После нескольких сравнительно безуспешных лет, проведённых в Гибралтарском проливе, Ян решил попытать удачу там, где ещё не отваживался промышлять ни один пират, ни варварийский, ни какой-либо иной. В 1627 году он нанял в качестве штурмана невольника-датчанина, который утверждал, что бывал в Исландии, и приказал ему указывать путь к этому отдалённому острову. На трёх кораблях Янса, помимо мавров, было трое английских ренегатов. Эта экспедиция была дерзким подвигом для навигации того времени, но её результаты были несопоставимы с риском. Пираты разграбили столицу – Рейкьявик, но заполучили лишь немного солёной рыбы и несколько шкур. В качестве компенсации за это разочарование они захватили и увезли с собой четыре – а некоторые утверждают, что и восемь сотен исландцев: мужчин, женщин «5 и детей. К 1627 году политическая ситуация в Сале несколько накалилась. В этом году орначерос провозгласили в Касбе свою собственную республику, а аль-Аййаши активно устанавливал свою власть в Старом Сале. Пребывание Мурата на посту адмирала, мешавшее ему ходить в море, возможно, плохо бы для него закончилось; так или иначе, после возвращения из Исландии он вместе со своей магрибской семьёй перебрался обратно в Алжир и сразу же возобновил активную корсарскую деятельность. В 1631 году он организовал ещё одну выдающуюся авантюру, разграбление города Болтимор в ирландском графстве Корк. В истории разграбления Болтимора настоящим и до сих пор остающимся без ответа вопросом является не вопрос «как?». Хотя Мурат, разумеется, был великолепным мореходом, в этом предприятии он отнюдь не являлся первопроходцем, в отличие от похода в Исландию. «Малыш Джон» Уорд несколько раз устраивал экспедиции к ирландским берегам, и мы также можем с уверенностью полагать, что он был не единственным корсаром, следовавшим по этому маршруту6. Пьер Франческо Мола. Восточный воин (Мурат-рейс). 1650 Настоящим вопросом в истории разграбления Болтимора является «почему?». И здесь единственный раз в наших изысканиях туман утерянной истории, кажется, чуть проясняется, демонстрируя некоторые проблески возможных мотивов. Прежде всего, Южная и Западная Ирландия в этот период кишела пиратами почти так же, как и Варварийский берег. Знаменитая пиратка Грейс О’Мэлли правила своим небольшим королевством в Мейо во времена Елизаветы и в 1593 году даже нанесла своего рода государственный визит этой правительнице – как королева к королеве7. Что же касается графства Корк, то мы узнаём следующее (из довольно редкой книги «Пиратские гавани и их тайны» Б. Фуллера и Р. Лесли-Мелвилла): Сэр Уильям Герберт, вице-председатель Манстера, охарактеризовал положение провинции в 1589 году такими словами: «Если пиратство здесь продолжится и каждый порт и гавань будут доступны для них [разбойников], нам придётся отказаться от проживания здесь, поскольку мы не сможем перемещать по морю ни свои товары, ни самих себя, кроме как уповая на милость пиратов. Провинция фактически стала вместилищем пиратов. Им слишком покровительствуют в Керри. Сэр Эдвард Денни получил гасконское вино, которое было захвачено у французов, а леди Денни – товары, взятые у “Британий”[21]. Некий капитан Мэрис из Йола, известный в такого рода делах негоциант, вскоре должен переехать в Толахт, замок, принадлежащий сэру Эдварду Денни, неподалёку от Трали, чтобы там заниматься такой торговлей». Денни, позднее возведённый в достоинство графа Норвича, также имел владения и в Корнуолле, и, следовательно, соседствовал с родом Киллигрю. Он, по сути, сделал для пиратов в Ирландии то, что Киллигрю и сэр Джон Перрот делали для них в Корнуолле и Южном Уэльсе. Когда влиятельные вельможи становились «прикрытием», пиратство, безусловно, было стоящей игрой… И поскольку королевский флот практически не существовал вплоть до второй половины века, когда Яков II обеспечил ему надёжную поддержку, было поистине невозможно «отслеживать и отваживать жителей от торговли с этими кровопийцами», если пользоваться цветистым слогом лорда Данверса. О размахе пиратской вольницы можно судить по тому факту, что в начале 1609 года сам Данверс был блокирован в городе Корке четырьмя пиратскими судами с более чем тремя сотнями людей. Лорд-председатель же не мог отрядить и одного корабля, достаточно сильного, чтобы разбить грабителей, поэтому ему пришлось отсиживаться в Корке, пока незваные гости повсюду бороздили прибрежные воды в поисках припасов. Для того чтобы не дать им снова пополниться провизией в графстве Корк, поставки зерна, обычно отправлявшиеся из этого графства, были прекращены, но это, скорее, куда больше разозлило местных жителей, чем пиратов. Позднее в этом же году ещё более многочисленная армада пиратов, насчитывавшая И кораблей и 1 000 человек, высадилась на берег. [Это был капитан Уорд и его флотилия из Туниса.] Сэр Ричард Морисон, бывший тогда вице-председателем Манстера, оказался бессилен противостоять им и был вынужден обратиться к старому и явно неэффективному приёму дарования им прощения. «Пираты постоянно останавливаются для ремонта на западном побережье провинции, – заявлял он лорду Солсбери, – учитывая отдалённость этих мест, дикость людей, а также силу и богатство пиратов, как в отношении командования, так и в получении поддержки, нам очень сложно будет противостоять или избавиться от них». Таково было положение дел, когда Берехавен впервые привлёк к себе гневное внимание английского правительства. Событие происходило в дни Доннела О’Салливана Бера. Это место идеально подходило и подходит в качестве защищённой гавани. В доказательство достаточно лишь напомнить, что именно здесь, согласно договору 1921 года, Великобритания сохранила за собой одну из своих военно-морских баз. Это действительно гавань в гавани, поскольку она далеко вдаётся в залив Бантри, известный как один из самых великолепных и живописных природных портов. Даже в середине восемнадцатого века можно было сказать, что залива Бантри хватило бы, чтобы вместить все суда Европы, и такое заявление совсем не выглядело бы абсурдным, поскольку его размер двадцать одна миля длиной и в среднем три мили шириной. Кроме того, он глубок. Местная гавань образуется островом Бере, гористой полоской земли примерно в 7 миль длиной и шириной в полторы мили, лежащей у северного берега залива Бантри. Если смотреть на него с высшей точки залива, то есть с его восточной оконечности, этот остров поразительно напоминает греющегося на солнце крокодила. Располагаясь практически параллельно большой земле и почти сходясь с ней у обращённого к океану края, остров образует превосходно защищённую гавань, в моменты, когда залив Бантри объят яростными штормами. Главной цитаделью Доннелла О’Салливана был замок Данбой на большой земле, господствовавший над узким морским проходом в гавань. Доннелл был диким морским разбойником, дерзким от осознания надёжности своего логова и заступничества могущественного клана О’Салливан, которому принадлежала эта местность. Даже в наши дни по меньшей мере семьдесят пять процентов жителей Каслтаунбера, глухого городка на большой земле, стоящего напротив острова, – это О’Салливаны. Сюда приплывали крупные и мелкие пираты, устраивали бойкую торговлю, поскольку за их внимание соперничал и соседний порт Болтимора, известный также под звучным именем Дунашед («крепость драгоценностей»). Гавань Дунашеда представляет собой защищённую бухту, где, по словам сэра Томаса Стаффорда, «может перемещаться бесчисленное множество кораблей, приливы и отливы там незначительны, воды глубокие, и есть хорошие места для килевания судов». Эта гавань образована островом Шеркин, также являющимся естественным волнорезом. Дальше в море лежит остров Клир-Айленд, ближайшая земля к маяку на скале Фаснет-Рок, чьи мощные лучи воодушевили немало путешественников через Атлантику. Это надёжно защищённое логово, и его окрестности, в то время – крупнейшее баронство в Ирландии, находились во владении рода О’Дрисколлов, которых, быть может, стоит помнить как самый знаменитый клан ирландских морских разбойников. Им шла богатая пожива от пиратов, спешивших на всех парусах при попутном ветре с добычей, взятой у ненавистных англичан. И поэтому, как считается, между О’Салливанами и О’Дрисколлами существовала определённая неприязнь. Без сомнения, об этом хорошо знали пираты и с немалой выгодой этим знанием пользовались. Таким образом, Берехавен и Болтимор не были пиратскими логовами в том смысле, что ими владели отъявленные морские разбойники, использовавшие их как ключевые базы для своих операций. Они были полезными местами стоянок, куда могли приходить все пираты, чтобы гарантированно получить за свой груз хорошую цену или скрыться, получив защиту в периоды гонений. В то же время, не приходится сомневаться в том, что владельцы этих двух портов и сами занимались пиратством, и не отличались глупой щепетильностью в вопросах нарушения интересов как друг друга, так и всех прочих ирландцев. Известен случай, когда сэр Финин О’Дрисколл – или сэр Финин Корабельный, как его ещё звали, – изрядно обжёгся на грузе роскошного вина. Однажды ненастным февральским днём этот уважаемый человек вместе со своим незаконнорождённым сыном Гилли Даффом, прозванным также Чёрным парнем, увидели корабль, беспомощно метавшийся у входа в Болтиморский залив. Запрыгнув в лодку, заботливая парочка к большой радости удручённых матросов предложила указать им проход. Это было португальское судно, гружёное сотней бочек вина, предназначенного для неких купцов в Уотерфорде. Об этом О’Дрисколлы узнали очень скоро и решили сами завладеть грузом. Португальский капитан был только рад, когда радушные чужаки предложили ему и его офицерам отобедать с ними в их порту. Очевидно, он ничего не заподозрил и тогда, когда приглашение было распространено на всю его команду. С ними поступили как паук с мухой. Как только моряки оказались внутри замка, они были схвачены, закованы в цепи, и началась выгрузка вина. Однако уотерфордские купцы были не из тех, кто позволяет подобным манером уязвлять свою гордость (и свои карманы), поэтому они быстро снарядили вооружённый корабль, чтобы отомстить за свои потери. О’Дрисколлы, всё ещё занятые расснасткой виноторгового судна, были захвачены врасплох и едва смогли спасти свои шкуры. Воодушевлённый победой, мэр Уотерфорда спустя несколько дней послал ещё одну экспедицию, и она оставила Болтиморский замок в руинах, а кроме того, сожгла все корабли О’Дрисколлов количеством около пятидесяти. Их личная тридцативёсельная галера была приведена в Уотерфорд в знак победы. Но Болтиморская гавань не замедлила восстановиться от этой неудачи. Вскоре от торговли с пиратами потекли новые доходы. Жители Берехавена не отставали в том, чтобы выискивать всевозможные схемы, способные принести им деньги. Если не своекорыстный интерес, то их гордость не могла им позволить играть вторую скрипку после Болтимора. Поэтому Доннелл О’Салливан существенно разнообразил свою деятельность скупщика краденого тем, что принялся сдавать в аренду иностранцам права на вылов рыбы. И что весьма удивительно, те права, которые он сдавал в аренду, были по большей части его собственными. «У побережья водится рыба в таком изобилии, какое редко где встретишь в других местах христианского мира, – писал сэр Томас Стаффорд, – и в сезон вылова это было излюбленное место для рыбаков из всех стран, и хотя пошлины, которые они платили О’Салливану, были совсем невелики, они приносили ему по меньшей мере 1 500 фунтов в год». В пересчёте на современные деньги эта сумма будет эквивалентна не менее 15 000 фунтов. Такое соперничество между двумя пиратскими логовами продолжалось в течение многих лет. Однако Берехавену было суждено пасть первым. 16 сентября 1602 года[22] сэр Джордж Кэрью предпринял яростное нападение на замок Данбой. Его осада стала частью общего жестокого усмирения ирландского восстания 1600–1603 годов. В это время гавань была под охраной всего ста двадцати человек, а силы Кэрью насчитывали по меньшей мере пять тысяч, однако храбрым защитникам удалось продержаться до 18 сентября, когда, в конце концов, стены были проломлены и атакующие ворвались внутрь. Даже в самые последние мгновения, когда люди короля уже были внутри замка, ирландцам почти удалось одержать пиррову победу. Когда солдаты ворвались на склад, они увидели, как Ричард МакГеохеган, отважный комендант замка, корчась от боли, пробирается к бочкам с порохом, держа в руке зажжённую свечу. В самый последний момент они успели схватить его, и хотя тот был смертельно ранен, его тут же прикончили в порыве бессмысленной и отвратительной жестокости. Сам О’Салливан сражался где-то в другом месте и ему удалось бежать в Испанию – лишь для того, чтобы быть предательски заколотым неким англо-ирландцем. Будучи пиратским гнездом, Берехавен вполне заслуживал подавления, но Кэрью атаковал его не по этой причине. Он карал пиратов за их предполагаемую неверность Короне, притом что это подозрение никоим образом не было доказано. Поэтому англичане предпочитают забыть о той тотальной резне, которая сопровождала захват замка Данбой. Она была ненужной, недостойной и несправедливой. От замка Данбой ныне остаётся лишь развалившийся фрагмент, а место, где он располагался, поросло деревьями. Так на какое-то время сгинул Берехавен8. Осада замка Данбой в 1602 году. Гравюра XVII в. Что же касается Болтимора, то мы признательны за рассказ о нём ирландскому источнику – книге «Разграбление Болтимора» Г. Барнби (1969). Сэр Финин О’Дрисколл Корабельный, который предстаёт нам обаятельным злодеем в книге «Пиратские гавани и их тайны», теперь теряет свой романтический ореол. Он оказывается сообщником англичан; он присоединился к ним при восстании Десмонда. Он выдал властям нескольких «убийц» (восставших?) и столь глубоко погряз в долгах, что принялся сдавать в аренду свои владения английским колонистам. Его ирландские подданные были брошены им на произвол судьбы. В 1605 году англичанин по имени Томас Крук предложил продать ему право на аренду на двадцать один год города Болтимора и находящихся в его окрестностях пахотных земель за 2 000 фунтов. Сэр Финин О’Дрисколл принял его предложение, и передача в аренду была оформлена. На удивление, не сохранилось никаких записей о каких-либо жалобах от тогдашних горожан. Возможно, что к 1605 году многие жители Болтимора, оскорблённые присутствием английских войск, стоявших в округе, смогли перебраться на север или в более надёжные убежища на одном из крупных островов в заливе Роаринг-Уотер. Когда в 1605 году Томас Крук заключал свою сделку с сэром Финином О’Дрисколлом, английское присутствие в западной части графства Корк было крайне незначительным, и его план по размещению в окрестностях Болтимора нескольких сотен английских поселенцев, должно быть, был вполне приемлемым для властей в Корке, Дублине и Вестминстере. Однако если бы эти самые власти задались вопросом, как такая значительная группа колонистов сумеет содержать себя в этом краю, то они бы, вероятно, пришли к не слишком воодушевляющим выводам. Недаром старое изречение гласит: «Закон заканчивается в Лепе»[23]. В календаре государственных записей Ирландии за 1606–1608 годы есть 21 запись о Болтиморе, и большинство из них касаются пиратства. Однако узаконенное создание английского поселения в Болтиморе уверенно продвигалось вперёд. 3 июля 1607 года Болтимору было дозволено «Верховным Канцелярским Судом Его Величества… устраивать рынки по пятницам и две ярмарки на 24 июня и 28 октября, длящиеся ещё по два дня сверх отмеченных дат…» 26 сентября 1612 года это поселение получило свою официальную хартию. Она назначала «Томаса Крука, эсквайра, первым совереном, и Джеймса Салмона, Дэниела Лича, Джозефа Картера, Уильяма Хадсона, Джозефа Хоскинса, Стивена Ханта, Томаса Беннета старшего, Томаса Беннета младшего, Роджера Беннета, Уильяма Хоулинга, Томаса Гермона и Ричарда Комми – его первыми двенадцатью свободными горожанами…» Соверен должен был вершить суд по мелким правонарушениям и гражданским делам каждую пятницу, при этом он и его совет были уполномочены издавать подзаконные акты. На них также была возложена обязанность избрать двух благоразумных людей для заседаний парламента, который в ближайшем будущем король Яков I планировал созвать в Дублине. Первым совереном был назначен Томас Крук, однако в будущем свободные горожане должны были собираться раз в год специально с целью избирать на этот пост кого-то из своего числа. Те ирландцы, кто остался, смешиваясь с новоприбывшими, оказались вполне готовыми примириться с изменениями любого рода. Однако тех, кто предпочёл остаться, было немного, и одному испанцу, прибывшему в порт Болтимора на корабле в 1608 году, было сказано, что теперь ирландцев там совсем мало. Томас Крук совершил выдающееся деяние. По словам епископа Корка, «.. за свой собственный счёт он собрал со всей Англии англичан на целый город, который стал крупнее и более упорядоченным граждански и религиозно, чем все прочие города в этой провинции, возникшие за последнее время…» Благонадёжная англиканская теология, которой придерживались новые поселенцы в Западном Корке, позволила представителям короля Якова закрывать глаза на менее привлекательные черты новой колонии Томаса Крука. Более чем вероятно, что Томас Крук основал свою колонию в Болтиморе с намерением торговать с пиратами. Это не означает, что у колонистов не должно было быть других занятий кроме этого, но они являлись портовым поселением и полагались на заходы в их порт кораблей, чтобы обменивать свои изделия и навыки на их товары и деньги. То, каким путём их клиенты обзаводились деньгами или товарами, их не интересовало. Новые поселенцы в Болтиморе вели дела точно так же, как многие другие порты юго-западной Англии поступали десятилетиями, однако для пиратов Англия под скипетром короля, озабоченного строгим соблюдением законов, становилась небезопасным местом. Томас Крук предугадал развитие такой ситуации и предпринял шаги, чтобы извлечь из неё выгоду. Размеры официальной торговли, производившейся через Болтимор, были абсурдно малы. Согласно одному источнику, всего лишь три корабля с грузом вина заходили в порт на протяжении 1614 и 1615 годов. Однако масштаб неофициальной торговли, вероятно, был значителен. Конечно же, товары пиратов, ввезённые в Ирландию через Болтимор, развозились по всей провинции, и было известно, что сам председатель Манстера, а также многие из верхушки горожан Корка пользовались этим источником для своих покупок. К 1608 году, не более как двумя годами после того, как англичане обосновались в Болтиморе, Томаса Крука вызвали в Лондон на заседание Тайного совета, чтобы тот дал ответ на обвинения в сообщничестве с пиратами. Именно это обвинение побудило епископа Корка написать своё рекомендательное письмо. Тайный совет оправдал Крука и с почётом отпустил, ну а как они могли поступить иначе? В Манстере и прежде случались восстания, в ходе которых английским поселенцам резали глотки. И если амбициозные, энергичные люди, такие как Ричард Бойл и Томас Крук, оказались способны убедить большие группы англичан-протестантов приехать и колонизировать эту опасную местность, то как же могут английские власти подвергать опасности всё это предприятие своим слишком придирчивым отношением к их методам торговли? Пусть Тайный совет и оправдал Томаса Крука и его колонистов, но другие были к ним менее снисходительны. В 1608 году венецианцы писали, что у английских пиратов есть два основных гнезда, и одно из них располагается на ирландском побережье, в Болтиморе. Английский источник в 1608 году отмечал, что все гавани Манстера были безопасны для пиратов, но Болтимор считался у них наилучшим. Тогда же, в 1608 году, председатель Манстера писал, что некий пират по фамилии Робинсон прибыл в Болтимор на двадцатипушечном корабле водоизмещением в сто двадцать тонн. «…Сначала жители окрестностей Болтимора наблюдали за его перемещением… хотя слабые жители не могли отказать пиратам в обычной помощи, однако они чинили им затруднения с материалами, которыми можно было бы воспользоваться для ремонта, до тех пор, пока, получая ежедневное подкрепление свежими силами, пираты не достигли численности, устрашившей рыбаков и всю округу, так что не имея ни средств защитить себя, ни надавить на них, он [председатель] был вынужден пойти на заключение договора… с ними…» Поскольку главный королевский чиновник в провинции Манстер подтверждает ведение дел с пиратами в Болтиморе, логично предположить, что здешние обитатели, живя в основном в гэльском окружении и находясь на расстоянии многих миль от ближайшего представителя Короны, были готовы и хотели участвовать в торговле. У них находились и способы придать видимость законности своим действиям. Одним из самых успешных пиратов в этот период был человек по имени Генри Мейнуаринг. Он принял королевское прощение и наиболее полно описал методы, использовавшиеся пиратами на побережье Ирландии. Он утверждает, что когда пиратам было необходимо получить мясо, они посылали осторожного человека на берег, чтобы тот подыскал фермера, готового продать скот. Фермер сообщал, куда он пригонит скот, а пираты высылали группу, высаживавшуюся на берег после наступления темноты. Эти люди стреляли из одного или двух мушкетов, как будто совершая набег на побережье. А заранее предупреждённые местные жители держались подальше. Такой бизнес активно приветствовался, писал Мейнуаринг, поскольку за скот, проданный таким способом, обычно давали вдвое больше его рыночной стоимости. По-видимому, новое английское поселение в Болтиморе процветало. Король Яков I, оказавшийся в щекотливом положении из-за жалоб иноземных купцов, настаивал на принятии мер для подавления пиратов юго-западной Ирландии. Время от времени королевский военный корабль патрулировал побережье. Но королевские корабли были обычно старыми и находились в плохом состоянии. У пиратов же от их расторопности зависели их шеи, поэтому они использовали небольшие боевые корабли голландской постройки, которые при условии регулярных чисток были самыми юркими судами на плаву. Пираты редко позволяли себе быть пойманными королевскими судами, а если уж попадались, то часто умели найти общий язык с теми, кто их ловил. Многие занимались разбоем на море, но совсем немногие попадали на виселицу. Голландцы добились от короля Якова разрешения в поисках пиратов досмотреть бухты и гавани юго-западной Ирландии, но когда они показались у Болтимора и запросили лоцмана для захода в порт, Томас Крук велел им отчаливать. Подобное обращение с командиром голландской эскадры, действующей с королевского разрешения, могло показаться большой наглостью, однако Томас Крук, должно быть, знал, что делает, поскольку его процветание продолжилось и дальше. Можно только догадываться о масштабах его финансового благополучия, но мы знаем, что в 1624 году, незадолго до своей кончины, он стал баронетом. Новое английское сообщество в Болтиморе было почти целиком результатом деловой активности, энергии и отсутствия угрызений совести у сэра Томаса Крука, баронета. Поэтому удивительно уместным выглядит то, что практически сразу после его смерти всё пошло не так. Представляется вероятным и действительно допускается некоторыми авторами (например, авторами «Пиратских гаваней»), что после смерти Крука жители Болтимора решили начать вести честный образ жизни. Их промысел по ловле сардин доказывал свою отличную доходность, а власти медленно усиливали свой контроль в «беззаконных» регионах. Можно предположить, что в 1624 году старейшины Болтимора тайным способом уведомили пиратов, что дни гостеприимства закончились, и их порт теперь закрыт для всех видов нелегальной деятельности за исключением толики безобидной контрабанды. Джон Деррик. Вождь ирландского клана за обедом. Ок. 1581 Между тем беспомощный сэр Финин всё глубже увязал в долгах. На сцене появился кредитор. Сэр Уолтер Коппингер, баронет, был магистратом[24] города Корк, его алчность весьма напоминала разбойничьи ухватки его предков-викингов. Точно так же, как Ричард Бойл или Томас Крук, он ясно сознавал, что западная часть графства Корк была недостаточно населена и созрела для развития. Однако он был непреклонным католиком и отнюдь не любителем новоприбывших англичан-протестантов, начавших заселять эту землю. У него не было ни малейшего желания размещать англичан в Западном Корке. Его интерес состоял в выстраивании своего собственного поместья в этой округе. Его изначальные приобретения доставались ему в основном от старых ирландских собственников; иногда их имущественные права были спорными, и тогда сэр Уолтер погружался в тяжбы с другими владельцами. В этих случаях его поведение могло быть грубым. Лондонская Ост-Индская компания в 1612 году приобрела леса в верховьях приливного устья реки Бандон. Там они принялись строить корабли. Сэр Уолтер предпочёл считать, что эта земля принадлежит ему. Он не мог спокойно взирать на то, как англичане вырубают его деревья, поэтому собрал вооружённых людей, чтобы на них напасть. Эти наёмные здоровяки запугали рабочих на судоверфи и разрушили дамбы, возведённые для функционирования молотковых мельниц. Спор о лесах Дун Даниел затих, однако сэр Уолтер вскоре снова оказался на страницах хроник. Теперь он предпринял попытку заполучить Болтимор. И это притязание было не пустяшным. В 1573 году Финин О’Дрисколл наряду с другими племенными вождями Манстера отдал свои земли английской короне. Этот процесс был частью сложной реформы землевладения, конечным результатом которой стало то, что сэр Финин теперь владел своими землями лично, а не как раньше, всего лишь на правах избираемого вождя клана. Финин, когда пошёл на этот шаг, был ещё молод, и многие годы эта перемена не приносила практических результатов, и жизнь его в Западном Корке продолжала идти как обычно. В 1583 году он посетил Лондон и был возведён в рыцарское достоинство. Теперь жизненные стандарты сэра Финина О’Дрисколла вполне могли потребовать больших расходов. В 1602 году его престижу был нанесён серьёзный удар, когда его обязали передать три своих замка англичанам, но его исковое заявление всё ещё вращалось в Западном Корке, и в этом же году он задержал и передал английским властям разыскиваемых убийц, пытавшихся найти убежище в его землях. Тем не менее в этот период его финансовое положение, похоже, резко пошатнулось, и одним из непосредственных результатов этого стала сдача Болтимора в аренду на 21 год Томасу Круку в 1605 году. Возможно, около 1616 года сэр Уолтер Коппингер дал взаймы сэру Финину О’Дрисколлу некоторую сумму под залог его земли, занятой колонией в Болтиморе. Сэр Томас Крук приобрёл право на аренду Болтимора лишь на 21 год. Сделка была заключена в 1605 году, и это означало, что 1626 году либо нужно было договариваться о продлении аренды, либо право на пользование этой собственностью возвращалось к сэру Финину, его наследникам или правопреемникам. В том случае, если сэр Финин не погашал заём, сэр Уолтер Коппингер автоматически становился его правопреемником и полноправным владельцем Болтимора по окончании срока его аренды. Твёрдость своих намерений меж тем он демонстрировал, нападая на английских поселенцев всеми возможными способами. Поначалу [сэр Уолтер] использовал силу, но колонисты скоро научились эффективно организовываться для самообороны. Учитывая это, он сменил тактику и принялся с большой скоростью подавать гражданские и уголовные иски против отдельных колонистов. Будучи магистратом города Корк с большим стажем, сэр Уолтер, должно быть, и впрямь был назойливым оппонентом. Сэр Томас Крук умер в 1624 году, в его лице колония Болтимора потеряла своего главного руководителя и патрона. В 1626 году срок аренды подошёл к концу, и земля вместе с постройками, занятая англичанами в Болтиморе, могла оказаться во владении закоренелого противника новоприбывших англичан – сэра Уолтера Коппингера. Колонисты обратились в палату лордов за помощью. Это был хитроумный ход, поскольку английские власти, разумеется, вовсе не собирались спокойно наблюдать, как колония англичан-протестантов, так стратегически выгодно расположенная в отдалённой юго-западной части Ирландии, попадёт в лапы джентльмена католического вероисповедания с сомнительной лояльностью. Начались переговоры. Неизвестно, какую они приняли форму, однако принесли некоторые результаты. 14 апреля 1629 года сэром Финином и сэром Уолтером был подписан аннулирующий акт. По его результатам английские колонисты на прежних правах оставались арендаторами собственности в Болтиморе, но при этом сэр Уолтер получал во владение крепость Дунашед9. Итак, подведём итоги – в 1629 году кредитор сэр Уолтер Коппингер был обведён вокруг пальца и не получил Болтимор во владение. Сэр Уолтер ненавидел англичан и неоднократно прибегал к насилию против них. Он ненавидел жителей Болтимора, потому что они успешно противостояли его экспансии, а также потому что они были империалистами-протестантами. У сэра Уолтера было два весьма веских мотива – по крайней мере, по его мнению, – чтобы причинить урон этой небольшой колонии: патриотизм и прибыль. Двумя годами позже на Болтимор действительно обрушилось великое бедствие. Cui bono?[25] — как говорят юристы. В конце апреля или начале мая 1631 года Мурат-рейс отплыл из Алжира на двух хорошо вооружённых кораблях, вероятно, голландской постройки. Сообщалось, что на борту было «9 португальцев, 3 паллийцев (?) и 17 французов…», и перед тем как войти в британские воды, они ограбили и потопили два французских корабля. Затем, 17 июня, между мысом Ленде-Энд и побережьем Ирландии был захвачен английский корабль водоизмещением около 60 тонн. Его шкипера звали Эдвард Фолетт, в команде с ним было ещё девять человек. С этим судном Мурат обошёлся точно так же, как и ранее с французскими каботажными судами. На первый взгляд, их потопление кажется вопиющей растратой ценных кораблей. Но североафриканские корсары отлично понимали ценность вещей и у них определённо был веский повод избавляться от столь нелегко доставшегося им имущества. Эти три небольших судёнышка, возможно, были уже старыми и находились в плохом состоянии, а может, были слишком медлительными, чтобы поспевать за быстрыми голландскими парусниками. Также, возможно, их посчитали чересчур утлыми, чтобы иметь реальные шансы без сопровождения достичь Алжира. Призовая команда из ренегатов и турецких солдат, попытавшаяся идти назад в Алжир на судах такого класса, имела немалые шансы нарваться где-нибудь у Гибралтарского пролива на военный корабль католиков и закончить свои дни гребцами, прикованными к вёслам галер. Два корабля Мурата продолжили свой путь на северо-запад, к ирландским берегам. Его, а также, возможно, и некоторых членов его экипажа всё ещё преследовали горькие воспоминания о том, как их помял тот испанский военный корабль у голландских берегов. В Ла-Манше и Северном море в изобилии водились богатые торговые суда, но там не меньше было и боевых кораблей – король Карл I был заинтересован в своих военно-морских силах и снова принялся их отстраивать. Утром 19 июля оба алжирских корабля пристали к берегу у старого мыса в Кинсейле и именно там они захватили две рыбацкие лодки, вышедшие на промысел из бухты Дунгарван. Сами лодчонки были слишком малы, чтобы представлять интерес для Мурата и его компании в качестве добычи, так что их взяли исключительно ради информации, которую могли выдать рыбаки. Капитаном одной из этих лодок оказался католик по имени Хакетт. С этого момента будем пристально следить за этим человеком. Всё, что он предпринимает, выглядит подозрительным. Корабли Мурата, скорее всего, были похожи на сотни других судов, бороздивших прибрежные воды Северной Европы. Поэтому у двух рыболовецких лодок из Дунгарвана ничто не вызвало подозрений. Когда же Хакетт и его люди сообразили, что им грозит, бежать было уже слишком поздно. Красные войлочные колпаки и вышитые красные безрукавки янычар быстро подсказали им, кем оказались их пленители. Их переправили на корабль Мурата, а их собственное судёнышко с призовой командой пустилось в погоню за второй группой добытчиков макрели. Плаванье алжирцев продолжалось уже около двух месяцев, а вся их добыча, которой они были вознаграждены за все усилия, представляла собой немного макрели, припасы с каких-то незначительных судов и сорок пленных моряков. Этого было мало, если делить между двумястами восьмьюдесятью оголодавшими людьми; и вышло бы ещё меньше, ибо половина должна была отойти владельцам боевого корабля, а ещё от двадцати до двадцати пяти процентов – ополчению и таможенным офицерам в Алжире. Среди членов команды Мурата могли находиться ренегаты или даже невольники-христиане, знавшие Кинсейл. Эти люди могли также убедить своего капитана направиться в залив Кинсейла ради возможности обнаружить один или два богатых корабля, ставших там на якорь. Но когда Мурат потребовал от Джона Хакетта указать им дорогу к закрытой якорной стоянке, этот житель Дунгарвана сообщил, что Кинсейл будет для них слишком опасен. Взамен он предложил напасть на Болтимор. Возникает вопрос – почему? Дунгарван располагается к востоку от Кинсейла. Может быть, поэтому Хакетту показалось хорошей идеей убедить алжирцев пойти на запад. А к западу от Кинсейла Болтимор был первой из сколько-нибудь подходящих гаваней. О нём также рассказывали как об укрытии для английских пиратов и, возможно, Хакетту показалось справедливым натравить одну собаку на другую. Но, по всей видимости, главной причиной, по которой Хакетт предложил Болтимор, был тот факт, что это была сравнительно новая английская протестантская колония. Неожиданно мне пришло в голову – хотя это только гипотеза, – что у Хакетта могла быть «более глубокая» причина такого странного поведения. Всё, что мы знаем о нём, мы знаем из его признания на суде, когда он, очевидно, пытался найти оправдание своим действиям с помощью легенды-прикрытия. А что если «захват» судна Хакетта у Кинсейла был не случайностью, а запланированной встречей? Что если католик Хакетт был агентом католика сэра Уолтера Коппингера? Что если Коппингер контактировал с представителями корсаров – а в графстве Корк это было довольно просто, как можно заметить, – и предложил устроить набег на Болтимор? Возможно, он описал его как более богатый трофей, чем таковой был в действительности, или, может быть, подкрепил свою рекомендацию предложением заплатить – он мог себе это позволить. И, быть может, 19 июня Хакетт преднамеренно направил свою лодку навстречу «захватчикам» так, чтобы стать для корсаров лоцманом и проводником. (Мы знаем, что корсары всегда выискивали подобных экспертов, вроде тех морисков, которые шпионили для них в Испании, или того датского раба, направившего Мурата в Исландию.) Конечно, здесь много чистейшей воды догадок. Но… давайте присмотримся к Хакетту.