По воде, в дали неясной, Что-то белое летело, Что-то плыло и мелькало В легком утреннем тумане, Опускалось, подымалось, Подходя все ближе, ближе. Не летит ли там Шух-шух-га? Не ныряет ли гагара? Не плывет ли Птица-баба? Или это Во-би-вава Брызги стряхивает с перьев, С шеи длинной и блестящей? Нет, не гусь, не цапля это, Не нырок, не Птица-баба По воде плывет, мелькает В легком утреннем тумане: То березовая лодка, Опускаясь, подымаясь, В брызгах искрится на солнце, И плывут в той лодке люди Из далеких стран Востока, Лучезарного рассвета; То наставник бледнолицых, Их пророк в одежде черной, По воде с проводниками И с друзьями путь свой держит. И, простерши к небу руки, В знак сердечного привета, С торжествующей улыбкой Ждал их славный Гайавата, Ждал, пока под их пирогой Захрустит прибрежный щебень, Зашуршит песчаный берег И наставник бледнолицых На песчаный берег выйдет. И когда наставник вышел, Громко, радостно воскликнув, Так промолвил Гайавата: «Светел день, о чужеземцы, День, в который вы пришли к нам! Все селенье наше ждет вас, Все вигвамы вам открыты. Никогда еще так пышно Не цвела земля цветами, Никогда на небе солнце Не сияло так, как ныне, В день, когда из стран Востока Вы пришли в селенье наше! Никогда Большое Море Не бывало так спокойно, Так прозрачно и свободно От подводных скал и мелей: Там, где шла пирога ваша, Нет теперь ни скал, ни мелей! Никогда табак наш не был Так душист и так приятен, Никогда не зеленели Наши нивы так, как ныне, В день, когда из стран Востока Вы пришли в селенье наше!» И наставник бледнолицых, Их пророк в одежде черной,