В то время как Круз сидел ко мне спиной, Габриэлла пристально наблюдала за мной, как и за остальными посетителями, ожидая, чем же обернется эта ситуация. Я бросила еще один взгляд на Джерри, прежде чем вздохнуть, решив, что из-за этого не стоит увольняться, и присела, чтобы поднять вилку с пола. Два события произошли одновременно. Во-первых, я почувствовала, как пальцы этого придурка ущипнули меня за щеку. Во-вторых, я увидела вспышку камеры телефона позади меня, когда кто-то сделал снимок. Я обернулась, отбивая его руку, мои глаза горели, как будто я только что открыла их в бассейне, полного хлорки. — Что, за черт? — прорычала я. Парень смотрел мне прямо в глаза, со злобной ухмылкой жевал соломинку от своего молочного коктейля. — Я слышал истории о тебе, Месси Несси. Тебе нравится проскальзывать под трибуны с мальчиками, да? Я могу отвезти тебя обратно на место преступления, если ты почувствуешь ностальгию. Я собиралась потерять самообладание, работу и свободу и по-настоящему убить ребенка, когда его спасла (южная) красавица. — Официантка? Ю-ху , могу я получить здесь помощь? — Габриэлла махнула рукой в воздухе, небрежно взмахнув своими очень блестящими волосами. Я указала на этого ребенка. — Надеюсь, ты подавишься своей соломинкой. — Надеюсь, ты подавишься моей соломинкой. — Думаю, это примерно соответствует размеру. — Тернер! — Джерри рявкнул, внезапно обратив внимание на это взаимодействие. — Ладно, ладно, — пробормотала я. Мое единственное утешение заключалось в том, что с таким лицом и линиями пикапа, парень в толстовке Дрю был обязан оставаться девственником до тридцати. Тем не менее, это было отстойно, что мне пришлось сохранить эту работу, чтобы иметь возможность обеспечивать Бира. Найти работу в Фэрхоупе было непросто, особенно с моей репутацией. Втайне, однако, я всегда хотела накопить достаточно, чтобы изучить что-то, что мне нравилось, и найти что-то еще. Я затопала к кабинке Габриэллы и Круза, слишком сердитая, чтобы чувствовать обычное беспокойство, которое сопровождает общение с золотым мальчиком города. Круз Костелло был и всегда будет любимым сыном Фэйрхоупа. Когда мы учились в средней школе, он написал письмо президенту, такое красноречивое, такое обнадеживающее, такое трогательное , что его и его семью пригласили на церемонию Благодарения в Белый дом. В старших классах Круз был квотербеком, который привел школу Фэйрхоуп к финалу штата — единственный раз, когда школа зашла так далеко. Он был единственным жителем Фэрхоупа, когда-либо посещавшим школу Лиги плюща. Великая Надежда Фэрхоупа. (Да. Я ездила туда с каламбурами. Смиритесь с этим). Тот самый, который помог Дайане Хадженс родить в своем грузовике в бурный канун Рождества и заслужил фотографию в местной газете, с улыбкой держащей плачущего младенца, кровь стекает по его мускулистым предплечьям. Не помогло и то, что после окончания колледжа Круз пошел по стопам своего отца-пенсионера и стал любимым семейным врачом города. Судя по всему, он был более святым, чем вода, по которой ходил Иисус, более добродетельным, чем Мать Тереза, и, что, возможно, больше всего сводило с ума, более горячим, чем Райан Гослинг. Высокий, худощавый, со скулами, которые, честно говоря, должны быть вне закона. У него даже были порно-усы, о которых он не подозревал, что делало его очень сексуальным. В городе не было женщины, которая не хотела бы видеть свои соки на этих усах. Даже его одежда слепого старшего бухгалтера, состоящая из штанов цвета хаки, белоснежных носков и рубашки поло, не могла скрыть того факта, что этот человек умел ездить верхом до невозможности. К счастью — я использую этот термин вольно, потому что в моей жизни не было ничего везучего, — меня настолько потрясло само существование Круза, что я почти невосприимчива к его очарованию. Я остановилась у их столика, прислонилась бедром к изношенной кабинке и очень громко хлопнула жвачкой, чтобы скрыть нервную икоту от прикосновений этого ребенка. Всякий раз, когда возникало время от времени желание высказаться за себя, я вспоминала, что перспективы моей работы в этом городе были тоньше, чем талия Габби. Воспитывать тринадцатилетнего было недешево, и, кроме того, вернуться к родителям было невозможно. Я не ладила с мамой Тернер. — Доброе утро. Чем я могу помочь? Габриэлла с отвращением сморщила носик-кнопку. Она носила повседневные джинсы скинни, дорогую белую кашемировую шаль и скромные украшения, что придавало ей шикарный вид непринужденности (и, возможно, француженки). — Как дела, Несси? — спросила она, почти не шевеля губами. — Ну, Габриэлла, каждое утро я просыпаюсь не на той стороне капитализма, я почти уверена, что моя машина вот-вот умрет, а моя спина не молодеет. Так что в целом неплохо, спасибо за вопрос. А ты как? — Я только что заключила крупный контракт с косметической компанией, которая, вероятно, привлечет внимание моего блога, так что это действительно хорошо. — Замечательно! — проворковала я, изо всех сил стараясь не замечать Круза. Габриэлла размещала в Инстраграм фотографии и видео о себе, пробуя новые продукты, заставляя вас поверить, что вы могли бы выглядеть как она, если бы использовали их Она протащила свою тарелку по столу, как будто на ней была дохлая крыса. — Послушай, я не хочу быть таким человеком, но я не думаю, что мой бургер с индейкой… ну ты понимаешь… — Приготовлен? — я изогнула бровь. Или индейка… — Органический, — прошептала она, неловко передвигаясь. У меня был Шерлок на руках. Она думала, что она была в "Плюще"? Она должна быть счастлива, что ее салат был вымыт и что булочка не из консервной банки. — Наверное, нет, — согласилась я. Ее брови сошлись вместе. — Ну, я специально попросила органику. — И я специально попросила выигрышный лотерейный билет и горячее свидание с Бенисио дель Торо. Похоже, у нас обоих плохой день, дорогая, — я снова лопнула жвачку. Круз молчал, как всегда, когда я была рядом. Козырем было то, что Габриэлла Холланд была лучшей подругой моей младшей сестры Тринити. А моя милая младшая сестра была помолвлена с Уаттом — старшим братом Круза. Звучит супер Джерри Спрингер ? Почему, я тоже так думаю. Это означало, что технически я должна была вести себя по-хорошему с обоими этими наглыми засранцами. Но в то время как Круз преднамеренно старался никоим образом не признавать моего существования, я была совершенно счастлива показать ему, что я думаю о нем . — Думаешь, такое отношение поможет тебе получить чаевые? — недоверчиво спросила Габриэлла, скрестив руки на груди. Она была лучшей подругой моей сестры, обращаясь со мной так, словно я была сухим конским дерьмом на подошве ее туфли на шпильке. — Я не думаю, что я должна относиться к истории происхождения гамбургера из закусочной, — добавила я. — Может быть, если бы ты была добрее и сознательнее, у твоего бедного сына было бы больше возможностей. Ага. Она пошла туда. Она действительно упомянула Бира. Пуля гнева пронзила мой живот. — Ну, если бы ты была хоть чуточку красивее, возможно, ты бы не заняла третье место на «Мисс Америка». Я мило улыбнулась. Очевидно, я тоже была готова пойти туда. Глаза Габриэллы наполнились слезами, а ее подбородок сморщился и заплясал, как желе, когда она кипела. — Я хотела бы поговорить с руководством! — воскликнула она. — О, ты имеешь в виду большого босса? Тот, кто отвечает за всю эту кулинарную империю? — Я сделала вид, что сдвинулась на полдюйма, чтобы повернуться к Джерри. — Управляющий! Стол номер три хочет поговорить с вами. Джерри обогнул прилавок, сплюнул табак в ближайшую мусорную корзину и уже выглядел настороженным, пока я повернулась к счастливой паре. — Что еще я могу для вас сделать? — Моя шелковистая улыбка была такой же широкой и фальшивой, как грудь Габриэллы. — Может быть, предложить вам немного бесплатного масла из белого трюфеля, пока вы ждете? Может быть, фуа-гра? — Я позаботилась о том, чтобы произносить букву «с», чтобы сохранить этот ярлык необразованной шлюхи. Я определенно не делала себе никаких одолжений. Но, черт возьми, подвергаясь сексуальным домогательствам со стороны ребенка возраста моего сына и покровительствуя подруге моей младшей сестры, почти довело меня до предела. — Да, на самом деле. Не могу поверить, Тринити… Резкое замечание Габриэллы было прервано, когда из пятой кабинки, где сидел сам Грэбби Макхэндсон, донесся сдавленный звук. — Боже мой — Иисус! Нет! — Он задыхается! Он давится соломинкой!