Время тянется быстро Двенадцать месяцев на самом деле не такой уж длинный срок: 365 дней, 8760 часов. Как сезон футбольной Бундеслиги, в котором раз от раза побеждает мюнхенская «Бавария». Как промежуток от одной климатической конференции ООН до другой, за который проблемы с выбросами CO2 не становятся меньше. Бесконечная вереница новостей — и очень мало нового. И в то же время 12 месяцев ужасно много: 365 дней, 8760 часов. Первый год жизни ребенка — это несколько тысяч приемов пищи и подготовок ко сну. Кроме того, это различные кризисные моменты вроде младенческой простуды или колик. Словом, достаточно долго для того, чтобы установить распорядок, придумать пару секретных приемов и распределить роли в семейном театре — амплуа, которые закрепятся за вами навсегда. Поскольку даже спустя шесть месяцев и пару попыток мельком прочитать «Каждый ребенок может научиться спать»8 малыш по несколько раз просыпается ночью, тому из сотрудников семейного предприятия, которому (или которой) с утра идти на работу, часто разрешается спать всю ночь. А если повезет, даже в своей комнате. Заботливый партнер спит с ребенком и благодаря такой близости учится предугадывать даже самые маленькие капризы. Пока один из родителей запоминает расположение аптечных полок и становится экспертом в логистике, второму нужно просто быть дома вовремя. Неравенство в приобретенных навыках увеличивается, как и разрыв в доходах (см. главу 1). То, что казалось прагматичной временной мерой, превращается в снежный ком. У экологов, которые занимаются вопросами климата, существует понятие «заблокированное изменение» (англ. locked-in change). Оно означает, что, даже если выбросы CO2 немедленно полностью прекратить в глобальных масштабах, процессы глобального потепления не остановятся. Так и в семье: перемены едва ли обратимы, температура повышается и вероятность штормов только растет. Некоторые из этих бурь в отношениях я испытал на себе. Многие из них были результатом того первого решения — позволить жене целиком забрать себе родительское пособие по уходу (а заодно моей уже упомянутой пассивности в этом вопросе). Конечно, я мог бы сейчас говорить, что это не моя вина, ведь она этого хотела. Но популярная отмазка «Мы вместе так решили» не работает. Ни у меня, ни у других мужчин. Уж точно не тогда, когда речь идет об отпуске по уходу за ребенком, долгосрочном разделении семейных обязанностей и оплачиваемой работе. Причин тому множество. Может быть, в момент принятия решения партнеры не в силах оценить все его последствия. Может, они слишком увязли в устаревших, неверно понятых моделях поведения, которые больше не актуальны и делают их несчастными. Или финансовое давление ощущается слишком сильно, а зарплата мужчины оказывается значительно выше. Но в такие моменты не стоит с усталой улыбкой («Что уж тут поделаешь!») принимать все эти мелкие несправедливости. Нужно бороться за более комфортные условия. Вы не продвинетесь дальше, если будете вечно ссылаться на принятое когда-то решение, не пытаясь подвергнуть его сомнению. И конечно, с самого начала муж должен обеспечивать максимально справедливое разделение обязанностей по дому, даже если для этого придется не согласиться с женой. «Поведение родителей диктуется извне: дети определяют многое. Поэтому приходится перестраиваться. Невозможно поменять все в первый же день, это долгий процесс. Нужно находить что-то, что работает прямо сейчас, а не раз и навсегда. А потом просто наблюдать некоторое время, чтобы понять, можно ли подрегулировать какие-то винтики. Иначе вы будете действовать слепо, и в какой-то момент случится взрыв». Морис, 45 лет, госслужащий, отец двоих сыновей (5 и 8 лет) Сила ролевых моделей В 1992 году американский экономист Гэри Беккер получил Нобелевскую премию по экономике «за распространение сферы микроэкономического анализа на целый ряд аспектов человеческого поведения и взаимодействия» [156]. Одна из областей поведения человека, которой занимался Беккер, — союз между мужчиной и женщиной. Согласно его теории, брак связан с уровнем продуктивности. Мужья сосредоточиваются на оплачиваемой работе, а жены — на делах по хозяйству и воспитании детей. Так растет вероятность получить от чувств максимум пользы. «Брак заключается только тогда, когда оба партнера уверены, что их собственное благополучие улучшится, ведь союз приносит им больше выгоды, чем затраты на одиночество или поиск (другого) партнера» — так он резюмирует эту концепцию в своей статье. Экономика интересуется соотношением выгоды, вложений и временных издержек. В этом контексте дети становятся «товаром длительного пользования» [157]. Такая рационалистическая, отстраненная точка зрения противоречит нашему современному представлению об отношениях в паре: мы ищем не столько стабильности, сколько просветления, любви всей жизни, равноправного партнера, вместе с которым сможем отыскать и пройти свой уникальный жизненный путь. По крайней мере, в теории. На практике же традиционная модель семьи по-прежнему популярна, и 36% родителей в Германии на вопрос о том, какой уклад им подошел бы больше всего, отвечали так: «Полный рабочий день у мужа и неполный у жены. Она в основном занимается детьми и домом». Эгалитарная модель, в которой и мужчина и женщина полноценно работают, а оставшиеся обязанности делят поровну, по душе всего 25% опрошенных: притом что отцов среди них даже больше — 34%, тогда как матерей всего 18%. Всего 3% участников смогли представить обратную ситуацию: женщина работает, а мужчина сидит дома или работает частично, присматривая за детьми и занимаясь хозяйством [158]. Откуда такая верность традиции? «Так сложилось, что мы все делаем посменно, чтобы каждый мог время от времени отдыхать. Я бы всем родителям рекомендовал делить обязанности. Например, если бы мы оба вставали каждый раз, когда ребенок просыпается, недосып был бы только хуже». Роб, 35 лет, пилот, отец годовалого сына Разумеется, все решения о том, кто возьмет отпуск по уходу за ребенком, а кто пойдет работать, мамы и папы принимают не изолированно. Своими ценностями и представлениями о будущем они влияют друг на друга. Психологи из Аахена Беттина Визе и Анна Штерц задались целью разобраться в том, как работает эта динамика. Для этого они проанализировали данные, собранные в Германии, Австрии и Швейцарии [159]. Сначала участников лонгитюдного исследования9 спросили о том, каково их отношение к гендерным ролям. Суть вопроса заключалась в том, можно ли считать, что женщины лучше подходят для заботы о ребенке. И вот результат: отцовское восприятие ролей в семье влияло на то, сколько времени на отпуск по уходу за ребенком брала мать и насколько позже она возвращалась к работе. В среднем женщины, состоявшие в браке с консерватив­ными мужчинами, брали более продолжительный отпуск и значительно сокращали рабочее время по сравнению с женами прогрессивных партнеров. В обратном направлении эта тенденция не проявлялась: мужчины в отношениях с продвинутыми мамами не стали чаще брать отпуска по уходу за ребенком. Вот что удивительно: взгляды отцов оказывали большее влияние на решения матерей, чем на их собственные модели поведения. Сами мужчины во многом делали выбор независимо от представлений и ценностей своих супруг [160]. Получается, женщины не всегда принимают решения свободно, основываясь на собственных целях и желаниях. Они находятся под влиянием установок своих партнеров. Это не обязательно связано с пресловутой склонностью женщин к эмпатии. Не исключено, что у такой зависимости есть и другая, печальная и прагматичная причина. Женщины могли бы рассчитывать на равное сотрудничество с мужчинами, если бы раньше возвращались к работе после родов. У матери, которая знает, что ее партнер самостоятельно с чем-то не справится, не остается выбора, кроме как взвалить на себя больше домашних дел — не из-за чувств и взглядов мужа, а ради благополучия ребенка. Так что, когда дело доходит до важных решений по поводу домашних дел и заботы о детях, нам стоит точнее и честнее задавать вопросы самим себе. И это, безусловно, ответственность мужчин. Как отпуск по уходу за ребенком влияет на родителей Я хорошо помню свой первый день в отпуске с ребенком. Дочке тогда было девять месяцев. Жена проходила недельное обучение на острове в Северном море, а мы ее сопровождали. Это была радикальная смена ролей, безо всякой подготовки. День ото дня она уходила по утрам из дома, а я оставался один за завтраком. Дочка ползала по полу и смотрела на меня огромными глазами, как будто удивлялась: что ты вообще тут делаешь? Начиналось наше приключение. Впрочем, все было тихо и мирно. Поиграли с мячиком в гостиной. Почитали книжку с картинками на диване. Пару раз сменили подгузники. Разве еще не 12 часов дня? Ситуации, которые могли меня поразить (как героев старых комедий вроде «Трое мужчин и младенец в люльке», где мужчины начинают жутко паниковать, когда ребенок какает в подгузник), случались тогда нечасто. Я научился паре приемов. Было непривычно долгое время следить за потребностями другого человека, малыша, который даже не может выразить свои мысли. Астронавты, летавшие в космос, часто рассказывают об изумлении, которое испытали, впервые увидев голубую планету, парящую в черных просторах, и о том, как осознали ее хрупкость и уникальность. Это чувство даже получило название «эффект обзора» [161]. В некотором роде — пусть и в меньших, более земных масштабах — так же нас поражает и время, проведенное с младенцем. Может быть, стоит даже назвать это «эффектом приближения»: все мысли внезапно начинают вращаться вокруг другого человека. И то и другое меняет взгляд на мир и на жизнь. Исследования, посвященные переменам в мужчинах, которые происходят за время такого отпуска, доказывают особую значимость первых месяцев жизни. Примерно 65% отцов, сидевших с ребенком в течение трех месяцев или больше, в ходе опросов отмечали, что это ре­шение позволило их супругам легче вернуться к работе. По меньшей мере 58% опрошенных заявили, что с тех пор семейные и домашние дела распределялись между партнерами более справедливо [162]. Недавнее исследование, проведенное в Южной Корее, показало, что отцы, которые брали отпуск по уходу за ребенком, удовлетворены своей жизнью чаще, чем отцы, которые на все 100% посвятили себя карьере. Кроме того, они больше довольны и своими отношениями с партнером [163]. Экономист Маркус Тамм, в свою очередь, с помощью повторного репрезентативного исследования семейных хозяйств в Германии пришел к выводу, что отцы даже после небольшого отпуска по уходу за ребенком проводят с ним в среднем на 40 минут в неделю больше, а кроме того, уделяют больше времени домашним делам и другим обязанностям [164]. С одной стороны, конечно, этот эффект можно объяснить тем, что отцы, подающие заявление на такой отпуск, обычно изначально придерживаются более эгалитарных взглядов или стремятся к более тесному контакту со своими детьми. С другой стороны, за эти месяцы они многому учатся и многое переживают, и это укрепляет их отношения с ребенком в будущем. «Удивительно, как в молодых семьях рождаются и закрепляются привычки и коды, которые в будущем определяют поведение. Ежедневно перед нами встает, скажем, штук двадцать разных задач. Некоторые из них, например походы по магазинам или готовку, можно делить поровну, поэтому они распределяются спонтанно. Для других нужны особые навыки. Даже для таких несложных вещей, как устройство гардероба: одевать детей правильно получится, только если вы понимаете, что и с чем можно носить». Даниэль, 37 лет, основатель стартап-проекта, отец близнецов-трехлеток и пятилетнего сына Введение родительских выплат, оплачиваемых отпусков по уходу и дополнительных программ поддержки для семей, где оба родителя хотят остаться дома с ребенком, оказывает гораздо более значимое влияние на отношение мужчин к домашним делам, нежели призывы и попытки достучаться до их совести. Вероятно, эффект был достигнут не за счет того, что мужчины стали более заинтересованными, а потому, что это сформировало новую практику. Привлеченные финансовым стимулом папы за время отпуска открыли для себя отцовскую роль. Практическая деятельность меняет отношение к происходящему. И что интересно, не только внутри самой семейной пары, но и у окружения и других родственников. Так, ученые Немецкого института экономических исследований проанализировали, меняется ли представление о гендерных ролях у бабушек и дедушек, когда их дети берут оплачиваемый отпуск по уходу за детьми. Команда исследователей под руководством Катарины Ролих сравнила мнения пожилых пар, чьи сыновья стали отцами до того, как в 2007 году в Германии ввели родительские выплаты, с теми, у которых внуки родились уже после этого. Анализ показал, что бабушки более часто отказывались от убеждения, что в первую очередь о семье должны заботиться женщины, если их сын брал отпуск и сидел с ребенком. Их было 35% — по сравнению с 21% женщин, чьи сыновья пособия не получали. Среди опрошенных дедушек различие было менее заметно, но демонстрировало схожую тенденцию [165]. Все меняется, если человек сам что-то меняет. Как политика может подтолкнуть отцов к чему-то новому Если отпуск по уходу за ребенком приносит так много пользы и отцам, и детям, и мамам, и всему обществу сразу на множестве уровней, почему этой возможностью пользуется так мало мужчин? В ходе опроса «всего лишь» чуть менее четверти мужчин заявили, что не хотели бы сидеть с ребенком. Никто не спросил их, почему они так думают. Из-за привычных моделей поведения? Потому что так круче? Может, подгузники вызывают отвращение? При этом 7% опрошенных даже не знали, что у них есть право получать родительское пособие [166]. В Германии много бюрократии. В то же время удивительно, насколько спокойно себя чувствуешь, занимаясь чем-то настолько важным, как подготовка к рождению ребенка. Помимо осмотров у гинекологов, подачи заявления для получения свидетельства о рождении и регулярных визитов к педиатру, больше нет практически никаких поводов контактировать с официальными органами вплоть до того момента, когда придет время идти в школу (см. главу 2). В некоторых регионах семьи по четыре раза в год получают письмо-памятку о здоровье и воспитании детей. Вопросы равноправия и распределения обязанностей по дому занимают в нем весьма второстепенные позиции. Здорово, конечно, что государство уважает право родителей на самоопределение, но такой подход не способствует изменениям. По крайней мере, министерство по делам семьи прилагает к этому всяческие усилия: на обложке и первых страницах брошюр о родительском пособии они помещают множество красивых и слегка размытых картинок, изображающих счастливые нуклеарные семьи. Причем отцов и матерей на них примерно поровну [167]. Однако реальность фотошопом не изменишь — отцовская лень проявляется повсеместно. 76% читателей журнала «Родители» — женщины [168]. Услуги семейного консультирования в социальных учреждениях женщины и мужчины тоже получают не поровну (73 и 27% соответственно) [169]. Нерепрезентативный опрос, проведенный порталом elterngeld.de10, показал, что почти треть опрошенных не знали о так называемых партнерских месяцах, с помощью которых можно увеличить срок оплачиваемого отпуска с 12 до 14 месяцев. Помимо того, из опроса видно, что 93% принявших в нем участие — женщины и лишь 7% — мужчины [170]. Настоящие изменения не смогут произойти, если просто брать все на себя или с помощью официальных институтов просить окружающих пересмотреть свое отношение. Такие призывы часто остаются без внимания, а позитивные начинания терпят крах — это знакомо каждому, кто хоть раз в канун Нового года загадывал поменять что-то в своей жизни или сесть на диету. Куда эффективнее начать с ежедневных привычек, со своей рутины. «Если вы хотите повлиять на человеческое поведение, нужно сделать так, чтобы для людей это было максимально просто», — пишет экономист Дэвид Халперн, который много лет консультирует британское правительство в составе группы изучения поведения. Он написал об этом книгу «Изнутри блока давления. Почему маленькие изменения играют большую роль» (англ. Inside the Nudge Unit. How Small Changes Make a Big Difference) [171]. «Давить» в этом случае значит «подталкивать» или, в чуть более доброжелательном варианте, «направлять». Это форма политической коммуникации и контроля, цель которой — заставить широкую публику вести себя в соответствии с ее собственными интересами без необходимости принимать новые законы. Словом, заставить людей принимать верные решения. Известный тому пример — ужасающие картинки на сигаретных пачках. «Я брал целый год отпуска по уходу за ребенком — в основном потому, что я мог получить максимальную сумму пособия, а жене выплатили бы чуть меньше половины. На самом деле мы не настолько опирались на мое желание проводить больше времени с ребенком — причины были скорее финансовыми. Мы бы немало потеряли, если бы решили разделить родительский отпуск». Ян, 30 лет, видеопродюсер, отец годовалого сына Интересно, каким образом результаты успешных экспериментов по такому политическому «подталкиванию» можно применить в семьях — прежде всего, конечно, по отношению к отцам. Само собой, было бы лучше и проще, если бы заявление на родительское пособие было понятно не только юристам и банкирам, а сама брошюра занимала не 170 страниц. Помимо простоты, Халперн и его команда экспертов определили и другие факторы успешного контроля поведения. В их числе — «привлекательность» и «социальность». Ученые рекомендуют политикам четко формулировать преимущества услуг или предложений [172]. Почему тогда в гинекологических отделениях все еще нет листовок, которые бы парой разворотов донесли до людей простое сообщение: «Государство выплатит до 25 200 евро без дополнительного налога»? Или, например, флаеров с заголовками вроде «Счастье гарантировано: возьми отпуск по уходу за ребенком» и текстами о том, насколько этот опыт понравился другим отцам и сколько пользы они от него получили. На самом деле возможность заставить человека видеть себя частью воображаемого коллектива — один из мощнейших инструментов «подталкивания», потому что он активирует механизм группового давления. Если на полотенцах в отеле написано не «Пожалуйста, используйте меня повторно — это полезно для окружающей среды», а «Большинство наших гостей используют полотенца несколько раз», постояльцы ведут себя более сознательно и экологично [173]. В 2000-е годы американские исследователи провели эксперимент, чтобы узнать, что будет, если сказать потенциальным избирателям, что их соседям сообщат, голосовали они или нет. И вот результат: явка выросла на 8% [174]. Возможно ли такое в общении с отцами? «Все так делают, а ты?» Ежедневная борьба за заботу На пятнадцатый месяц после рождения нашей первой дочери у нас наконец выдались первые спокойные деньки. Все шло по плану. Бабушка взяла на себя заботу о малышке, а родители, как водится, сбежали в санаторий в горах. Во время такой передышки человек прилагает все сознательные усилия, чтобы, как говорится, «сбавить темп» и «подзарядиться», как будто он высокотехнологичная машина, которой для про­изводительной работы нужно время от времени проходить тех­обслуживание. К пятнадцатому месяцу после рождения нашей первой дочери мы оба трудились полный рабочий день, малышка ходила в ясли и чувствовала себя там очень комфортно. Жизнь, что называется, шла своим чередом. Кто поставил все на эти рельсы, кто управляет сигнальными огнями и стрелками? Куда, собственно, мы едем? Честно признаться, эти вопросы мы особо не обсуждали. Согласно опросу, который мы провели для этой книги, 50% работающих отцов считают, что совмещать работу и семью — большой стресс. Среди матерей в этом уверены 70% опрошенных [175]. Это неудивительно, если учесть статистическую разницу в выполнении домашних дел (см. главу 1). Я сам определенно принадлежал к «стрессующей» половине отцов и чувствовал, что многого добился. Каждое утро я готовил завтрак для дочки, отводил ее в садик, а затем летел в офис навстречу 6 часам совещаний, конференций и дедлайнов, чтобы в 15:00 забрать ее и зависнуть в золотом треугольнике между супермаркетом, ларьком с мороженым и детской площадкой. Там мы часто встречали мою жену, которая работала в больнице по 10 часов в день, и после этого я мог еще час провести у компьютера. После — ужин, чтение и подготовка ко сну. Со стиркой и налоговой декларацией вопрос решен? И вот уже до перезапуска остается всего 7 часов. Банально и героично. Повседневная жизнь миллионов семей в Германии. Во время короткого родительского перерыва шум и суматоха будней были где-то далеко. Но именно в такие моменты, сближаясь как пара, вы часто замечаете, как много вас разделяет. Оздоровительный отдых состоял не столько из массажей и умиротворяющих бесед у камина, сколько из удивительно бурных ссор. Даже сейчас, спустя годы, я все думаю, насколько разными и сюрреалистичными были тогда наши воспоминания и представления о происходящем. Как будто я хранил в памяти только те моменты, когда с любовью заботился о ребенке и занимался домом, а моя жена — только те, когда я заботился о своих поздних сменах, занимался командировками и прочими единоличными поездками. В то время, например, мы использовали пассивно-агрессивный приемчик, который позже назвали спором о времени. Если в выходной я полтора часа проводил за работой, жена позже описывала это как пару часов. Когда она застревала в пробке по пути домой, я язвительно припо­минал потом, как она, «увы, приехала аж в 18:30». И когда она отвечала: «В­ообще-то чуть раньше шести», в моем вос­приятии ничего от этого не менялось. Мы округляли в большую или меньшую сторону в зависимости от посыла. Само собой, бессознательно. Однако не будет преувеличением сказать, что мы находились уже не в одной и той же точке пространственно-временного континуума. В психологии существует теория когнитивного диссонанса, которая описывает усилия людей, направленные на защиту или изменение в свою пользу тех фактов, которые противоречат их представлениям о себе или о мире. Так, например, противников вакцин, которые принципиально не доверяют фармацевтическим компаниям или поддерживают антропософскую веру в положительное влияние инфекций на карму, совершенно не убеждают ни бесчисленные исследования, ни миллиарды успешных случаев лечения. Вот и я со своей установкой «Я и так делаю больше остальных» замечал только то, в чем преуспел, а вовсе не все те моменты, когда я осознанно или бессознательно оставался в стороне, чтобы жена все сделала сама. А когда человек устает, он становится немного жестоким — даже по отношению к тем, кого очень любит. Вместо того чтобы работать в команде, люди начинают бороться друг с другом за ресурсы, которых вечно не хватает: время, возможности самореализации. И в этих битвах женщины нередко проигрывают, потому что эгоизма у них явно меньше (см. главу 3). Несправедливая семейная политика лишь довершает это дело (см. главу 1).