Биф. Джордж, Сэм и Фрэнк, идите сюда! Мы будем вешать белье. А ну-ка, Хэп, бегом марш! Биф с Хэппи уносят корзину. Линда. Ты подумай, как они его слушаются! Вилли. Это все футбол, все футбол! Я и сам стремглав летел домой, хотя торговля шла у меня на диво! Линда. Весь квартал побежит смотреть, как он играет. Ты много продал? Вилли. Пятьсот гроссов в Провиденсе и семьсот в Бостоне. Линда. Не может быть! Погоди. У меня здесь карандаш. (Из кармана передника вынимает бумагу и карандаш). Значит, твои комиссионные будут… двести долларов! Господи! Двести двенадцать долларов! Вилли. Ну, я еще точно не подсчитывал, но… Линда. Вилли, сколько ты продал? Вилли. Видишь ли, я… что-то около ста восьмидесяти гроссов в Провиденсе. Или нет… Словом, вышло почти двести гроссов за всю поездку… Линда (спокойно). Двести гроссов. Это будет… (Высчитывает). Вилли. Беда в том, что три магазина в Бостоне были закрыты на учет. Не то я побил бы все рекорды. Линда. Ну что же, и так получается семьдесят долларов и несколько центов. Совсем неплохо. Вилли. Сколько мы должны? Линда. Первого надо внести шестнадцать долларов за холодильник… Вилли. Почему шестнадцать? Линда. Потому что порвался ремень вентилятора, а это стоило еще доллар восемьдесят. Вилли. Но ведь он совсем новый! Линда. Монтер говорит, что это обычное дело. Так всегда бывает вначале, потом наладится. Они проходят в кухню. Вилли. Надеюсь, нас не надули с этим холодильником. Линда. Его так рекламируют… Вилли. Ну да, это очень хороший аппарат. Что еще? Линда. Девяносто шесть центов за стиральную машину. А пятнадцатого надо внести три пятьдесят за пылесос. Потом за крышу… Осталось заплатить еще двадцать один доллар. Вилли. Она теперь не течет? Линда. Ну нет! Они починили ее на славу… Ты должен Фрэнку за карбюратор. Вилли. И не подумаю платить! Проклятый «шевроле», когда им наконец запретят выпускать эту машину? Линда. Ты должен ему три пятьдесят. Со всякими мелочами к пятнадцатому числу нам надо внести сто двадцать долларов. Вилли. Сто двадцать долларов! Бог ты мой! Если дела не поправятся, прямо не знаю, что делать! Линда. На той неделе ты заработаешь больше. Вилли. Конечно! На той неделе я из них выпотрошу душу. Поеду в Хартфорд. Меня очень любят в Хартфорде… Знаешь, Линда, беда в том, что я не сразу прихожусь по душе. Они выходят на просцениум. Линда. Какие глупости! Вилли. Я это чувствую… Надо мной даже смеются. Линда. Почему? С чего бы это им над тобой смеяться? Не говори таких вещей, Вилли. Вилли подходит к краю сцены. Линда идет на кухню и принимается штопать чулки. Вилли. Не знаю почему, но иногда на меня просто не обращают внимания. Я какой-то незаметный. Линда. Но ведь у тебя все идет так хорошо, дружок. Ты зарабатываешь от семидесяти до ста долларов в неделю. Вилли. Но я бьюсь для этого по десяти-двенадцати часов в день! Другие… не знаю как… но другим эти деньги достаются легче. Не понимаю почему… Наверно, потому, что я слишком много разговариваю. Не могу удержаться. В моем деле лучше помалкивать. Надо отдать справедливость Чарли. Он человек молчаливый. И его уважают. Линда. Ты совсем не болтун. Ты просто очень живой. Вилли (улыбаясь). Да в общем ерунда, ну их всех к черту! Жизнь так коротка, едва успеешь отпустить пару шуток, и крышка! (Про себя). Я слишком много шучу. (Улыбка сходит с его лица). Линда. Да почему?.. Ты… Вилли. Я толстый. Понимаешь, у меня смешной вид. Я тебе никогда не рассказывал, но на рождество захожу я к своему покупателю, Стюартсу, а там сидит один знакомый парень, тоже коммивояжер. Не знаю, что он обо мне говорил, я только услышал одно слово — «морж». Я взял, да и стукнул его по физиономии… Я не позволю себя оскорблять. Не позволю! Но они надо мной смеются. Линда. Дружочек… Вилли. Я должен их от этого отучить. Я знаю, мне надо это преодолеть. Может, я недостаточно хорошо одет? Линда. Вилли, ты самый красивый на свете… Вилли. Что ты… Линда. Для меня ты самый красивый. (Маленькая пауза). Самый что ни на есть. Из темноты слышен женский смех, он сопровождает слова Линды. Вилли не смотрит в ту сторону, откуда доносится смех. И для мальчиков тоже. Ты когда-нибудь видел отца, которого бы так обожали дети? Слева от дома, за сценой, слышна музыка. Виден неясный силуэт Женщины. Она одевается. Вилли (с большим чувством). А ты лучше всех на свете. Линда, ты настоящий друг, понимаешь? В дороге… в вечных разъездах мне часто хочется схватить тебя и зацеловать до смерти… Женский смех звучит громче, и Вилли проходит на освещенную теперь часть сцены слева, где стоит Женщина, вышедшая из-за кулис, и, глядя в зеркало, надевает шляпу. Вилли. Мне бывает так тоскливо… особенно когда дела идут плохо и не с кем поговорить. Кажется, что больше никогда ничего не продашь, не сможешь заработать на жизнь, сколотить денег на собственное дело, обеспечить мальчиков… Слова его постепенно заглушает смех Женщины. Она прихорашивается перед зеркалом.