Однако открыто нападать на принцессу сейчас – не умнее, чем раньше, в канун Солнцестоя. Безрассудство гораздо скорее приведет к гибели его самого, чем Карину, и уж точно никого не спасет. Не понимая толком, что ему делать, Малик отер пот с лица и поднял взгляд на изображение своей божественной покровительницы. Знакомые черты Аданко внезапно разбудили в нем воспоминание. Это произошло примерно пол его нынешней жизни назад. Тогда еще папа не оставил надежды вырастить из сына охотника – такого же, как он сам. – Дураки за зайцами гоняются сами, оттого у них за столом всегда миска пуста, – назидательно изрек папа, демонстрируя юному Малику, как правильно расставлять силки. – А умный ловец и не пытается «убедить» зайца, что опасности для него нет. Умный ловец заставляет его попасться в ловушку, даже не скрывая, что это ловушка. Юноша опустил взгляд на свою потрепанную кожаную суму – весьма жалкое зрелище. До сих пор он за Кариной именно гонялся. Пытался сам проникнуть в ее мир. Но так ему точно не поймать эту молодую зайчиху – в естественной-то для нее среде обитания, где она привыкла видеть опасность за каждым «кустом» и беречься от нее. Но что, если не гоняться, а подстроить так, чтобы она сама пришла? Подманить? Раньше Малик изо всех сил старался отогнать картины недавней облавы, стереть их из памяти. Теперь же, наоборот, принялся ожесточенно копаться в них и наконец «наткнулся» на один эпизод, когда Карина с особым вниманием, даже упоением внимала его красочным описаниям различных способов избавиться от головной боли. Ага. Вот, значит, чем можно привлечь ее внимание – историями. Увлекательными и полезными рассказами. Малик повертел в руках суму. «Много-много лет назад, в незапамятные времена, когда не родилась еще на свет твоя бабушка, и даже бабушка твоей бабушки, проходила по городу Гиена с сумой – вот примерно такой же, как та, что сейчас держу я…» Воздух вокруг Малика вдруг как-то потеплел, сгустился, и перед глазами его заклубился сонм образов. Пот все еще стекал тонкими струйками с его бровей, но мысли были уже далеко – в них расцветал пышным цветом план. План действий на второе испытание. Слишком долго он наслаждался и тешился лаврами победителя. Даже вот вчера вечером – видите ли, так обольстился Карининой добротой, что рука у него дрогнула. Больше это не повторится. Больше Малик не позволит себе забыть о единственной цели своего пребывания в Зиране. Ни на секунду. 20. Карина Пустельгу хоронили тихо и тайно. В домовом храме Ксар-Алахари присутствовали только жрица, проводившая ритуал прощания, Карина, Фарид и члены Совета. Время тоже выбрали необычное – последние часы перед заходом Солнца вместо глубокой ночи, как было принято. Просто не было другого выхода – второе испытание должно начаться на закате, а жрица энергично настаивала: долее откладывать службу, мол, нельзя. Карине казалось, что победная партия в вакаму и крики тысяч зрителей – все это происходило не сегодня утром, а давным-давно, много месяцев назад, – теперь все ее мысли и чувства были поглощены только манипуляциями жрицы над маминым телом перед погребением и мерцающими, пляшущими тенями от светильников в холодной комнате. Когда ее пригласили выйти вперед и принять из рук служителя сосуд с жидкой глиной, девушка подчинилась без единого звука. От кувшина исходил едва ощутимый аромат шафрана. Обыкновенно, по зиранскому обычаю, члены семьи усопшего по очереди наносили на его останки особые знаки, призванные символизировать дары, необходимые человеку в далеком путешествии до Обители Тысячи Звезд. У Пустельги остался единственный близкий родственник – Карина, так что ей предстояло нанести их все. Она окунула пальцы в теплую глину и изобразила на маминой правой щеке знак мира, а на левой – знак мудрости. Знак здоровья – на лбу. Силы – на подбородке. Прежде чем перейти к знаку покоя и умиротворения, девушка остановилась. Десять лет прошло с тех пор, как Пустельга обхватила своей большой рукой Карину и слегка приподняла дочь, чтобы та могла нарисовать этот знак на груди Ханане. Принцесса едва удерживалась от того, чтобы метнуть сосуд в жрицу и убежать куда глаза глядят. Но она заставила себя закончить церемонию, после чего буквально бегом вернулась на свое место, старательно «не замечая» остекленевших глаз Фарида и слез на щеках Великой визирши Дженебы. Для печали нет причины. Все это – только на время. На короткое время. Не пройдет и нескольких дней, как они с Пустельгой будут вместе смеяться и радоваться жизни, как радуются ей все дочки и матери во всем мире. После прощания члены Совета принимали клятву совершить полноценный официальный обряд захоронения Пустельги, как только окончится Солнцестой. Принцесса в ответ молча кивала. Потом один за другим вельможи покидали помещение. В конце концов кроме нее остался только Фарид. И мамино тело. Раны у Карины ныли, но как-то приглушенно – таким же казалось и абсолютно все вокруг. Фарид остановившимся взглядом созерцал белоснежный саван Пустельги. Его собственные траурные одежды болтались на нем, как на скелете, и блестели ярко, как кости, высушенные солнцем пустыни. – Я знал вашу маму лучше, чем свою, – прошептал он. Карина навострила уши. Случаи, когда Фарид просто так, без надобности упоминал в разговоре своих родителей, за всю жизнь можно было пересчитать по пальцам. Принцессе было известно только, что они служили дипломатами, близко дружили с Пустельгой и Баба, а затем погибли при бандитском нападении. Их сыну тогда исполнилось только семь лет. – Знаете, что сказала мне ваша мама в тот день, когда я впервые переступил порог дворца? Карина покачала головой. Царствующая чета взяла его под опеку еще до ее рождения, так что девушка вообще не могла вообразить себе Ксар-Алахари без Фарида. Он вздохнул: – Она сказала, что по-настоящему мы своих умерших родных не теряем. Надо только понять, в какой форме они остаются с нами. В каком смысле. Это определить можем только мы сами. Карина ощутила гадкий укол ревности. Ее саму после ухода Баба с Ханане мама так не утешала. Да вообще никак не утешала. Этот странный приступ отторжения от покинувшей ее Пустельги больно ранил принцессу, но стыд, пришедший сразу следом, жег во сто раз хуже. Что же она за дочь, если смакует обиды на мать у ее смертного одра? Фарид закрыл ладонями глаза. – Конца и края этому нет… – Затем он опустил руки и повернулся к ней: – Карина, а ведь вы могли погибнуть. – В вакаме смертельных исходов не бывает, – успокоила его принцесса. – Разве в противном случае позволяли бы играть в нее детям, как ты думаешь? – Я имею в виду вчерашний вечер. Когда вы улизнули из замка без охраны. Вот когда вы могли погибнуть! – Голос Фарида надломился, и звук эхом раскатился по каменным стенам. – Я уже потерял всех, кого любил на этом свете. Что мне делать, если я потеряю и вас?! Он пробежал пальцами по темно-каштановым волосам. В этот миг перед Кариной стоял не управляющий дворцовым хозяйством и не могущественный вельможа, а просто человек, понесший множество тяжких утрат. Как и она сама. Девушка протянула к нему руку и разомкнула губы, но запнулась, не зная, что сказать. Тот паренек, Адиль, победитель Сигизии Жизни, так легко и непринужденно утешил ее тогда, после облавы, успокоил… Она решила взять с него пример, скопировать его интонации, хотя все еще злилась на наглеца слишком горячо, чтобы долго о нем думать. – Обещаю в ближайшее время больше никуда не уходить. – Превозмогая боль, Карина заставила себя усмехнуться. – И вообще, от меня всегда столько неприятностей, что, когда я доберусь до Обители Тысячи Звезд, Великая Мать, вместо того чтобы приноравливаться ко мне, предпочтет отослать меня обратно. Губы управляющего дернулись, готовые расплыться в улыбке, но остановились на полдороге. Вместо этого его лицо тут же приняло столь хорошо знакомое Карине выражение неусыпной опеки. – Сильно сомневаюсь. В любом случае такое полное пренебрежение требованиями элементарной безопасности должно прекратиться раз и навсегда. – Ну конечно. Я ведь последняя из Алахари. Понимаю. Пока последняя. – Дело не в этом… – Фарид осекся, словно слова, которые он собирался из себя выдавить, причиняли ему физическую муку. – Часть меня отошла в мир иной вместе с Ханане. С тех пор как ее нет, не проходит дня, чтобы я не размышлял, не спрашивал себя: следовало ли сказать… сделать хоть что-то иначе раньше, когда казалось, что у нас с ней впереди еще уйма времени. Ни дня не проходит, чтобы в моей голове не раздавался ее голос, как будто… словно… – Словно она здесь, среди нас, – закончила фразу Карина. Управляющий кивнул. – Словно она здесь, среди нас. – Он покачал головой и снова вздохнул. – Я похоронил своих родителей, Ханане, вашего отца, вашу мать. Не заставьте меня похоронить и вас. О подобных вещах они раньше никогда не говорили. Внезапно возникший миг близости ощущался таким пугающе хрупким, что разрушить его, пожалуй, можно было одним только фактом его осознания. – Она тебя любила. – Больше ничего Карине в голову не пришло. – Вероятно, не в том смысле, в каком ты хотел бы. В каком ты нуждался, но… она любила тебя. Фарид сделал вдох такой глубокий, что, казалось, высосал из комнаты весь воздух. – Я знаю. И я бы отдал все, чтобы ее вернуть. Хотя бы на день. Порыв рассказать ему все об Обряде Воскрешения, как огнем, обжег Карине язык – однако она сдержалась. Не только потому, что Фарид, несомненно, осудит всякое использование запрещенных волшебных техник, но и… Такой разговор ведь и саму ее приведет к неизбежной мучительной мысли: какое право имеет она из всех людей, покинувших этот мир, возвращать в него лишь одного… одну? Закончится Солнцестой – и в Зиране появится царь. Только один на всю ее, Каринину жизнь, только один шанс поднять человека из мертвых. Только одного человека. Кого именно – выбор сделан. Он был сделан в то самое мгновение, когда она увидела, как свет в глазах Пустельги померк. Но сейчас Фарид стоял перед ней такой беззащитный, такой сломленный, что она не удержалась и выпалила: – Я думаю, в Совете измена. – Что? Не успели эти слова слететь с ее губ, как она уже пожалела о них. Обещала же Карина Старшине Хамиду держать язык за зубами. О предателе – ни слова никому. Но Фарид ведь не «кто-то». Фарид – это Фарид. Он был рядом, когда она в первый раз сломала себе хрупкую детскую косточку. Он слушал ее ученическое бренчание на струнных инструментах, когда юная принцесса едва чувствовала разницу в длительности нот и пауз. Он – ее последняя уцелевшая родня. – Старшина Хамиду после церемонии открытия сообщила мне, что обнаружены тела всех слуг, имевших доступ в сад Пустельги, – пояснила Карина. – Значит, за убийством стоит кто-то хорошо знакомый с дворцовым распорядком и точным расписанием смен персонала. Ну, или как минимум такой человек передал эти сведения злодеям. Фарид медленно кивнул. Над бровями его появились морщинки. – Верить не хочется, но похоже на правду. Я займусь этим. Ну а пока… До второго испытания остается еще немного времени. Вам надо хоть чуточку отдохнуть, пока это возможно. Карина энергично замотала головой. – Только не сейчас. Надо проверить диспозицию караулов и охранных отрядов по городу. Убедиться, что на сегодня не запланировано никаких облав. – Никто вас не осудит, если после такого дня вы хоть чуть-чуть поспите, – мягко возразил Фарид, но принцесса лишь покачала головой. Страшная усталость сковывала все ее мышцы, но отдыхать сейчас, когда надо еще столько всего сделать для спасения Зирана?.. Немыслимо. Кроме того, через пару часов, когда Солнце сядет, она наконец впервые предстанет перед победителями. Надо же морально подготовиться к встрече с тем, кого ей предстоит убить. Отношение к Карине изменилось повсеместно – это ясно чувствовалось. В глазах простых людей, которых она встречала, вспыхивали искры подлинного уважения. Все почтительно склоняли головы. Даже в поведении членов Совета появилась какая-то необычная сердечность, хотя никто с Кариной не заговаривал. – Если бы я только знала, что популярность в народе зарабатывается победами на площадке для вакамы, я бы вышла на нее уже давно. – Карина обратилась к Аминате, вспомнив, что по ее собственному приказу служанка сегодня вернулась во дворец. За день специальная строительная команда успела соорудить поверх иссушенной почвы массивный помост, и теперь пятеро оставшихся победителей застыли на нем в ожидании второго испытания, купаясь в приветствиях всего Зирана. Жрица подала Карине сигнал – мол, можно начинать, и та возгласила: – Солнцестой афешийя!