По сути, я сказала Биру, что он может тусоваться со своим новым взрослым другом Крузом, если тот согласится встретиться со своим отцом, пусть даже всего на час, в безопасности нашего бунгало, а я буду сторожем. Было ли это самым этичным поступком? Нет. Использовала ли я это как обучающий момент? Также нет. Было ли мне плохо по этому поводу? Нисколько. Бир вырос без отца, в условиях финансовых и культурных трудностей, поскольку он был моим сыном, и его мышца прощения отсутствовала. Я знала, что ему нужно немного согнуть ее, чтобы заставить ее работать. И как бы я не любила Роба — а я действительно, искренне ненавидела его всем своим черным, холодным сердцем — нельзя было отрицать, что он честно пытался загладить свою вину перед Биром. Роб оставил подарки для Бира на крыльце. Все время. Подарки Бир полностью игнорировал, пока занимался своими делами. В пацане было холоднее, чем в продуктовом отделе «Costco». Я не знала, должна ли я быть впечатлена или обеспокоена. — Бир с другом. — Я оперлась бедром о кухонный шкаф и сунула в рот маленькую морковку. — Как у него дела с Робом? Мама открыла холодильник и достала свежую клубнику на десерт. Мне показалось ироничным, что Тернеры официально перешли на хомячью диету, поскольку они так же хорошо поедали своих детенышей. — Он пока не ладит с Робом, но мы говорим о том, что Бир встретится с ним за ужином в ближайшем будущем. — Ты должна дать этому человеку шанс. — Мама закрыла ногой холодильник, ополоснув клубнику в воде с солью в раковине, чтобы смыть всю грязь. — Я говорила тебе, что на днях он помог твоему отцу со спущенной шиной? — Всего около семнадцати раз. — А на прошлой неделе он заходил ко мне со свежими цветами и спрашивал, как бы мы себя чувствовали, если бы он пригласил тебя на свидание. Я издала низкий свист. — А еще говорят, что рыцарство мертво. — Давай, Несси, давай поговорим по-настоящему. Ты действительно не можешь сделать намного лучше, чем он. У него постоянная работа, он по-прежнему красив, и он отец твоего сына. Почему ты такая упрямая? Ты высказала свою точку зрения. Он ждет тебя уже несколько недель. Он уже достаточно долго сидит в собачьей конуре. — Он мне неинтересен. — Однако он, кажется, готов к обязательствам. — Он дважды разведен, мама. — Третий раз очарование. Я не должна была обижаться, учитывая все то, что мама говорила обо мне за эти годы, но я обиделась. Полная уверенность, с которой она сказала, что я никогда не смогу добиться большего успеха, чем Роб, прямо поразила меня. Но недостаточно, чтобы сказать ей, что я встречаюсь с заветным честным гражданином Фэрхоупа. — Я лучше умру в одиночестве, чем снова сойдусь с Робом. — Ну, это просто прекрасно. Она захлопнула бедром кухонный шкаф. — Потому что, по-видимому, тебя ждет именно такая судьба. Наша беседа была прервана бурей в образе моей младшей сестры, которая распахнула входную дверь с такой силой, что она соскочила с петель, и закатилась так, словно все в городе пнули ее щенка. Она была красной, потной и жужжащей. Ее платье было наполовину разорвано в поспешном побеге, а коса распустилась. Я никогда не видела, чтобы моя сестра выглядела хуже, чем здоровая церковная девушка, которой она была, так что, естественно, это заставило меня задуматься. — Где она? — завопила моя сестра, отбрасывая коробку со свадебными подарками, которая стояла у нее на пути (я, естественно). Она смотрела налево и направо, ища объект ярости. Она сосредоточилась на мне, скаля зубы, как бешеное животное. Она протопала на кухню, не удосужившись ответить на крик моей матери, и бросилась между нами, пытаясь обнять Тринити или, может быть, просто помешать ей вырвать каждый волос с моей головы. — Вот она. Теннесси Тернер. Объект желания каждого человека. Это казалось маловероятным способом начать разговор с кем-то, кого вы хотели поблагодарить за всю их тяжелую работу на вашей свадьбе, но я все еще оставалась непредвзятой. Вы никогда не знали, когда кого-то может поразить осознание того, что вы готовы отказаться от мира ради него. Не желая выглядеть взволнованной, я повернулась и наполнила стакан водой из-под крана. Я напомнила себе, что не сделала ничего плохого ( кроме Круза ). Что бы это ни было, это было простое недоразумение ( кроме Круза ), и что мне нечего было скрывать (также, кроме Круза ). Сделав несколько быстрых вдохов, я повернулсь к ней лицом. — И тебе привет, сестричка. Хочешь увидеть соломенные корзины, которые я сделала для цветочниц? Я завязала в них цветы. Я подумала, что это приятное прикосновение. — Нисколько. Позволь спросить у тебя кое-что. — Кричащая улыбка исказила ее лицо. Дразнящий, злой и неправильный. Как будто кровью накрасили. Она скользнула ко мне, как змея, готовая нанести удар. Паника сдавила мне горло. — Помнишь, когда ты бросила школу? Когда ты была беременна? И все в школе издевались надо мной, набивали мой шкафчик презервативами и обзывали меня из-за тебя? Как мне пришлось обедать в туалете, потому что я не хотела, чтобы меня беспокоили? — Я помню, — сглотнула я. Все мое тело отреагировало на это воспоминание. Горячая смола растеклась по моему желудку. На моем лбу начали образовываться капельки пота. Она остановилась за стулом напротив меня, схватившись за его спинку. Мама стояла между нами на кухне, оглядываясь по сторонам, не зная, как остановить — то, что расползалось у нее на глазах. — А помнишь, когда родился Бир и плакал всю ночь, каждую ночь, а ты его игнорировала, а у мамы с папой рано утром была работа, вот я и вызвалась присматривать за ним полночи, размораживать для него грудное молоко, баюкать его, пока ты засыпала? — Да, — тихо ответила я. Потому что она сделала все эти вещи. Она сама была ребенком, полным сострадания до краев. Это были мы против всего мира. По крайней мере, до тех пор, пока не появился Уатт Костелло, и ее потребность в том, чтобы ее будущее отличалось от моего, пересилила ее любовь ко мне. И до сих пор она не бросала мне в лицо ничего из этого. — А помнишь, когда Биру понадобилась операция на ухо, а у тебя не было денег, и я отдала тебе все свои сбережения, полученные летом в Министерстве по делам детей? На вопрос ответила я слабым кивком. Я закрыла глаза, пытаясь сделать глубокий вдох, но безрезультатно. Я хотела, чтобы пол треснул и поглотил меня целиком. Исчезнуть с лица земли, мне было так стыдно за то, через что я всех заставила пройти. И о моем эгоизме за то, что я снова делаю то, что мне нравится. За эту бессмысленную интрижку с Крузом. Кому какое дело, почему мы ей не нравились как пара? Ей было позволено просить меня об этом после всего, что она для меня сделала. В любом случае, это не было похоже на то, что мы с Крузом оказались вместе в реальной жизни. — Одно можно сказать наверняка — я всегда была на твоей стороне, Несси. Всегда делал что-то для тебя. Всегда выручала тебя. Я никому не позволю говорить о тебе плохо. — Глаза Тринити наполнились слезами. Я не поправила ее и не объяснила, что если ее друзья и не говорили обо мне в лицо, то за ее спиной, а иногда и мне в лицо. — Итак, что я хочу знать сейчас, моя дорогая сестра, так это то, почему ты не смогла соблюдать мое единственное правило, мою простую просьбу, мою просьбу к тебе не портить мою свадьбу?» Моя мать громко ахнула и сжала свои (многочисленные) жемчужины. Сегодня на ней было много украшений, и она чем-то напомнила мне миссис Уоррен. — Что ты имеешь в виду, Тринити? — Эта шлюха, которую ты вырастила, — обвиняюще указала на меня сестра, повысив голос, — спит с бойфрендом моей подружки невесты — Он не ее парень! — Я закричала, ненавидя то, что звучала отчаянно. — Круз и Габриэлла не вместе. — У них перерыв! — крикнула Тринити через стол. — Габриэлла вне себя. Она сказала, что может быть не в том психическом состоянии, чтобы прийти на свадьбу! Ух ты. Я могла видеть это за сто миль, с завязанными глазами и без карты. Может быть, я была эгоистом, но Габби тоже. — Ты спишь с Крузом Костелло? — Моя мать подавилась откровением и кусочком сырой цветной капусты. — Какой перерыв? Он не отвечает на ее звонки и переходит улицу, когда видит ее! — Я зарычала в ответ на свою сестру, пытаясь не показаться самым большим пустяком на планете Земля. — Это потому, что ты настраиваешь его против нее. — Тринити плакала, слезы текли по ее лицу. — Весь город знает! Габриэлла унижена. — Ты уверена, что это я использую яд как метод? — Я недоверчиво усмехнулась, скрывая всю боль за смехом, потому что смыл доспехи с лица. — Потому что твоя так называемая лучшая подруга только что сказала тебе, что она, возможно, не будет твоей подружкой невесты, а также зашла на днях, чтобы назвать меня разлучницей и пригрозить разрушить мою жизнь. — Как она может разрушить твою жизнь, когда ты уже проделала такую фантастическую работу в одиночку? — Тринити фыркнула. — Моя жизнь не разрушена! — Я ударила кулаком по столу. — У меня есть сын, которого я люблю, и семья, за которую я бы умерла, если ты не заметила. Может быть, у меня могла бы быть работа получше, но, по крайней мере, я не настолько отчаянно хочу бросить свою, что выхожу замуж за мужчину с эмоциональной зрелостью грейпфрута, который в значительной степени игнорирует мое существование. — Несси! — Мать прикрыла рот ладонью. — Позор! Уатт — прекрасный человек. — Уатт едва знает ваши имена. — Возьми это обратно, — приказала Тринити, лая на меня. — Даже если бы я это сделала, это не сделало бы это менее правдой! Тринити бросилась ко мне, шлепая меня так сильно, так рьяно, что мое лицо отлетело в другую сторону, а противоположная щека врезалась в кухонный шкаф.