Вилли. Послушайте, ведь вы не сомневаетесь в том, что я умею продавать товар? Говард. Да, мой милый, но дело есть дело, и человек должен себя оправдывать. Вилли (в отчаянии). Дайте-ка я вам что-то расскажу, Говард. Говард. Вы ведь не можете отрицать, что дело есть дело? Вилли (со злостью). Дело, конечно, есть дело, но вы послушайте, что я вам скажу. Вы, наверно, кое-чего не понимаете. Когда я был еще мальчишкой — мне было восемнадцать или девятнадцать лет, — я уже работал коммивояжером. И уже тогда меня мучил вопрос, тут ли мое будущее. Мне так хотелось уехать на Аляску. В один только месяц там в трех местах открыли золото, и я мечтал туда уехать. Хотя бы поглядеть своими глазами… Говард (без всякого интереса). Подумать только! Вилли. Ведь отец мой прожил много лет на Аляске. Он был человек рисковый. Наверно, и мы с братом пошли в него — непоседливые, неугомонные. Вечно гонялись за удачей. Я собирался поехать туда со своим старшим братом, разыскать отца, а может, и поселиться на Севере вместе со стариком. И я чуть было не уехал, если бы не встретил одного коммивояжера. Звали его Дэви Синглмен. Было ему восемьдесят четыре года, и он торговал разными товарами в тридцати одном штате. Старый Дэви поднимется, бывало, к себе в комнату, сунет ноги в зеленые бархатные шлепанцы — никогда их не забуду, — возьмет трубку, созвонится со своими покупателями и, не выходя из комнаты, заработает себе на жизнь. В восемьдесят четыре года… Когда я это увидел, я понял, что торговое дело — самая лучшая для человека профессия. Что может быть приятнее, когда тебе восемьдесят четыре года, чем возможность заехать в двадцать или тридцать разных городов, поднять телефонную трубку и знать, что тебя помнят, любят, что тебе поможет множество людей? Разве не так? А когда он умер — а умер он, между прочим, смертью настоящего коммивояжера: в зеленых бархатных шлепанцах, сидя в вагоне для курящих на линии Нью-Йорк — Нью-Хейвен — Хартфорд, по пути в Бостон, — когда он умер, на его похороны съехались сотни коммивояжеров и покупателей. Во многих поездах в тот день можно было видеть опечаленные лица. (Встает). Говард на него не смотрит. В то время в нашем деле важна была личность, Говард. В нашем деле было уважение друг к другу, товарищество, признательность. А теперь все построено на голом расчете, дружбы больше нет, и личность не играет никакой роли. Понимаете, что я хочу сказать? Меня теперь больше не знают. Говард (отходя от него). Вот то-то и оно, Вилли. Вилли. Если бы у меня было сорок долларов в неделю, больше мне не надо… Всего сорок долларов, Говард. Говард. Миленький, не могу же я выжать сок из камня… Вилли (его уже охватило отчаяние). Говард, в тот год, когда губернатором выбрали Эла Смита, твой отец пришел ко мне и… Говард (собираясь уйти). Мне нужно кое-кого повидать, милый. Меня ждут. Вилли (удерживая его). Но я ведь говорю о твоем отце! За этим самым письменным столом мне сулили золотые горы. Зачем вы мне говорите, что вас кто-то ждет? Я вложил в эту фирму тридцать четыре года жизни, а теперь мне нечем заплатить за страховку! Вы меня выжали, как лимон, и хотите выбросить контуру на помойку? Но человек не лимон! (Помолчав). Слушайте внимательно! Ваш отец… Двадцать восьмой год был для меня хорошим годом — я имел одних комиссионных до ста семидесяти долларов в неделю… Говард (нетерпеливо). Бросьте, Вилли, вы никогда столько не вырабатывали… Вилли (стукнув кулаком по столу). В двадцать восьмом году я вырабатывал до ста семидесяти долларов в неделю. И ваш отец пришел ко мне… вернее, я был как раз тогда в конторе… разговор был здесь, у этого стола. Он положил мне руку на плечо… Говард (поднимаясь с места). Вам придется извинить меня, Вилли, но мне надо кое-кого повидать. Возьмите себя в руки. (Выходя из комнаты). Я скоро вернусь. После ухода Говарда свет над его стулом становится неестественно ярким. Вилли. «Возьмите себя в руки»!.. А что я ему сказал? Господи, по-видимому, я на него накричал! Как я мог до этого дойти? (Пристально вглядывается в свет, горящий над стулом, который от этого кажется словно одушевленным. Подходит к нему поближе и останавливается). Фрэнк, Фрэнк, разве вы не помните, что вы тогда сказали? Как вы положили мне руку на плечо? Фрэнк… (Облокачивается на столик и в тот миг, когда он произносит имя покойного, нечаянно включает магнитофон). Голос сына Говарда (из магнитофона) …штата Нью-Йорк — Олбани, столица Огайо — Цинциннати, столица Род-Айленда… (Декламация продолжается). Вилли (в ужасе отскакивая в сторону, кричит). Ай! Говард! Говард! Говард! Вбегает Говард. Говард. Что случилось? Вилли (показывая на магнитофон, продолжающий гнусаво, по-детски перечислять столицы штатов). Выключите! Выключите! Говард (вытаскивая вилку из штепселя). Побойтесь бога, Вилли… Вилли (зажав глаза руками). Я должен выпить чашку кофе… Мне надо выпить немножко кофе… (Идет к выходу). Говард (останавливает его, свертывая в моток провод). Вилли, послушайте… Вилли. Я поеду в Бостон. Говард. Вилли, вы не поедете в Бостон. Вилли. Почему? Говард. Я не хочу, чтобы вы там нас представляли. Я давно собирался вам это сказать. Вилли. Говард, вы меня выгоняете? Говард. Я считаю, что вам нужно основательно отдохнуть. Вилли. Говард… Говард. А когда вы почувствуете себя лучше, приходите, и я подумаю, что можно сделать. Вилли. Но я должен зарабатывать деньги. У меня нет средств… Говард. А где ваши сыновья? Почему ваши сыновья вам не помогут? Вилли. Они затеяли большое дело. Говард. Сейчас не время для ложного самолюбия, Вилли. Пойдите к вашим сыновьям и скажите им, что вы устали и не можете работать. У вас ведь двое взрослых сыновей, не так ли? Вилли. Так-так, но пока что… Говард. Значит, договорились? Вилли. Ладно, завтра я поеду в Бостон. Говард. Нет! Вилли. Я не могу сесть на шею моим сыновьям. Я не калека! Говард. Послушайте, милый, я ведь сказал вам, что я сегодня занят… Вилли (хватая Говарда за руку). Говард, вы должны позволить мне поехать в Бостон! Говард (жестко, стараясь сдерживаться). Мне сегодня утром надо повидать множество людей. Садитесь, даю вам пять минут, чтобы вы взяли себя в руки и пошли домой. Понятно? Мне нужен мой кабинет, Вилли. (Собирается выйти, оборачивается, вспомнив про магнитофон, отодвигает столик, на котором он стоит). Да, кстати, зайдите на этой неделе и занесите образцы. Когда сможете… Вы поправитесь, Вилли, не сомневаюсь. Тогда и поговорим. Возьмите себя в руки, милый, тут рядом люди. (Идет налево, толкая перед собой столик). Вилли бессмысленно смотрит в пространство, он совершенно обессилен. Слышится музыка — музыка Бена, — сначала издалека, потом все ближе и ближе. Когда Вилли начинает говорить, справа входит Бен. В руках у него чемодан и зонтик. Вилли. Ах, Бен, как же ты этого добился? Открой мне секрет. Ты уже уладил свои дела на Аляске? Бен. Много ли для этого нужно, если знаешь, чего добиваешься? Небольшая деловая поездка. Через час я отплываю. Зашел попрощаться. Вилли. Бен, я должен с тобой поговорить. Бен (взглянув на часы). У меня нет времени, Вильям. Вилли (пересекая просцениум). Бен, у меня ничего не выходит. Я не знаю, что делать. Бен. Послушай: я купил лесной участок на Аляске, и мне нужен человек, который мог бы за ним присмотреть. Вилли. Господи боже мой, настоящий лес! Мы с мальчиками сможем жить на таком приволье! Бен. За твоим порогом лежат новые земли, Вильям. Брось свои города — здесь одна болтовня, платежи в рассрочку, судебные тяжбы… Сожми кулаки, и там, вдалеке, ты добьешься богатства. Вилли. Да! Да! Линда! Линда! Входит молодая Линда с корзиной выстиранного белья. Линда. Как, ты уже вернулся?