— Сухаря надо? — предложил Петя. — М-гм-гм-м!.. Нет! — жуя, отмахнулся Миша. — Кабы свеженького, такого, знаешь, чтобы... М-м-гм-м!.. — Сбегай, — сострил Петя. — До ближайшей булочной всего каких-нибудь полтораста километров. — У меня есть свежий хлеб! — громко раздалось чуть не над их головами. Миша и Петя, перестав жевать, медленно повернулись и так же медленно подняли недоуменные глаза. В нескольких шагах от них стоял высокий, широкоплечий молодой человек с мохнатыми, настороженно сдвинутыми бровями. Он улыбался по-дружески, хотя и несколько натянуто. Одет в куртку тонкого брезента на искусственном меху, с молнией и капюшоном, со множеством карманов, в добротные туристские штаны, ботинки на толстой кожаной подошве, за плечом — небольшой рюкзак. — Откуда такой бровастый? — произнес Миша, пряча испуг за развязной усмешечкой. — Добрый день! — Бровастый приблизился, сбрасывая рюкзак, и вынул белую сайку. — Она, поди, давно окаменела, — сказал Петя, подавляя свою дрожь. — О, нет! Вчерашней выпечки. Берите. Поделюсь, — предложил бровастый. — Я тоже хочу немного поесть. Он по-компанейски подсел к ним, извлек из рюкзака ветчину, завернутую в целлофан. Достал большой блестящий складень, ловко нарезал несколько аккуратных ломтей. Потом так же быстро нарезал сайку, сделал бутерброды и начал угощать. — Культурненько! — снисходительно отметил Миша. — Куртка у вас шикарная, — сказал Петя, с почтением переходя на «вы». — Не отечественная? Где брали? В комиссионном? — Что? A-а. Да-да! Удобная... А вы охотники? — спросил бровастый, кивая на ружья, валявшиеся рядом. — Как ваши успехи? Ни пуха, ни пера? — Мы просто бродяги, — сострил Петя, считая неудобным афишировать свою будущую профессию. — Вольная банда!.. — Бродяги? — поразился тот и даже, по-видимому, испугался. — Как бродяги? Банда? — Да, ходим-бродим, скитаемся, кое-чем занимаемся, — беспечно подхватил Миша. — Сыграем в карты? — Карты? Не-ет! — поморщился бровастый. — Это игра для богатых и для дураков. А как вас зовут? Вы хорошо знаете эти места? — Зна-аем! — угрожающе протянул Миша, рассерженный отказом и такой оценкой карточной игры. И спросил грубо: — А ты вообще-то кто такой? Куда идешь? Откуда? Бровастый склонил голову, откладывая свой бутерброд, и податливо, с доверчивой готовностью сказал: — Мне надо в ближайший населенный пункт. Зовут меня Юрий, Юрий Попов. — Он говорил отрывисто, волнуясь. — Меня сбросили сегодня на парашюте, здесь, недалеко. Я должен найти представителя власти, чтобы... Я дам интересные показания... Это очень важно... — Нну-у-у!... Вот это свист! Художественно!... — воскликнул Петя и засмеялся. — Брось-ка ты нам мозги пылить. Мы же видим, что ты геолог... — Из той экспедиции, — добавил Миша, ткнув большим пальцем себе за плечо. — Мы все знаем. Ты что же, нас напугать хочешь? А мы никого не боимся. Здесь мы хозяева! — Зачем пугать? — заискивающе улыбнулся тот, он на самом деле принял их за бандитов. — Я не буду никому говорить, что видел вас. Я понимаю. Честное слово! Я могу все вам отдать добровольно. Хотите — куртка, часы. Бритва есть, механическая бритва с пружинным заводом. Как электрическая. Раз — и все чисто... Он полез в рюкзак, но Миша остановил его, прикрывая ладонью свою небритую бороденку: — Не валяй дурака. Ничего нам не надо. Миша с Петей были изрядно ошарашены. Но им стало весело оттого, что такой крупный, атлетического сложения человек опасается, приняв их за каких-то уголовников, скрывающихся в тайге. Сдерживая смех, они переглядывались, придумывая, как бы еще похлеще подшутить над чудаком, прикидывающимся черт знает кем, нагнать на него страху побольше. — Вы меня не трогайте! — откровенно беспокоился бровастый, перехватывая непонятные ему взгляды Миши и Пети. — Я должен дать ценные показания. Это очень важно... Была минута, что самолюбие порядочного человека взяло верх, и Миша начал читать бровастому нравоучение: — Вы, молодой человек, видать, маменькин сынок, пижон, стиляга. А геолог должен быть таежником. Иначе, какой он геолог?.. Настоящий таежник сразу определит, что мы не какие-нибудь праздношатающиеся, а производим научную деятельность. Мы работники умственного труда. Настоящему таежнику нечего прикидываться подозрительной, таинственной, экзотической личностью, чтобы обезопасить себя. Мы и так никого не трогаем, не грабим... А то, что мы небритые, — так это специально: мы, может быть, бороды себе запустили... А мыло мы потеряли... Про мыло Миша сочинил для пущей убедительности: два куска третий день лежали нетронутые на камне у речки, где парни утрами освежались. У Миши мелькнула мысль, что перед ними какой-то геолог, который вдруг да и расскажет где-нибудь про одичавших студентов. И Миша готов был оправдываться всячески. Он даже встал уважительно. — Я вас понял, товарищи работники умственного труда, — ответил бровастый вежливо, тоже подымаясь и застегивая свой рюкзак. — До свиданья. Мне надо спешить. Я по этой дороге дойду до Р*? — спросил он, показывая на другой берег речки, где виднелась еле-еле проторенная тропа. Она вела именно в Р*, хоть и не совсем прямиком. Она была чуть-чуть приметна, тем более столь издалека: до речки шагов десять, да полувысохшее русло — шагов двадцать. Миша с Петей какую-то секунду подивились такому острому зрению и пониманию признаков местности в тайге, где что ни путь, то перепутица. Но на этот раз взяло верх бравое озорство Пети. Он прицепился к слову и напустился на бровастого: — Это еще что за ирония? А ну, стой!.. Петя схватил ружье, быстро откинул ствол, подул в пустой патронник и выпрямил, громко щелкнув затвором. Наставить оружие на живого человека он не решился. Но принял грозную, задиристо воинственную позу. Подумал немного и предложил со смехом: — А ну, давай посмотрим, кто из нас какого труда работник... Бери топор, так-перерастак! Вон — сучья, видишь? — Он показал на сушняк — несколько берез, сваленных грозою в груду. — Наруби нам дров для костра, тогда можешь идти куда хочешь. Нну-у-у! Живо!.. Бровастый пожал плечами, покладисто усмехнулся и поднял с земли топор. Петя отскочил в сторону и, взяв ружье наперевес, проводил бровастого к поваленным березам. Тот сговорчиво покивал и, поплевав в ладони, начал обрубать сучья со ствола лежащего дерева. — Давай-давай!.. — всполошенно покрикивал Петя. — Физический труд, он облагораживает! — со смехом вторил Миша, потакая другу. В возбуждении он тут же забыл, как и что думал две минуты назад. Ему понравилась Петина затея — заставить какого-то аристократа поработать. Мальчишеская бравада толкала на своевольничанье. Сознавая безнаказанность своих действий в глухом лесу, вдали от жилья, добрые молодцы потешались над тем, что человек покорен им, как телок. — Тоже, навыпускали горе-геологов! — громко, издеваясь, брюзжал Миша издали. Он снова расположился у костра, прилег поудобнее — расправиться с глухарем и бутербродами. — А ничего!.. Получается!.. — сообщил Мише Петя, стоя, как часовой, рядом с бровастым. Тот старался топором изо всех сил и даже посмеивался добродушно. Это злило Петю. — Нечего зубы скалить! Вот употеешь, тогда по-другому глядеть на нас будешь, — увещал Петя. — Пусть, пусть мозоли себе набьет. Полезно! — добавлял Миша. И никто из них не заметил, как в ольшняковых зарослях за палаткой появился Сережка Векшин. Он поначалу обрадовался, что наткнулся на стан студентов: все же — люди и знакомые, мимо них туристы проходили и делали привал. Сейчас можно попросить у них чего-нибудь поесть, они ребята нескупые да и промысловые — всегда с рыбой, с дичью. Но, услышав залихватские возгласы Миши и Пети, Сережка замедлил шаги, остановился, не доходя, и даже чуть замаскировался острыми лоснящимися листьями кустарника ольхи. Присел. Как же! Интересно узнать, что у них происходит! И кто же с ними третий? Кого это Петя с ружьем охраняет? Однако, сколько ни пытался Сережка разглядеть третьего, ничего не получалось: тот работал внаклон, совсем не разгибаясь. Не сидеть же Сережке в засаде до бесконечности. Да и запах жареной дичи, доносившийся от костра, поддразнивал. Уйдя от своих натощак, Сережка за всю дорогу съел лишь несколько ягод земляники. Останавливаться и собирать? Он не мог терять времени. Да и какая это еда! — Привет неутомимым работягам науки! — С таким приятельским восклицанием Сережка, взяв дубинку на плечо, вышел к костру. Он даже поклонился небритому, удивленному Мише, чопорно воздавая ему честь не только как обладателю кое-чего съестного, но и как представителю ученого мира. — Здорово, создатель машин в пучине оголтелого туризма! — с иронической высокопарностью произнес Миша. — Что? Уже — назад! Ненадолго же хватило вашего исследовательского энтузиазма. Сережка живо подхватил этот нарочито пренебрежительный, внешне веселый тон и тоже постарался выразиться риторически-витиевато: — Увы, мой дорогой ученый муж, я возвращаюсь в одиночестве, ибо чрезестественные (словечко-то какое употребил!) обстоятельства вынудили меня покинуть своих верных спутников и спешить в Р*. Миша поразился такой речью больше, нежели неожиданному появлению самого Сережки, и ответил не сразу: — А ты, я смотрю, начитанный... — похвалил он Сережку и перестроился на иной лад, стал разговаривать, как равный с равным. — Что? Из-за девчат поссорились? Нет?... Вон, тебе попутчик есть до Р*. Ох, и чудак. Какой-то инженеришко, что ли, из геологической партии. Мы немножко тут разыграли его и заставили поработать... — Мотор докладом не заправишь, — прервал его Сережка. — Дай чего-нибудь поесть, у меня в желудке вакуум. — Садись, садись... Вот птичка. Понимаешь, упала в костер, пришлось зажарить. Ты вчерашнюю кашу любишь? У нас как раз полный котелок остался. — Давай все, — ответил Сережка. Пока он ел и, обжигая губы, пил горячий навар чаги из эмалированной кружки, Миша с удовольствием рассказывал, как пришедший бровастый парень принял его с Петей за каких-то беглых уголовников. — Вот юморист! — восторгался Миша не то бровастым, не то самим собой. Сережка слушал. Но его сразу начало клонить ко сну. Разомлел. Ночь не спал, да еще с утра отшагал столько. Усталость брала свое. «Хороши студенты, если их принимают за бандитов», — подумал он и почувствовал, как у него опускаются отяжелевшие веки. Казалось, теперь никакая сила не заставит его подняться на ноги и продолжать свой путь. «Пожалуй, не дойду, — склонялся он к назойливой мысли. — Надо растолковать все ребятам, чтоб они добрались скорее до Р* и сообщили там хоть кому-нибудь о шести парашютистах. Там есть хороший старик Чурсин... Или пусть этот третий сообщит, он все равно идет туда... Надька ничего не понимает, еще и трусом меня назвала...» Сережка почти спал. Еще пока неглубоким сном, сквозь который все слышится. Но приятная истома опутывала, навевала туманные видения. Вот Сережка идет по лесу, и от него убегает росомаха. А потом она вдруг оборачивается и кричит почему-то Петиным голосом: «Давай, давай!... А ну, стой!.. Мишк-а-а!.. Сюда-а-а!» «Это Петя зовет на помощь... Что там делает тот, третий?..» — смутно и тревожно думает Сережка сквозь сон. И ему чудится, что он бежит скорее от росомахи к палатке студентов. Быстрее!.. Еще быстрее!.. Вот уже палатка на полянке среди ольшняковых кустов. Костер... В тяжелой дремоте Сережка медленно валился набок. А Петя на самом деле звал на помощь. Бровастый обрубал сучья, обрубал да и вспотел. Петя посоветовал ему снять куртку — тот отказался. Петя, посмеиваясь и добродушно поругиваясь, хотел все-таки заставить его раздеться и пригрозил ружьем. Тогда бровастый сказал, что он вообще больше работать не будет и бросил топор. Петя ткнул его стволом в грудь и схватил за полу куртки, потянул, стаскивая. А бровастый вытащил из кобуры под полой куртки пистолет. — Руки вверх, бандит! — скомандовал он Пете. — Ружье у тебя не заряжено, я знаю. Миша ринулся Пете на помощь. Он прыгнул на бровастого сзади, чтоб отнять оружие, наставленное на друга. Но не сумел. Через полсекунды Миша был свален наземь, а Петя лег с ним рядом по команде, под пистолетом. — Пятнадцать минут — ни с места! — крикнул бровастый и бросился к костру за своим рюкзаком. Но в это время очнулся Сережка. Он накололся щекой о сучок на полене у костра, а в своем сновидении как раз подбежал к этому самому месту. Открыл глаза, тряхнул головой, обернулся.