— Да я еще сама не решила, кого лучше шлепнуть в этой ситуации — себя или Ахмеда. — А в этом отеле ты как очутилась? — Шла куда глаза глядят… — тут же придумала я. — Хотелось увидеть русских людей, посидеть и послушать русскую речь. В холле я закрыла глаза и представила, что я в Москве: мимо меня проходят люди и говорят по‑русски. Увидев, что Михаил разглядывает меня придирчивым взглядом, я глубоко вздохнула и еле слышно спросила: — Ты думаешь, что я сумасшедшая? — На сумасшедшую ты не похожа. — Ты мне веришь? — Я не думаю, что у тебя есть основания меня обманывать. Я тряхнула головой, откинув свои непослушные волосы назад, и ощутила, как от сумасшедшего внутреннего напряжения меня прошиб пот. — Миша, ты не подумай, мне ничего от тебя не надо. А то, может, ты думаешь, что я аферистка и тебя на деньги развожу, но это не так. — Я так не думаю, — попытался переубедить меня Михаил. Но я словно его не слышала и принялась оправдываться дальше. — Я не аферистка и денег у тебя не прошу. Зачем мне деньги, если у меня все равно нет документов? Мне ничего от тебя не нужно, просто хотелось выговориться. Мне ведь здесь и поговорить‑то не с кем — ни одной подруги. А ведь я раньше всегда общительная была, это я тут какая‑то мрачная стала. Кругом одни египтяне, а им мои проблемы вообще — до лампочки. Они тут целыми днями наших женщин охмуряют да на деньги разводят, в лавках торгуют и молятся. Грехи, наверно, свои замаливают. Знаешь, а ведь я раньше их боялась. — Кого? — Египтян. — А чего их бояться? Люди как люди. — Не знаю. Боялась — и все. Особенно, когда туристкой была. Выйдешь за территорию отеля — и страшно становится. Кругом грязь, нищета, серость. А теперь я к этому всему привыкла и даже ненавистный мне суп‑пюре из чечевицы есть стала. А я ведь сама из Москвы. — Ты из Москвы? — искренне удивился Михаил. — Из Москвы. А что ты так удивился? Думал, я из деревни какой‑нибудь? — Из Москвы переехать на постоянное место жительство в Хургаду… Я тебя не понимаю! Обычно наши девчонки из деревень хотят вырваться, из каких‑нибудь провинциальных городов, где разруха полнейшая, а ты из Москвы приехала. Надо же! — Любовь, — грустно ответила я. — Любовь зла — полюбишь и козла. Вот и я козла полюбила, только импортного производства. Египетского. — Врагу не пожелаешь такого. — Вот и я про то же. Я тут не так долго, но к здешней жизни привыкла, даже с пылью смирилась. — С какой пылью? — С песочной, — пояснила я. — А к ней разве можно привыкнуть? — Я же говорю, что можно. У меня ведь дома всегда идеальная чистота была, а тут для меня это уже не имеет значения. Здешняя жизнь здорово людей меняет. Все меняется буквально за считаные дни: вкусы, привычки, предпочтения. А вообще мне по ночам Москва постоянно снится, — я говорила о своем родном городе с особой теплотой и искренностью. — А может, тебе в российское посольство пойти? — Зачем? — Как зачем? Я уверен, что там помогут. — Ты веришь, что мы, русские люди, нужны своему государству? — Конечно, нужны, — не задумываясь, ответил мой новый знакомый. — Где тут находится консульство? — В Каире. — Далековато… — Ты такой большой мальчик, а до сих пор веришь в справедливость. — Она должна восторжествовать! — Наивный… — Если наш человек попал за границей в беду, то первая инстанция, куда он обращается, — это посольство. — А по‑моему, это уже последняя инстанция. Ну, допустим, приду я в посольство, и посмотрят там на меня, как на очередную дуру. И что? — Я думаю, что в посольство приходит не так много таких дур, как ты. Ты хочешь сказать, что русские девушки часто выходят замуж за египтян? — Да таких, как я, — полно! — Никогда бы не подумал, — удивился Михаил и полез в карман за сигаретой. — Ну кто виноват в том, что в России нет женихов нормальных? Не за кого замуж выходить! — Так уж и не за кого? — Мужики на вес золота. Михаил рассмеялся и нервно закурил сигарету. — Я думаю, чем могу тебе помочь. — Чем? Мне кажется, что мои дела безнадежны. — Ты же сама знаешь, что безнадежных дел не бывает. — Как видишь, бывают. — Нужно звонить в Россию. — Куда? В милицию? — задала я вопрос и подумала о том, что не очень удачно пошутила. — Приезжайте, спасайте! Меня муж‑египтянин обворовал, дайте ему пятнадцать суток. — Звонить нужно в Интерпол, в МИД. Ехать в посольство. Тебя нельзя сидеть сложа руки — ты должна срочно уехать из этой страны. Я надеюсь, ты понимаешь, что у тебя с твоей макакой счастья не будет? — Понимаю. — Или ты его еще любишь? — Михаил напряженно ждал моего ответа. — Можно я не буду отвечать на этот вопрос? — выдержала я паузу. — Понятно. — Ничего тебе не понятно! Не задавай мне вопросы, на которые я еще сама не могу толком ответть. Мне больно на них отвечать. — Хорошо, не буду. — Дело в том, что я замужем за египтянином, понимаешь? — И что из этого? — А то, что женщина тут законом не защищена и у меня нет никаких маломальских прав. Если Ахмед узнает, что я хочу уехать из страны, он сдаст меня полиции, и никакое посольство не отмажет меня от тюрьмы. И что я скажу, когда приду в посольство? Что один обкуренный идиот посягал на мою честь, я стала сопротивляться и очень сильно его толкнула, а этот идиот упал на штырь и умер? Это??? Ты только представь, что будет потом? — А зачем это рассказывать, ведь, кроме Ахмеда, это никому не известно? — Нет. — Этого же никто не видел? — Никто. — Тогда в чем проблемы? — Как это в чем проблемы? — Значит, не было ничего, и все, — загадочно произнес Михаил. — Ахмеду это приснилось. Сон был такой нехороший, и ему многое померещилось. — У него доказательство в мобильном телефоне есть — запись на диктофоне.