Дворжик затравленно взглянул на него. – Чего – гараж? – удивился Бабкин. – Я понял, как его друг Генка добрался до награбленного. – Илюшин ухмыльнулся. – Гараж-то у них был общий! Сергей немного поразмыслил и перевел взгляд на Дворжика. – Вы что, два умника, оставили сумку в гараже? – недоверчиво спросил он. – Да ладно! Не может быть! Скажи, что ты шутишь! Дворжик молчал. В гараже они отмыли номера, потом закрыли ворота и в тусклом свете единственной лампочки, свисающей с потолка, поделили драгоценности пополам. Дележка была простая: тебе пригоршня, мне пригоршня. Это было еще не выделение долей. Просто Свищ сказал, что все в одном месте хранить глупо, и Митя с ним согласился. Половину унес к себе Колька, чтобы спрятать у отца в сарае. Место было хорошее, безопасное: хранились там только рыболовные снасти отца да сломанные детские велосипеды. Дворжик запихнул сумку на полку. У него была договоренность с одним человечком, знающим, куда можно по-тихому пристроить ювелирку. Уже вечером они должны были показать часть добычи ему. Не было смысла перепрятывать. – Расходимся, – солидно сказал Свищ. – Возле дома глянь, чтобы слежки за тобой не было. Он прижал к груди пакет, в котором кроме бутылки водки и батона, припасенных для отвода глаз, лежали еще золотые кольца с браслетами, и деловито поковылял к выходу. «Слежки!» – передразнил Дворжик. Совсем сдурел. Заигрался в крутого грабителя. На душе у него кошки скреблись. Все пошло не так! Ладно хоть их не запалили… Оставаться в гараже Дворжику было неприятно. Он вернулся домой, выпил и завалился спать. – Когда ты обнаружил, что сумки нет? – На следующий день, – неохотно сказал Митя. – Я накануне перебрал чутка. На все забил. Уснул. А днем прихожу в гараж, а там… Сумка была на месте. Но драгоценности пропали. Первым, на кого подумал Дворжик, был Свищ. Но Колян стоял рядом с ним, и морда у него так вытянулась, когда он увидел пустое нутро сумки, что Митя сразу отказался от этой мысли. Взгляд его упал на мотоцикл, перепачканный в грязи, и Дворжика осенило. – Генка! Козицкий, сука, падаль, тварь! Паршивый урод завел свой мотоцикл в гараж Дворжика, увидел сумку и не удержался, чтобы не залезть в нее. Свищ покрыл на чем свет стоит и Козицкого, и покойную старуху, и их с Митей. – Придурки, блин! О чем думали?! – Я забыл про него! – оправдывался Дворжик. Он и в самом деле забыл. Летом Козицкий почти никогда не пользовался его гаражом, он бросал мотоцикл у подъезда. Но вчера шел дождь, и Генка изменил своей привычке. – Где его теперь искать? – Пошли! Найдем! Они обегали полгорода. Все места, где бывал Козицкий – и те, где его ссужали деньгами, и те, где он покупал наркоту. Свищ скрипел зубами и пророчил Генке такие увечья, что Дворжик только поражался его фантазии. Козицкий к вечеру явился домой. Двоих поджидавших его парней он увидел от соседнего подъезда и рванул прочь, как заяц. Приятели бросились за ним. – Дальше мы сами знаем, – прервал Бабкин. – Вы его загнали, и он попал под поезд. – Мы не хотели, – пробормотал Дворжик. – Мы не думали… – Еще бы вы хотели! Он вам живым был нужен. Невредимым и разговорчивым. Значит, половины драгоценностей вы лишились. Что с оставшимися случилось? Тут Дворжик начал мямлить и нести околесицу. Из его невнятного бормотания Бабкин и Макар сумели понять, что он каким-то образом кинул своего напарника. Деньги от продажи украшений достались Мите, а Свищ был вынужден уехать из Тулы. – Ты его в лесочке, должно быть, прикопал, – задушевно предположил Сергей. Но Дворжик крестился и клялся, что Свищев покинул город живой и невредимый, разве что очень злой. Полученные средства Митя пустил в оборот. Он успешно избавился от всего, что они взяли у старухи. Кроме одной-единственной пары сережек. Они его завораживали. Дворжик утешал себя мыслью, что это заначка на черный день, а если не пригодится – значит, его счастливый камень. Однажды серьги углядела его жена, тогда еще невеста, и вцепилась в них как обезумевшая. Она всегда до блестяшек была слаба. Дворжик противиться не стал: Светку он обожал и готов был отдать ей что угодно, лишь бы порадовать ее, красоту свою несусветную. – Про Вениамина, значит, ты все выдумал, – констатировал Бабкин. – А? – Фотографию я тебе показывал. Ты сказал, видел этого мужика. Соврал? Дворжик кивнул. Во время первой встречи с этим громилой он поздновато сообразил, что надо бы отвести от себя подозрения. И ухватился за предложение опознать кого-то из людей на снимках. Сергей с Илюшиным переглянулись. Макар в очередной раз оказался прав. Они нашли того, кто был причиной смерти Дарницкой. Но это ни на шаг не приблизило их к разгадке убийства Пашки. – Ты сказал, вас кто-то навел на дом старухи, – вспомнил Бабкин. – Кто? Дворжик помялся. – Не молчи, сокол! – ласково пробасил Сергей. – Ты уж все выложил, чего тебе стесняться. – Племяш мой, – вздохнул Дворжик. – Пацанчик там рядышком жил. Все знал о старухе. Чего носит, где хранит. Он и навел. – Как зовут-то племяша? – Федька. Федор Игнатов. Бабкин жестом показал, что он по-прежнему внимательно слушает. – Они с дедом неподалеку отсюда жили, в Багрянске. Родителей у Федьки нет, его на лето в Литвиновку пристроили. Ну а потом все и случилось. – Что случилось? – не понял Сергей. – Ну как… умер он. Илюшин озадаченно склонил голову набок. – И этот тоже? Многовато что-то смертей на одну Литвиновку. Или он в другом месте умер? – Там, – нехотя пробормотал Дворжик. У Илюшина заблестели глаза. Он подался вперед и стал похож на куницу, выслеживающую добычу: быструю, сильную, опасную. – При каких обстоятельствах? – вкрадчиво спросил он. – Митя, как погиб твой племянник? Дворжик тяжело вздохнул. – Убили его. Вскоре после того, как мы у старухи побывали. В комнате повисло молчание. – Что? – Бабкин помотал головой, словно пес, вытряхивающий воду из ушей. – Что за ахинея? Но Илюшин хлопнул в ладоши. А секунду спустя уже стоял перед Дворжиком. В руках его была фотография, оставленная Яной Тишко. – Смотри – здесь есть твой племянник? – Ну да. – Покажи! Бабкин подошел ближе. – Да вот он, – недоуменно сказал Дворжик. – Крайний слева. Он озадаченно посмотрел на этих двоих. Как будто на фотке еще кто-нибудь мог бы быть Федькой! Сергей почувствовал себя так, будто его с размаху ударили в лоб. – Так я и знал! – торжествующе сказал Макар. – Серега, ты понимаешь? – Ни хрена я не понимаю! – Пашка не их сын! Он вообще никакой не Пашка. Он Федя, Федор Игнатов!