Глава 9 Глава восьмая Чародейская или всем всё покажи, расскажи, да дай попробовать. Снова сидим с отцом в библиотеке, на столе между нами мой меч в ножнах и кожаная перевязь с золотой пряжкой, украшенной довольно крупными алмазами и диамантидами. Сидим, молчим. Отец буквально за руку затащил меня в библиотеку крикнув в пространство, что-бы нас не беспокоили. И вот теперь молчим. Я рассматриваю ножны червленого серебра и буквы на них, в голове что-то вертится. Вот видел я уже эту надпись, а вспомнить не могу, и вся моя хваленая память, прокачанная до сто-пятисотого лэвела мне не может в этом помочь, дежавю однако. Ножны выглядят цельно-литыми, точность выделки мелких деталей, по моему достаточно профессиональному мнению, машинного исполнения. Где же я эту надпись уже видел? Перевязь толстой кожи, наоборот, явно ручной работы, круглая пряжка из литого золота с камнями которые явно просто разложили в расплав. Но и это удивительно, так как видна филигранность работы, может имитация под ручную работу? Глянув на отца, на его локти, упёртые в стол и подбородок, положенный на руки. Взгляд отрешённый, на лбу проступили морщинки, на правом виске пульсирует жилка. Решившись, поднимаюсь, и вытащив меч, кладу его рядом с ножнами. Клинок около восьмидесяти сантиметров длиной, узкое лезвие на более пяти сантиметров с широким долом дымчатой стали, обоюдоострые, параллельные друг друг, кромки кипенно белые. По долу тянется та же надпись, что и на ножнах. — Сын где ты это взял? — взгляд отца строг и беспомощен одновременно. — Папа я хотел призвать свою шпагу, но только сразу с перевязью и ножнами, — я развёл руками, — ну оно как то само получилось. Правда могу сказать что это было очень тяжело, я даже ослеп от своего сияния, так моё солнышко светилось… — Солнышко? — отец вскинул брови, — поясни. — Ну, это я так средоточие своей энергии называю — приложив руки к солнечному сплетению показываю отцу, где оно у меня находится. — Ладно понятно продолжай. — Ну, я и говорю, что тяжело было, даже какой то чавкающий звук был, как из болота вытащил, а ещё ножны были такими холодными, что стразу покрылись инеем, по ощущениям градусов сорок ниже ноля. Помолчали, отец покачал головой, вздохнул таким знакомым вздохом, как когда-то вздыхал, лет тридцать назад, тогда соседская старушка пришла к нему жаловаться на то, что я все трёхлитровые банки на её грядке побил и угробил всю её рассаду. Выпорол папа меня тогда знатно, аж попа зачесалась от воспоминаний. — Сын ты знаешь, что здесь написано? — отец ткнул пальце в ножны. — Нет, но мне, она, почему-то кажется знакомой. — я пожал плечами, — вот только вспомнить не получается. — Это сын девиз нашего Рода, и записан он этрусскими буковицами. — Ох тыж! А я думал это старославянский. — Нет сын, и язык и этот меч, это очень древняя легенда, которую и за правду перестали считать. В Родовых списках указано, был когда то у нас в Роду великий воин по имени Сергий Скала, и погиб в большую Войну с людьми драконами, — он потёр переносицу, — так вот, был у него меч-кладенец, отданный ему древним призраком, обитающим в старом могильнике в горах Урала. Этот же призрак и забрал тело нашего предка к себе в чертоги, ну и меч-кладенец за одно. — Как то совсем уж сказочно звучит, — я со всем возможным скепсисом посмотрел на клинок на столе, — не находишь папа. Это ж только в сказках былинные богатыри мечи-кладенцы имели. — А ты вспомни, где они их брали? — Ну это, — я замолчал вытаскивая из памяти информацию, — Илья Муромец из гроба взял, в который вместо меча лёг Святогор, а подняться уже не смог. Иван Царевич в кургане взял, Руслан Елизарович тоже на кургане добыл. Меч-кладинец лежал под огромной живой головы древнего богатыря. — Сын, мечь-кладенец это не имя собственное, так называется холодное оружие, добытое в старых могильниках. Но и это ещё не всё, так ведь не каждая железка из кургана называется. Это оружие мёртвых. Оно может убивать не только живых, но и мёртвых. — Это зомби что ли, или там вампиров всяких резать? — Сын! — отец повысил голос, а в коридоре кто-то вскрикнул. Мы оба повернулись к дверям. Я на автомате потянулся аурным щупом. О! как, Лина стоит прямо под дверью, подслушивает что ли? — Лина зайди, — крикнул отец и пояснил на мой удивлённый взгляд, — кроме Линки не кому. — Да папа, звал, в дверь заглянула моя сестричка, так, кстати, не поменяв причёску, её хвостики потешно торчали вверх, украшенные шарообразными бантами-хризантемами. — Лина принеси мне пожалуйста шёлковую косынку и попроси у мамы мой брючный ремень. — папа нарезал сестрёнке задачу. — Папа не надо Юру наказывать, они ни в чём не виноват они сами… — Я не понял дочь! Это ты сейчас о чём? — отец в удивлении заломал бровь, — ремень для тебя, за то, что под дверью стояла. — Ой, — сестра буквально испарилась, хлопнув дверью. — Тоже мне, защитница нашлась. — Что, правда, будешь пороть? — Я? — Отец вскинул голову, — нет, конечно, не буду я её пороть. Матери поручу. Я в немом удивлении уставился на отца. — Сынок, во первых, я хорошо знаю твою маму, они сейчас все втроём прибегут, а мне есть, что им сказать. А во вторых, кто как не мать, должна воспитывать дочерей, а добрым материнским словом подкреплённым ремнём можно добиться больших успехов в воспитании, это факт. — Но ведь девочке уже шестнадцать лет! — я был поражён таким радикальным подходом к воспитанию взрослой девушки. — Но, но, девочке, смотри какой взрослый. Одна защитница под дверью уши грела, что бы значит, брата спасать, а другой возмущён не проступком сестры, а мерой наказания за проступок. Юрий ты понимаешь, что вот здесь и сейчас это совсем не шутки, и то, что сегодня произошло, может угрожать нашему Роду полным исчезновением. — Папа ну меч! Ну кладенец! Ну, это же сказки. Я вообще читал что кладенец, это производная от римского гладиус или вообще от старо-ирландского рубить, ну то есть клэйдэд. — Ты мне ещё новомодную норманнскую теорию процитируй, мол в России правящий Род от островных козопасов произошёл, позвали мол варягов, придите люди добрые нами покомандуйте, а то, мы ж дурные, да лапотные, через раз себе ложкой в глаз попадаем. — Отец крепко сжал губы, он всегда так делал когда хотел успокоиться. — Сын, какие сказки. Это ты мне про сказки будешь рассказывать. Ты только за сегодняшний день трижды через безвременье ходил, ты хоть понимаешь, что могло случиться, мог не ты бы меч вытянуть, а совсем даже наоборот, меч тебя. Папа потёр большим и указательным пальцами свои глаза. — Гладиус, какой к херам гладиус. Тебе напомнить, кто был сначала римляне или этруски. На старославянском — уклад это сталь, а класть вообще значит убить. В дверь постучались, и без приглашения зашли мама с сёстрами. — Милый, я понимаю ремень, а шёлковый платок тебе зачем? — мама вопросительно посмотрела на папу. — Давай сюда платок, — он протянул к ней руку, — а ты, сын, подними-ка мечь-кладенец режущей кромкой к потолку. Он взял у мамы платок и подбросил над мечом. На пол упали две половинки платка, меч прошёл сквозь шёлк как сквозь воздух. — Видели? — обратился он к Лане с Линой, — вот так же на пол могут упасть ваши пальцы. Касается всех! Юркин меч, его ножны, и на всякий случай перевязь, трогать всем категорически запрещено. Примите, как аксиому, это может быть очень опасно, я до конца не уверен, но это как раз тот случай, когда лучше перебдеть. — Юра, это ведь ты с ним приехал? — мама с немым укором посмотрела на меня, — зачем ты это привёз, и где взял? Глянув на отца, испрашивая взглядом разрешения, и только как он кивнул, ответил: — Папа считает, что я его из могилы вытянул, где наш предок захоронен. — Так подожди возмущаться, — отец не дал матери рассказать нам обоим, кто мы и где нам лечиться. — Значит так, Юра ты сейчас подробно, вот прямо как проснулся, расскажешь нам, что с тобой происходило, и как день прошёл, — он снова потёр двумя пальцами глаза, а я подумал, ведь можно и родителей, через ауру, на здоровье проверить. — В общем, постарайся быть точным, но без излишних подробностей, если будет нужно, я уточню… хм, интересные моменты. Следующие полчаса, я подробно рассказывал, и про утро, когда услышал отца, и как решил к нему присоединится, рассказал про то, что могу вызывать свою шпагу. Как в школе подарил заколку Юн Ми, и про её счастье в глазах, на что девчонки сразу стали фыркать. Линка, так вообще заявила, мол, Юн Ми предательница, и вместо того, что-бы за мной приглядывать, решила меня увести. Правда тут же замолчала, получив красноречивый взгляд от матери. Подробно рассказал о своём знакомстве с Тэгю и бандой отморозков занимающихся рэкетом. Сразу уточнившись про, то, что за главаря у нас сынок директора. Сразу же поведал и про директорский наезд. — Ты что? избил одноклассников? — мама вскинулась в возмущении и, почему-то с упрёком, посмотрела на отца. — Да не бил я их, — после чего в деталях рассказал кому и куда от меня прилетело, — Ну а директорскому сынку, действительно с ноги по зубам врезал, теперь по нему стоматолог плачет, ну или наоборот. — Ну-ка сын, давай дословно, воспроизведи ваш разговор с Лим Джи. — Попросил папа. Ну и повторил, внутренне ёжась, ведь я действительно вёл себя откровенно вызывающе и даже хамски, блин всё время забываюсь, что мой биологический возраст — пятнадцать. А ведь как иногда мечталось в детство вернуться. Вот правильно люди говорят, бойтесь своих желаний, не дай Бог сбудутся. Но отец, к моему удивлению лишь кивал, а потом и вовсе сказал, что всё правильно я сделал, мол, так и нужно разговаривать с теми кто зарвался и берега потерял. За дуэль тоже пришлось рассказывать очень подробно. На мой вопрос о Мии, и о моём желании избавить девочку от сексуального рабства, мама только головой покачала и пояснила мне глупому, что в Корее за вовлечение в проституцию несовершеннолетних как и за пользование такими услугами есть только одно наказание — смертная казнь. И вообще Империя Корё одно из немногих мест на земле где этой древнейшей профессии вообще не было. Даже японцы за тридцать лет оккупации завозили в Корею своих жриц любви, вот там как раз, всё обстоит ровно наоборот. Мама даже пояснила, почему директорёныш ждал пятнадцатилетия девочки, с этого времени здесь наступает возраст согласия, чем и решил воспользоваться мелкий выродок. Отец же всё время уточнял для себя мелкие детали, его интересовало буквально всё. Он спрашивал, как стояли вассалы принцессы, в какой именно момент шагнули вперёд, обозначая защиту Решельё. Он сильно удивился тому, как принцесса влезла в условия дуэли, самостоятельно назначив правило до первой крови. Папа разобрал этот момент буквально по секундам. Потом потребовал, от меня, демонстрацию приёма, вот прямо с утра обязал показать ему приём, который я назвал лунный луч. А под конец моего повествования о дуэли, папа выглядел очень задумчивым, он несколько раз повторил: "Решельё" и неожиданно для всех выдал, что нужно звать деда в гости, уж больно вопрос серьёзный по телефону не решить. На моё желание пойти капитаном в клуб начальной военной подготовки получил немое удивление и мамино: «Зачем тебе это надо?» Пояснил зачем, снова наткнулся на родительское удивление, только теперь, серьёзностью моих планов. Отец даже уточнил, понимаю ли я, о необходимости траты личных средств на такой глобальный проект, и получив мой утвердительный кивок, достал свою записную книжку и что-то записал. А вот за Ким Со Хён мне прилетело знатно, от мамы, в виде затрещины. Больно и обидно, по-другому и не скажешь, хотя умом и понимал, это за дело, но всё равно обидно. Мама, было начала опять рассказывать по семью Кимов, но папа прервал, сказал, что не место и не время. Глядя на умоляющие мордашки сестричек, рассказывать про попадание меня и Тэгю под залп тяжёлой артиллерии не стал, Уточнил лишь у отца, правильно ли поступил, взяв мальчишку в оруженосцы. На его кивок и заверения, обязательно вернуться к этому вопросу, стал рассказывать про мечь-кладенец. — Ну вот как-то так, я его и вытащил. — Закончив говорить и повинуясь своему порыву, подхватил меч за рукоять, поднял его остриём к потолку, стал разглядывать своё приобретение, поражаясь его идеальности и ощущению лёгкости в руке. Будто и не держу в руках железку в пару килограмм. — Вложи в ножны, у тебя ещё будет время насмотреться. — отец дождался моего послушания и продолжил. — Так, а теперь поговорим о серьёзном. * * * В семье Кимов сегодня случился незапланированный семейный совет. На кухне за большим круглым столом, по европейски, на стульях, сидели, глава семейства Ким Александр Владимирович, его две жены — Селин и Ха Сиа, и все их дети. Самой старшей была приёмная дочь Александра Владимировича — двадцатисемилетняя Со Хён, которую он искренне любил как свою родную кровь. Двое детей от Селин — двадцатидвухлетний Хьён и двадцатилетняя Дан Би. Две егозы от его второй жены Ха Сиа — виновница сегодняшнего семейного совета четырнадцатилетняя Юн Ми и самая младшая в семье Хьён-ян. Александр Владимирович обвел всех взглядом, вздохнул подумав, всего два мужика я да сын, может и правда послушать жён и привести третью жену, мальчишку хочется всем, а Хьён скоро покинет семью, совсем взрослый стал, пришло время птенцу вылетать из гнезда и радовать своих родителей внуками. Он опять вздохнул, и в конце концов, начал, такой неприятный для него разговор. — Юн Ми как так получилось, что наследный принц Сергеев подарил тебе заколку с Гербом Рода и назвал своей будущей невестой? Разве ты не знаешь, что за нашей семьёй есть обязательство выдать за принца старшую дочь Ким Со Хён? — он протянул руку и положил на средину стола заколку с гербом и подвеской украшенной большим зелёным камнем. — Какой большой камень, — воскликнула вторая жена, — милый это очень дорогой подарок. — Сиа тут дело не в деньгах, — Александр Владимирович поморщился, — Юра конечно ещё мальчишка, но он дворянин, у него с молоком матери вложено на генном уровне, что гербы, ни кому, просто так, не даются, и уж тем более вот так в качестве парного подарка. И Евгений Львович трубку не берёт. Мне пришлось записаться к нему на приём, завтра к одиннадцати. Ох, доченька, как же так? Ну чего? Молчишь? Но Юн Ми молчала, опусти очи долу, красная, как рак, до самых кончиков ушей, только вот раскаяньем это не было. Вот ведь упёртая растёт, папина кровь. Александр Владимирович покачал головой и обратился к самой старшей: