– Ты… ты тот артист из «Танцующего Тюленя»! – что есть мочи завопила она, не заботясь о том, что подумают Деделе с Афуой: мол, с ума сошла, сама на себя кричит… – Ты все это подстроила… подстроил. Если бы ко мне не попала та дурацкая книга… – …то колдун-улраджи, известный тебе под именем Фарид, все равно обманом подвел бы тебя к проведению Обряда. Только при таком раскладе к тебе не вернулась бы волшебная сила, ты не узнала бы правды о своей подноготной и ни за что не разрушила бы Преграду, – закончила за нее Гиена, возвращаясь в исходное, псовое обличье. – Идир правильно рассчитал: твои чары не слабее чар Баии и даже могут перевесить их. Сегодня утром, в момент, когда тот паренек пытался заколоть тебя клинком, полученным от Царя Без Лица, твоя завенджийская магия соединилась с его улраджийской, и это единение дало мощный толчок, достаточный, чтобы одним махом освободить твою нкра из десятилетнего заточения и одолеть Преграду. Сердце Карины гулко забилось при одном упоминании о Малике, и она сразу разозлилась на него за это. Уцепившись за эту злость, девушка с размаху запустила ее сразу во все те уголки души, где еще таились нежность и привязанность к проклятому хитрецу. К тому же он – улраджи, а значит – враг ей. На врагов любовь не расточают. – Так зачем ты отдала мне книгу? – спросила она. Гиена потупила взор. – Скажем так: я обязана столь многим Баие Алахари, что всей моей вечной жизни – а я ведь бессмертна – не хватит, чтобы выплатить долг. – И что будет теперь? Гиена пожала плечами: – Да все что угодно. Ты можешь уехать в Осодэ и поселиться там среди себе подобных. А можешь прямо сейчас спрыгнуть с баржи и бродить по пустыне, пока не умрешь от жажды и голода. Варианты неисчислимы. Зверюга подалась слегка вперед, и у Карины мелькнула мысль: интересно, у Баии Алахари так же душа ушла в пятки при первом знакомстве с этой лукавой обольстительницей? – Но одно я могу обещать: какой бы путь ты ни избрала, он обязательно пересечется с путем юноши-улраджи, ибо вы суждены друг другу. – Суждены?.. Для чего? – А это, моя маленькая завенджи, уже тебе решать. Карина чуть не рассмеялась Гиене в морду, но вовремя остереглась: такую реакцию героиня легенд могла счесть оскорбительной. Если она еще когда-нибудь встретит Малика, то ему суждено от нее только одно – перелом носа. – Я думала: судьба на то и судьба, что ее не выберешь и ничего в ней не изменишь. Специфический гогот Гиены сотряс все ветхое суденышко. – Вот за такие вещи я и не разлюбила вас, людей, за все эти долгие века. Вы ничего не смыслите в тонких материях. Представления не имеете о том, как и что в мире устроено. Это восхитительно! – И, напрягая все мышцы в охотничьей стойке, она добавила: – Ладно, пока счастливо оставаться, ваше величество. Мне ужасно не терпится узнать, при каких обстоятельствах мы увидимся снова и какой выбор вы сделаете. И предупреждаю: если вам опять взбредет в голову поднять бурю, меня под рукой больше не окажется. Отныне разбирайтесь со своими волшебными делами сами. Плутовка дико завыла и спрыгнула с баржи. Карина подбежала к борту в том месте, где она скрылась из виду, но ее и след простыл. Остался только гладкий песок, без единого следа… Их странная беседа мало что прояснила, но ведь все беседы с Гиеной в сказаниях таковы. Девушка твердо усвоила только одно: они еще встретятся с Маликом, и от одной этой перспективы перед глазами поплыли красные пятна. Но она не стала пестовать свою злость, а вместо этого всерьез задумалась о будущем. Где-то там, впереди, за краем пустыни, в сердце девственного леса, возвышается Осодэ, столица Арквази. Там ее ждет школа волшебников, о которой говорила Афуа, и, что еще важнее, там ее примет арквазихене, в чьем подчинении – огромное войско, единственная сила во всем Сонанде, способная бросить вызов Зирану. Единственный шанс одержать верх над Фаридом и его Дозорными – убедить арквазихене поддержать ее. – Вы готовы, ваше величество? – окликнула ее Деделе. Бросив взгляд через плечо, Карина увидела, как та становится за штурвал баржи, а Афуа стоит согнувшись, почти зримо перекачивая всю магическую энергию в кисти рук. В последний раз поверх их плеч Карина всмотрелась в крохотное пятнышко на горизонте – Зиран. В пятнышко, где прошла вся ее жизнь. Когда-нибудь Карина вернется туда настоящей царицей. Правительницей, которая так нужна народу. Вернется и восстановит поруганную честь своей семьи, свергнув тиранию человека, которого когда-то называла братом. Вернется и уничтожит последствия бесчеловечного Обряда, который вызвал к неполноценному существованию гомункула с лицом ее сестры. Отвернувшись от прошлого и без страха глядя в грядущее, Карина дала себе такую клятву. Грядущее это широко простиралось перед девушкой, обещало немыслимые приключения и повороты судьбы, шумело в ушах. – Готова. Поехали. И, подгоняемая ветром, она устремилась в неведомое, звезды над ее головой стремительное движение превращало в белые полосы. 37. Малик Раньше ему представлялось: умирать – это как проваливаться в Ничто, такое всеобъемлющее, что не поддается никакому описанию. Или как ощутить на горле ледяную хватку, которая сразу выморозит все чувства и мысли. Но почувствовал он почему-то, наоборот, тепло – словно под пуховым одеялом темной ненастной ночью. Малик инстинктивно отдался этому приятному ощущению, как ребенок, тянущийся к родительской груди после кошмара, увиденного во сне, и оно окутало его. – Ну, вот и проснулся. Его глаза резко распахнулись. Находился он в комнате, где пахло свежими травами, а вдоль стен располагались кровати. На табурете у изголовья Малика сидел какой-то мужчина и заботливо клал ему на лоб холодную влажную тряпку. Юноша хотел приподняться, но мужчина мягко подтолкнул его обратно. – Твой организм еще не приспособился к изменениям, которым ты его подверг. Лучше не перенапрягать его, пока он не свыкся с новой сущностью внутри тебя. Где-то Малик этого мужчину уже видел, точно. Это… это Фарид Сибари, дворцовый управляющий, который приветствовал его на пороге Лазурного сада, а потом… на Церемонии Закрытия объявил Карину убийцей! И у него тоже была метка Улраджи Тель-Ра, значит, его магическая сила одноприродна Маликовой. Управляющий держался спокойно и уверенно, но от него, словно клубами, валили сгустки подспудной взрывной энергии, готовой в любой момент обернуться яростной вспышкой, как недавно на площади. Этот человек опасен. Вероятно, даже опаснее Идира. Зачем Фарид решил его спасти? – Почему я не умер? – Голос Малика звучал хрипло и надтреснуто, словно он не разговаривал уже много лет. В груди, там, куда вонзился Призрачный Клинок, – болело. После такого ранения ни один смертный не выжил бы. – Даже после прямого попадания в сердце оно еще несколько мгновений бьется. Их мне было достаточно, чтобы замедлить действие волшебства, ну а наши лекари остановили кровотечение и обработали рану. Несколько дней покоя – и все пришло в норму. Несколько дней? А что же за это время случилось с Надей и Лейлой? Знают ли они, что брат не погиб? Малик попытался сесть на постели. Фарид снова вернул его в лежачее положение, на сей раз более решительно. – Зачем все это понадобилось? – слабым голосом поинтересовался юноша. Бережно отерев ему тряпкой лоб, управляющий ответил: – Я еще при первом знакомстве ощутил нутром, что́ ты собой представляешь, а на втором испытании убедился окончательно. Все остальные видели лишь игру воображения, занимательный трюк, а я – мощное колдовство, на обучение какому уходят годы. Я сам уже несколько десятилетий постигаю тайны улраджийской магии, но такого одаренного от природы златоуста и ткача видений ни разу не встречал. – Фарид покачал головой. – Подумать только: всю жизнь искать в мире родственную душу, хоть одного другого Улраджи Тель-Ра помимо себя самого, а тут вдруг в город сами, по собственному желанию, без принуждения являются целых два! Малик резко дернулся и тут же пожалел об этом из-за резкой боли. – Где моя сестра? – Здесь, во дворце. Я пошлю сообщить ей, что ты пришел в себя. И прошу прощения, что пришлось лишить вас обоих свободы накануне Церемонии Закрытия. Сами понимаете, я не мог подвергнуть вас риску – вдруг что-то случилось бы? А в тюрьме безопаснее всего. В тюрьме – безопасно?! Слышит ли он сам себя? Или издевается? – Кандалы из слоновой кости… они прервали поток чар, – догадался Малик. Фрагменты мозаики постепенно складывались в общую картину. – Это ваше изобретение. И еще – тогда, на первом испытании… на меня давила какая-то сила, не выпускала магию наружу. Фарид кивнул: – Да, тут тоже без меня не обошлось. Видишь ли, твой дар позволяет создавать видения, а мой – тянуть за ниточки нкра, которыми мы все связаны. Особенно за те, по которым распространяется волшебство. Мне нужно было, чтобы Карина оставалась жива, пока не появится подходящее Сердце Царя для Обряда Воскрешения усопшего, и до тех пор я, конечно, не мог тебе открыться. Я всегда жил надеждой на то, что и другие наследники Улраджи Тель-Ра остались в мире после падения Кеннуа, но до вас с сестрой не встречал ни одного. Вероятно, мы трое – последние и единственные улраджи на Земле. Управляющий давал свои пояснения тоном ровным и обыденным, словно речь шла о погоде, а не об оккультных тайнах древности. Знакомые признаки панического приступа зародились в сердце Малика, но он заставил себя выдержать пристальный взгляд этого странного человека. Фарид улыбнулся, и в улыбке его, казалось, таился целый ворох нераскрытых секретов. – Ты отлично говоришь по-зирански, но все же я улавливаю легчайший акцент… какой-то западный. Вероятно, эшранский? Разве твой народ не имел собственных богов до того, как Зиран навязал вам своих «небесных покровителей»? – Его глаза с глубоким пренебрежением скользнули по линиям Лунной эмблемы на собственной ладони. – Наши предки-улраджи отвергали идею обожествления стихий и поклонения им, за что противники – завенджи – их проклинали, отрекались от них. В ответ мы и основали Кеннуа – величайшую империю в истории. Фарид опустил тряпку, которой смачивал лоб Малика. – Малик! Ты и я, мы оба обладаем даром изменять саму действительность, как нам заблагорассудится. С твоей способностью творить иллюзии и моим владением нкра, вместе нам под силу разрушить этот мир до основания, а затем построить новый, лучший! Такой, откуда никто никогда не заберет у нас тех, кого мы любим. Именно для этого я разыскал в потусторонних сферах Идира. Для этого изучил все, что только можно, о магии. Малик не знал, что говорить. Нкра… Завенджи… Божественные покровители – ненастоящие… Все это не укладывалось в голове – особенно сейчас, когда все его мысли заняты одним: найти сестер, увидеть их. Когда стало ясно, что ответа не последует, Фарид опять улыбнулся и встал с табурета. – Конечно, необязательно сразу соглашаться. Я на это и не рассчитывал. Зайду попозже – проверить, как ты и какие мысли у тебя появятся по поводу моего предложения. Управляющий ушел, а Малик просто уставился в потолок – ни на что иное сил не хватало. Он молча разглядывал замысловатую лепнину над собой и гадал – сохранит ли Ксар-Алахари свое название теперь, когда все Алахари исчезли. Впрочем, не совсем так. Одна осталась. – Личи мне не родня! – проревел внутри него Идир, встряхнул путами магического заточения, и тело Малика непроизвольно содрогнулось. Юноша быстро овладел собой, но испугался здорово и долго еще лежал с открытыми глазами, опасаясь, что, если он уснет, Царь Без Лица снова овладеет его разумом. В конце концов открылась дверь, и в комнату кто-то вошел. Лейла бросилась было к Маликовой кровати, но остановилась в нескольких метрах от нее и вгляделась в брата с такой опаской, с какой смотрят на льва в зверинце: вроде бы укрощен, но нельзя терять бдительности… – Что ты сейчас чувствуешь? – спросила она. На этот вопрос можно было дать множество ответов. Страх перед Фаридом и перед новой жизнью, в которой придется делить рассудок с Идиром, например. Или – любопытство, желание узнать всю правду о собственной волшебной силе. Или – раскаяние, что не все сделал для разрушения козней Злого духа. А ведь способ был… – Покой. Все хорошо, – солгал Малик. Лейла кивнула. – Ну а как теперь с… Оканчивать фразу не требовалось, брат и так все понял: если он заточил Идира в себе и может управлять им, то что это означает для Нади? – Где она? – обратился Малик к обосуме и сразу почувствовал, как дух внутри него забился, словно муха, увязшая в варенье слишком глубоко, чтобы вырваться. – Сам догадайся, – огрызнулся Идир.