не давало дышать… А твоей отец – он очень порядочный и честный человек, и ты это сам знаешь. У него завышенное чувство ответственности, завышенное чувство долга. Он никогда бы не оставил меня, и это мучение продолжалось бы долго, долго… Но судьбе было угодно, чтобы ты влюбился именно в Анелю! В дочь той самой женщины! Значит, и мне было суждено узнать правду… И слава богу, мне больше не надо мучиться. Ведь это мучение, когда ты догадываешься подсознательно, что твой любимый мужчина живет с тобой исключительно из чувства долга… – Мам! Ну не надо! Ну что ты говоришь такое, мам! – Да ты не пугайся, сынок, теперь все хорошо будет. Я ж тебе объясняю, что мне очень легко сейчас… Будто тяжкий груз с души и сердца сбросила… – Значит, ты хочешь отпустить отца к ней… К матери Анели? Я правильно понял? – Да, хочу. Именно этого я и хочу. А еще… Знаешь, что? – Что, мам? – Мы с тобой все правильно сделаем, вот что… Мы вместе с тобой найдем Анелю и все ей объясним. Ты только узнай, куда она уехала, ладно? – Да, мам, я узнаю… Какая же ты у меня, мам… – Да обыкновенная, какая! – Нет. Ты такая… Даже слов не могу подобрать! Я очень люблю тебя, мам, очень люблю… И горжусь тобой, правда. – Вот и хорошо. А сейчас отвези меня домой, пожалуйста. Когда узнаешь, где Анеля, мы вместе с тобой за ней поедем. – Но тебе нельзя сейчас домой… Тебя не отпустят… Они и не увидели, как сзади подошла медсестра, как слушает их разговор внимательно. И вздрогнули, когда она проговорила решительно: – Я не поняла… Вы что, домой собрались, что ли? Нет, и не думайте даже, домой! Скоро врач придет. Да я сейчас Дмитрию Алексеевичу позвоню, скажу, что вы домой собираетесь! Ничего себе, придумали! – Погодите, моя дорогая… Погодите, не надо никому звонить! – с улыбкой проговорила Анна Антоновна, садясь на постели. – Со мной уже все в порядке, уверяю вас! Ну зачем вы станете будить Дмитрия Алексеевича, вы же видели, как он устал! А со мной сын будет… Он меня домой отвезет… – Но вы… Вы не можете! Сначала выписаться надо по всей форме, а уж потом… – Да ладно… Если вы боитесь, что у вас неприятности будут, давайте я соответствующую бумагу подпишу! Так мол и так, добровольно покинула клинику… Как она у вас там называется? Несите бумагу, я подпишу! Матвей, помоги мне встать… И такси вызови, слышишь? Спешить надо, у нас с тобой много дел сегодня! И принеси мою одежду, не в больничной же рубашке мне ехать! Уже в такси Анна Антоновна спросила деловито: – А как ты Анелю найдешь, Матвей? Планы у тебя какие-то есть? Может, я сама позвоню матери Анели? И она мне скажет, где дочь? – Нет, мам… Не звони ей, не надо. Я сам Анелю найду. Я знаю, где живет ее бабушка, я как-то провожал к ней Анелю… Она должна знать, она мне скажет, куда Анеля уехала.