— Ну и что? — пожал плечами Джонсон. — Времени у него было хоть отбавляй. — Или у нее. Для того чтобы управиться со шкивом, много силы не надо. Джонсон кивнул. — Снимите шкив и веревку, — приказала Уортон. — Я пришлю к вам судебных медиков. Джонсон снова выглянул сквозь купольную дверь в зал, а Уортон спустилась вниз. Гудпастчер ждал ее, ерзая все на том же табурете. Вид у него был жалкий. При появлении Уортон он взглянул на нее как оставленный в одиночестве пес, дождавшийся возвращения хозяина. Уортон посмотрела на Каплана, на лице которого было написано, что он считает куратора музея недочеловеком. — К куполу прикреплен шкив. Он всегда там находился? — спросила она. Гудпастчер поспешно кивнул: — Его использовали лет десять назад, когда устанавливали стол для заседаний. Стол привезли на тележке и сняли с нее при помощи шкива. — Кто мог знать об этом шкиве? — Кто угодно, — тут же отозвался Гудпастчер. — Достаточно просто поднять голову, чтобы его увидеть. Что ж, возможно. Но при этом надо еще иметь чертовски острое зрение. Появился Джонсон, держа в руках веревку со шкивом. — У вас больше нет ко мне вопросов? Мне нужно к жене… — пролепетал Гудпастчер. Когда он вышел из мастерской, Уортон еще долго со странным чувством смотрела вслед его маленькой фигурке, выскользнувшей за дверь. * * * Следующим делом в плане инспектора Беверли Уортон был допрос Рассела. Но шел этот допрос не слишком успешно. А точнее говоря, из рук вон плохо. Уортон еще никогда не приходилось иметь дело со столь трудным свидетелем. Она вполне справилась бы с его непомерным высокомерием, по сравнению с которым император Калигула выглядел застенчивым мальчуганом, если бы оно не сочеталось у Рассела с острым интеллектом и взрывным темпераментом. Расселу все сегодняшние события причинили массу неудобств, и теперь он был намерен причинить как можно больше неудобств всем без исключения, и в первую очередь полицейским. И надо ж было такому случиться, что как раз в тот момент, когда Уортон беседовала с Расселом, в музее наконец появился Боумен. Психика Либмана была травмирована настолько, что его пришлось отправить в больницу, так что Рассел, если не считать Беллини, оставался в кабинете куратора в одиночестве. К настоящему моменту Беллини здесь уже все опротивело, и в нем тоже закипал бунтарский дух. Лицо его, обычно имевшее кислое выражение, теперь казалось мрачнее тучи. Таким образом, войдя в кабинет, Уортон сразу окунулась в чрезвычайно наэлектризованную атмосферу. Она была встречена мощным залпом гневных тирад, от которых даже дерево агавы, притулившееся в кадке в углу, закачалось и едва не потеряло всю свою листву. В течение нескольких минут Уортон пришлось выслушать такое количество непечатных выражений, что при всем своем богатом опыте употребления подобной лексики инспектор почувствовала себя дилетантом, попавшим на урок к мастеру. — Прошу прощения, сэр, что пришлось задержать вас… — начала было она, улучив подходящий момент, но продолжить ей не удалось, так как Рассел завелся опять. У Беллини, который с любопытством наблюдал за происходящим, теперь осталась только одна проблема — удержаться от улыбки. — Профессор, — попыталась урезонить Рассела Уортон, но из этого ничего не получилось, поэтому ей пришлось повысить голос. — Профессор! Это наконец подействовало. Рассел на миг умолк, и она кинулась в образовавшуюся брешь. — Я вполне осознаю, что у вас много важной работы, и могу только извиниться за себя и за своих коллег, но вы гораздо быстрее освободитесь, если дадите мне возможность задать вопросы, ответы на которые необходимы следствию. Глаза Рассела злобно блеснули, но на этот раз он промолчал. — Вы заведуете отделением патологии? — Да, — ответил он с таким видом, будто признавался, что стоит во главе небольшого европейского государства. — Но музеем руководит доктор Айзенменгер?.. — Это был не столько вопрос, сколько провокационный намек. Рассел презрительно фыркнул: — Музей — это аномальное образование, не относящееся ни к анатомическому, ни к патологическому отделениям. У него свой бюджет. — Так что вы не имеете к нему никакого отношения? — Абсолютно никакого! — возмущенно произнес профессор, словно его обвиняли по меньшей мере в содомии. — Но ключ от музея у вас есть… — Разумеется, — ответил Рассел и, поскольку инспектор ожидала продолжения, как можно снисходительнее добавил: — Я ведь профессор патологии, инспектор. — В какое время вы вчера ушли с работы? Он задумался. — Полагаю, примерно в половине восьмого. Уортон приподняла брови: — Вы всегда так поздно заканчиваете работать? Рассел улыбнулся, и Уортон почувствовала, что гневный блеск в его глазах нравится ей куда больше, чем эта высокомерная улыбка. — Довольно часто. Дело в том, — решил он снизойти до объяснения, — что ко мне постоянно обращаются за советами как к эксперту, да и все эти постоянные операции в больнице плюс преподавательская работа, — так что днем совершенно нет времени заняться чем-нибудь интересным. В частности, я готовлю к публикации новую статью, занимаюсь исследованием… Насколько можно было понять, профессор Рассел, безусловно, принадлежал к когорте самых выдающихся умов Соединенного Королевства. — А в котором часу вы приехали домой? — перебила профессора Уортон. Рассел тут же умолк, в глазах его появилось недоуменное выражение. Еще не случалось, чтобы кто-то прерывал его на середине фразы. Теперешнее ощущение было для Рассела новым и, мягко говоря, не самым приятным. — Где-то около восьми, — все-таки ответил он. — Значит, вы живете недалеко отсюда? Он пожал плечами: — Да. Это обходится недешево, но удобства, связанные с этим, с лихвой окупают все затраты. — Вы не дадите мне свой адрес? Он неохотно назвал инспектору улицу и номер дома. Последний находился в полутора милях от больницы, и Уортон знала, что место это весьма престижное, а квартиры там безумно дорогие. — Надеюсь, вы не собираетесь шастать по округе и расспрашивать соседей? Они не привыкли к тому, чтобы их допрашивала полиция. Сказанное профессором прозвучало так, как если бы он сообщил, что его соседи не привыкли проводить время в компании афроамериканцев или азиатов. Холодная улыбка чуть тронула губы инспектора. — Если нашим сотрудникам придется наведаться туда, я предупрежу их, чтобы они не писали в цветочные горшки. Последовала одна из тех исполненных значения пауз, когда кажется, что сам Господь Бог вдруг решил прислушаться к происходящему в сотворенном им мире. Рассел уставился на Уортон, она в свою очередь ответила таким же долгим немигающим взглядом. — Вот-вот, предупредите их, — буркнул наконец Рассел. Чувствовалось, что гроза вот-вот разразится. — Вы куда-нибудь выходили вечером? — Нет. — Кто-нибудь может подтвердить это? После небольшого колебания он ответил: — Нет. Выждав пару секунд, Уортон уточнила: — Вы уверены? Он мгновенно взорвался: — Разумеется, черт побери, я уверен! Вы полагаете, я могу не знать, есть ли в доме еще кто-нибудь или нет? Инспектор широко улыбнулась: — Вы, несомненно, сознаете, что, утаивая информацию, важную для следствия, рискуете быть привлеченным к судебной ответственности?