Айзенменгер не знал, что еще сказать. В конце концов, это было несправедливо: Рассел просто обязан был если не учинить ему скандал, то хоть как-то выразить свое неудовольствие по поводу того, что с завтрашнего дня ему придется вести все музейные дела в одиночку. В некотором смятении Айзенменгер повернулся и вышел из кабинета. Рассел отложил его заявление в сторону. * * * Консьерж был облачен в некое подобие униформы, хотя его одеяние больше напоминало грязный мешок. Уже на расстоянии можно было предположить, что от этого человека дурно пахнет, и приближение к нему это предположение подтвердило. Вдобавок ко всему консьерж оказался сварлив и не расположен тратить время на болтовню с кем попало, но и Беверли не намеревалась потакать его слабостям. — Мистер Лейден? — А вы кто? Уилсон сунул ему под нос удостоверение. Из потрепанного рукава высунулась ладонь и всей пятерней ухватила документ. — Полиция? — спросил он тоном, знакомым Беверли очень хорошо. — Что вам надо? Беверли окинула взглядом вестибюль в стиле ар деко, сверкавший мрамором и хромом. Она была бы не прочь поселиться в таких апартаментах. Интересно, во сколько обошлась бы ей квартира в этом доме? Уортон повернулась к Лейдену: — Вы консьерж? — Ну да. — И давно здесь работаете? — Уже семь лет. — И полагаю, хорошо знаете всех жильцов? — Кое-кого знаю. Старший инспектор понимающе кивнула: — Насмотрелись, наверное, всякого. — Да уж. Я все подмечаю. Во что бы то ни стало надо было расположить консьержа к себе. — Жильцы хорошо с вами обращаются? Уважают? Он осклабился: — Шутите! Большинство смотрит на меня как на пустое место. Не обращают никакого внимания, пока я им не понадоблюсь, а тогда начинают покрикивать, словно я им ниггер какой-нибудь. В интересах высшей справедливости Уортон решила проигнорировать это небольшое нарушение политкорректности. — А на самом деле они ничем не лучше вас. — Точно, — энергично закивал консьерж. — Просто чванливые ублюдки. Я-то видел, чем некоторые из них занимаются. Вождение в нетрезвом виде, содержанки… — А что профессор Рассел? — неожиданно спросила Беверли. Тут консьерж внезапно насторожился, и инстинкт самосохранения прямо на глазах у старшего инспектора заслонил собой всю его былую разговорчивость, словно панцирь черепаху. — Профессор Рассел? — Да, профессор Рассел, из семнадцатой квартиры. Вы ведь его знаете? Лицо консьержа приняло труднораспознаваемое выражение. — Ну, немного… — Что он за птица? — Без понятия… — пробормотал Лейден, однако Уортон чуть ли не воочию видела развевавшиеся у него над головой сигнальные флажки, которые говорили о том, что Лейдену есть что порассказать о профессоре. Несколько мгновений старший инспектор молча смотрела на него, затем произнесла: — Давайте так. Я знаю, чем он занимается, мне просто нужно, чтобы вы это подтвердили. Глаза Лейдена буквально вылезли из орбит, засверкав белками, которые никак нельзя было назвать белыми. Рот консьержа приоткрылся, и оттуда стало невыносимо смердеть. — Ну, так как же? — подстегнула она его. — Вы имеете в виду эту девицу? — наконец выдавил он из себя. — Ну конечно. Расскажите мне о ней, — потребовала Беверли, не имея никакого представления, о какой девице идет речь. Собеседник Уортон явно не знал, что от него хотят услышать, поэтому ограничился минимальной информацией: — К нему приходит девица. Само слово «девица» и то, как оно было произнесено, наводило на мысль, что вряд ли это светская знакомая. — Проститутка? — уточнила Беверли. — Ну да… — ответил он, слишком поздно осознав, что его провели, и уставился на Беверли, как горгулья из водосточной трубы. — Только одна? Он кивнул. — Всегда одна и та же, и никогда не бывает других? — Одна и та же, в один и тот же день и в одно и то же время, — выдохнул он. Это было интересно. И даже очень. — Вы знаете, кто она такая? — Увы… — Лейден развел руками с невинным видом, который вряд ли обманул бы даже двухлетнего малыша. Беверли уже давно убедилась: именно с такими типами хуже всего иметь дело. Она наклонилась к консьержу так близко, как только позволяло ей чувство самосохранения, и произнесла: — Я хочу знать ее имя и адрес, и прямо сейчас. Я нисколько не сомневаюсь, что это ты подыскал ее для Рассела, и если ты не покопаешься в дерьме, которое у тебя вместо мозгов, и не скажешь немедленно, где ее найти, то отправишься в участок, где тебе будет предъявлено обвинение в сводничестве, в противодействии полиции и в оказании сопротивления при задержании. Так как же, мистер Лейден? Уилсон молча встал у привратника за спиной. Во всем остальном Уилсон был никудышным копом, но принимать угрожающий вид он умел не хуже других. Лейден, обернувшись, взял со своего стола клочок бумаги и под бульварной газетенкой отыскал ручку. На клочке он нацарапал: «Линда». И адрес. — А фамилия? Он сказал, что не знает, и в этом, похоже, не соврал. Ну что ж, полиции нередко приходилось иметь дело с людьми без фамилии. Жила эта Линда поблизости. Беверли передала листок Уилсону, тот помотал головой. Она обратилась к Лейдену: — И сколько времени она к нему ходит? — Несколько лет. Каждую среду. — По средам? Вы ничего не путаете? — Она бывает здесь каждую среду уже много лет, — повторил он с усталой досадой. — Только раз Рассел сделал исключение, несколько недель назад. В Бога она не верила, но тут на всякий случай помолилась. — А когда именно? Не помните? — В тот день, когда студентку зарезали, — ответил консьерж раздраженно. — Я помню это, потому что… Но это Уортон не интересовало. Она едва не плясала от радости, но в полученной информации необходимо было удостовериться на все сто процентов, если не больше.