– Не волнуйся, я заработалась, не заметила, как время пролетело. Сейчас пойду собираться. Не жди меня, ложись спать, – ответила я и повесила трубку. Все пропущенные звонки были от Машки. Я собрала свои рисунки, положила на место карандаши. Завтра привезу свои карандаши. Интересно, где они? И вообще, где мои кисти, краски? Я забирала их от мамы, когда переехала жить к Игорю. Еще какое-то время я рисовала. Мы долго жили с его мамой. Потом мы договорились продать эту квартиру и купить маме новую в ипотеку, а она разрешила нам строить дом на своем дачном участке под Гатчиной. Тогда Игорь уже встал на ноги и мог начать строительство. Их дача оказалась лучшим из того, что мы смотрели. Близко от города, почти двадцать соток – совсем недавно мы купили соседний участок. Продав мамину квартиру, мы переехали жить на съем на время строительства, куда же я отвезла свой художественный чемоданчик? Пребывая в размышлениях, где же искать свои карандаши, я спускалась с лестницы. Тут раздался звук бьющейся посуды, но я не сразу поняла, откуда он исходит. Оказавшись на пролете между первым и вторым этажом, я остановилась и прислушалась. – Сука, как же я ее ненавижу! – узнала я голос Валерия Петровича. Дальше слов было не разобрать. Я прислушалась и уловила вкрадчивые женские интонации. Нина Павловна, догадалась я. Медленно и тихо я спустилась на первый этаж и увидела сквозь незакрытую дверь кабинета следующую сцену. Женщина стояла посреди кабинета, прижав руки к груди, и говорила тихим быстрым голосом. В это время хозяин кабинета метался из стороны в сторону, словно тигр в клетке. Я остановилась в тени лестницы, где обычно пряталась Соня, и замерла. – Как она посмела забрать ее? А? Выкрала из дома ребенка посреди белого дня. Почему ты это ей позволила? – Она ее мать. Она не воровала ребенка, ты же знаешь. Соня позвонила ей и сказала, что соскучилась. – Где она нашла телефон? Почему ты позволила ей это сделать? – орал Валерий Петрович, а потом схватил со стола стакан и швырнул в книжный шкаф. Звон битого стекла был очень похож на тот, что я услышала на лестнице. Это разбился не только стакан, но и стекло дверцы шкафа. Нина Павловна не шелохнулась, было видно, как проступили кости и побелели пальцы на крепко переплетенных у груди руках. Бесстрашию этой женщины можно было позавидовать. Гнев Валерия Петровича витал в воздухе и грозил разрушить не только кабинет, но и весь дом. – Я всех уволю, это не охранник, а черт знает что! Как он пропустил ее? Я всем запретил ее пускать. Нет, я его завтра пристрелю! Тварь! – Валера, я тебе еще раз повторяю, это все я, убей меня, если тебе станет от этого легче. Ее пропустила я. Ворота открыла я. Соня взяла мой телефон, который я оставила на столе в кухне. Она три недели не видела мать и даже не разговаривала с ней. Она перестала верить, что мама в командировке, но скоро вернется. Она ребенок, который столько горя хлебнул за семь лет жизни, что на целых пять жизней хватит. И видимо, после разговора Катино сердце не выдержало, ты же знаешь, как сильно она ее любит, не меньше, чем ты. Не знаю, как долго они разговаривали и о чем, но она уже через час звонила мне от ворот с просьбой вывести ей Соню погулять. Если бы ты разрешил ей иногда звонить и разговаривать с ребенком, этого бы не произошло. Я тебе говорила, так нельзя. Что бы ни произошло между вами – Соня тут ни при чем, если на суде узнают, что у вас нелады, ее заберут. По-настоящему заберут! Пойми ты это, дурья башка! Пока Нина Павловна пыталась вразумить и успокоить мечущегося по комнате Валерия Петровича, я думала, как незаметно уйти из своего укрытия. Я представила, что хозяин дома увидит меня, и холодный пот побежал у меня по спине. Ни малейшего сомнения, что он меня убьет в тот же момент. Очередной стакан полетел в стену. Обхватив руками голову, Валерий Петрович остановился и сел на кожаный диван. Он не был виден в просвет двери, я поняла это по виднеющейся ноге и тени на полу. Только после этого Нина Павловна подошла к столу и налила воды из графина в последний стакан. – На выпей, тебе надо успокоиться. – Я спокоен, я чертовски спокоен. – Соня завтра вернется, Катя сказала, что привезет ее утром. Не нужно устраивать сцены при ребенке. Если ваша ссора такая серьезная, думай, как вы оба будете растить ребенка. За Соней опека будет следить во все глаза. Тут даже твои деньги не помогут. Ты же знаешь, что ее родственники тоже очень непростые. Как только у них появится шанс зацепиться, ее попробуют у вас забрать. Еще не было суда, до него еще месяц. – Да ты не понимаешь… Она… Она предала меня. Предала нас! Дальше ничего невозможно! Как ты не понимаешь? – Может, я и не все понимаю, но точно знаю, что ошибки совершают не только плохие люди, но и хорошие. И вообще нет хороших и плохих! Это жизнь! Надо учиться прощать, есть что-то большее, чем ущемленное эго! – Прощать? Такое – никогда! – сказал Валерий Петрович, выпил воды и кинул последний стакан в стену с картиной. Картина пошатнулась, слетела с гвоздя и вместе со стаканом упала на пол. – Ты с ней даже не поговорил, может, все не так, как тебе кажется? Может, ее тоже можно понять? – Она тебе рассказала? – Нет, я не хочу принимать ничью сторону. Я знаю тебя с детства, я никогда не считала тебя просто племянником, ты мне как сын. Я люблю тебя. Я растила ваших детей. И ты знаешь, как я отношусь к твоей жене. Я не знаю ни одного человека с таким большим сердцем, как у нее. Катя ангел, сделавший много добра людям, и детям особенно. Я даже слышать не хочу, что за собака пробежала между вами, но тебе стоит с этим разобраться. Я на стороне Сони, она заслуживает того, чтоб жить в нормальной семье. – Ангел… тварь она! Такая же, как и все! Я все видел своими глазами, там все понятно! – Глаза иногда обманывают. Ты слушай сердце. Валерий Петрович встал и пошел к шкафу. Там бар, поняла я. Достал бутылку и стал пить из горла. – Не смей пить, только этого сейчас и не хватало. Уйти в запой – это твой ответ проблемам? Тебе нельзя пить в таком состоянии, ты же знаешь! Это плохо кончится, с твоей контузией ты быстро слетишь с катушек! Нельзя этого допустить, подумай о ребенке! – закричала Нина Павловна, а потом выхватила бутылку у него из рук и швырнула в стену. Такого поворота событий я не ожидала. Надо как-то незаметно уйти. – Я все время только о ребенке и думаю! Если бы не Соня, я б пристрелил эту суку еще в тот день. Как же мне больно… Нина… ты даже не представляешь… – завыл Валерий Петрович и опять сел на диван. Обхватив руками голову и опершись локтями о колени, он сидел и раскачивался из стороны в сторону. Она села рядом и обняла его. – Поплачь, милый мой, тебе легче станет. Завтра Соня вернется. Это ее дом, мы вместе придумаем, как жить дальше. Воспользовавшись моментом, когда они оба оказались на диване и не могли меня видеть, я тихо проскользнула в столовую, а оттуда на улицу. Последнее, что я слышала, проходя мило двери, – это всхлипывания Валерия Петровича. «Вот это дела», – думала я, пока ехала по ночному городу. Я появилась у Машки за полночь, все спали. Только Джек вышел меня встречать. Даже лаять не стал, чего за ним обычно не водится. – Умная собака, – сказала я, погладила его и пошла на кухню выпить чаю и что-то съесть. Собака пошла за мной. Он поесть ночью тоже не дурак. На плите стояла остывшая сковородка с макаронами. Среди них одиноко затерялась сосиска. Но для меня это была пища богов. Я так устала за сегодняшний день, слишком много эмоций для меня. Только сейчас я заметила, что мои руки в царапинах и крови, а на рукаве свитера рваная дырка – похоже, зацепилась за сучок. Я помыла руки и лицо прямо в раковине на кухне. Съела холодные макароны и половину сосиски – вторую отдала своему лохматому другу. Запила все это чьим-то оставленным на столе сладким чаем. И без сил завалилась спать на заботливо расстеленный Машкой диван. ГЛАВА 4 Наступил май. Погода резко поменялась – стало тепло и солнечно. Только вчера я куталась в пуховик, а сегодня еду в толстовке на работу. Надо сказать, летние вещи я из дома не забирала. Надо съездить туда завтра после работы. Но тогда придется принимать решение, что делать с остальными вещами. Куда их везти? К маме? К Машке? Я живу у нее уже три недели, пора что-то решать. Она меня не гонит, даже наоборот, но вот так долго продолжаться не может. Все. Решено. Завтра еду за летними вещами и решаю, что делать с остальными. Мне тепло. На душе радостно. Сегодня я счастлива. Работы в Сониной комнате идут полным ходом. Мои наброски Соне понравились. Я их еще немного доработала, и начался этап воплощения. Я пыталась их согласовать с Валерием Петровичем. Позвонила ему, но он, как всегда, был резок: – Я что, неясно выразился, кто ваш главный заказчик? Соне нравится? – Да, но вдруг вам что-то не понравится? Соня ребенок, в ее возрасте все новое вызывает восторг, а потом так же быстро надоедает. – Если ей сейчас нравится – делайте. Перестанет нравиться – переделаете. – Ну, может у вас есть какие-то личные пожелания? Чтоб был или не был телевизор, компьютер? Гостевой диван? Шведская стенка? Кондиционер? Увлажнитель? Ионизатор? – не унималась я. – Вы что, плохо слышите, повторяю вопрос – Соне нравится? – Да… – Так и не морочьте мне голову, – выругался Валерий Петрович и бросил трубку. После этого я больше ему не звонила. То, что в доме что-то происходит, я поняла уже у ворот: их мне не открыли. Я сигналила в течение пяти минут, пыталась звонить охраннику, но он не брал трубку. Потом из калитки вышел человек в черной маске, с автоматом на плече и в бронежилете с надписью «ОМОН». – Девушка, покажите документы. – Вот, – протянула я паспорт и сказала: – Я тут работаю. – Ясно, сегодня выходной. Тут идут следственные действия, езжайте домой, – сказал мужчина и отдал мне паспорт. А потом ушел на территорию Валерия Петровича. – Но я… у меня там сегодня мебель привезут! – кричала я вслед закрывающейся калитке. Черт, как не вовремя, что ж делать? Что такое происходит, я догадалась: видать, ОБЭП нагрянул. За десять лет работы главбухом и не такого повидала. Наш бизнес кошмарили как могли и конкуренты, и родное государство. Скорее всего, они ничего не найдут, то, что Валерий Петрович опытный, сомнений не вызывало. Но вот дом перетряхнут и шороху наведут. Там, наверное, уже его юристы вовсю встречные иски клепают. Но понятно, что сегодня это надолго. Я позвонила Олегу, он трубку не взял; значит, скорее всего, он в доме и телефон у него забрали. Что делать? Сейчас только девять утра… А мне сегодня надо обязательно попасть в Сонину комнату. Там остался последний эскиз ее кровати. Его сегодня нужно отправить на производство. Или они не успеют отдать его в работу, и срок изготовления растянется еще на три недели. Что же делать? Я понабирала еще телефоны домашних, но никто не отозвался. Тогда я решила поехать в старый дом. Там можно поработать, вдруг к вечеру все прояснится. В любом случае ехать домой мне не хотелось. Да и старый дом так меня манил. Я стала туда приходить каждый день. Сначала я расчищала сад. А в какой-то день пошла исследовать дом. Сейчас у меня выдалась прекрасная возможность побыть там в солнечный день и напитаться магией этого дома. То, что у этого дома есть душа, я не сомневалась. Стоило только перешагнуть порог калитки, мне сразу становилось легче дышать. После того дня, когда первый раз вдохновение пришло ко мне в этом саду и я пошла рисовать, я приходила сюда с вопросами и уходила с ответами. Я почувствовала на себе магию этого дома. К старому дому был подъезд с перпендикулярной линии. После того как богатые раскупили здесь участки, соединяли их и перегородили шлагбаумом проезды, нужно было знать, как проехать. Иначе путь к дому не найти. Я увидела калитку и ворота, когда расчистила сад по левому краю забора. Это был малюсенький проезд между соседским забором и углом забора Валерия Петровича. Сейчас я в него свернула и остановилось. Дверь машины целиком не открывалась, но я выбралась и пошла к калитке. Она была старая, но крепко сбитая и совсем не гнилая. От старого забора остались лишь два столба, на которых она держалась. Когда-то через нее ходила хозяйка дома. Видимо, по краям жили ее подружки-соседки, и они переговаривались через забор. Сейчас это был глухой непроглядный штакетник в два слоя без просветов. Соседи могли друг друга вообще не знать. Калитка на замок не закрывалась, в этом не было никакого смысла: она бы сломалась от удара ноги. Простой проржавевший крючок держал ее и не давал ветру распахнуть. Раньше за ней начинались непроходимые кусты, которые закрывали дом. Когда я их срезала, стала видна тропинка, которая шла прямиком к крыльцу. Сегодня участок выглядел совершенно иначе, чем в тот первый день, когда любопытство привело меня сюда. Он был значительно больше, чем мне показалось в первый раз, наверное, соток пятнадцать. По центру стоял дом, в правом углу сарай и старая баня. По всему участку были посажены деревья. Я пока не поняла какие, но точно могу сказать, плодовые – яблони, вишни, сливы, ну и, может быть, груша. Еще на прошлой неделе я поняла, что они все живые, просто на некоторых есть много сухих веток, которые нужно отпилить. Я увидела набухшие почки. Соки весны потекли по веткам. Я принесла садовую ножовку и сучкорез, не спеша отрезала мертвые ветки и складывала в кучу на берегу. Эта куча была уже мне по грудь и метров пять в диаметре. Перед самим домом после моей расчистки осталось пять деревьев. От крыльца до воды было метров пятнадцать. Были видны следы старой клумбы перед окнами. Следы ограды палисадника. Видимо, хозяйка дома хоть и любила деревья, хотела с крыльца видеть озеро и цветы. Оставшиеся деревья – это были две ивы с правой стороны забора. В их дебрях утопала скамейка, на которой я сидела с Валерием Петровичем в день знакомства. Кустистая вишня у крыльца. И два непонятных мне пока дерева у левого края забора между баней и берегом озера. Я поднялась по ступенькам крыльца, пребывая в радостном настроении. Увидев, что навесного замка нет, я не удивилась: видимо, сама забыла его закрыть вчера. Я дернула дверь, чтоб ее открыть, но она не подавалась. Такое уже случалось. Старый дом перекосило от времени, половые лаги гуляли. Я еще раз с усилием толкнула плечом дверь, и тут она как-то очень просто подалась. Я потеряла равновесие и стала падать через порог вовнутрь. На полпути к деревянному полу я выставила руки, чтоб смягчить удар. Тут случилось неожиданное. Я уперлась во что-то непонятное и вместо деревянного пола оказалась в чьих-то объятиях. Я хотела закричать, но звук застрял у меня в горле. – Тихо, девочка, не ори, это я, – услышала я знакомый голос. Валерий Петрович. Да – это был именно он. Мой лоб уперся в живот. Мужской живот. Терпкий запах сигарет и мужского парфюма ударили в нос. Мое лицо упало именно туда, где ему совсем не место. Тело легло на мужское бедро. И это смягчило мое падение. Видимо, он выставил ногу, когда я падала. В следующее мгновение он руками взял меня за талию и поставил на ноги. На это все ушли доли секунды. Я оказалась очень близко от мужчины, который меня пугал. И вот – темнота, узкий коридор сеней. Я краснею, хорошо, что этого не видно. Стыдно представить, во что только что уперлась моя щека. Как неловко. – Все хорошо, тихо… ты ударилась? – одна его рука была на моей голове, а второй он обнимал меня за талию. – Ты шла, видела кого-то? Неожиданная, такая беспардонная близость Валерия Петровича меня шокировала, и я не могла ничего сказать. Слова путались в голове. Только одна мысль стучала в висках – когда последний раз меня так обнимал Игорь?