А в горах раскаты грома Эхом грянули: «Бэм-Вава!» Черной краской лоб покрыл он, Плащ на голову накинул И в вигваме, полный скорби, Семь недель сидел и плакал, Однозвучно повторяя: «Он погиб, он умер, нежный, Сладкогласный Чайбайабос! Он покинул нас навеки, Он ушел в страну, где льются Неземные песнопенья! О, мой брат! О, Чайбайабос!» И задумчивые пихты Тихо веяли своими Опахалами из хвои, Из зеленой, темной хвои, Над печальным Гайаватой; И вздыхали и скорбели, Утешая Гайавату. И весна пришла, и рощи Долго-долго поджидали: Не придет ли Чайбайабос? И вздыхал тростник в долине, И вздыхал с ним Сибовиша. На деревьях пел Овейса, Пел Овейса синеперый: «Чайбайабос! Чайбайабос! Он покинул нас навеки!» Опечи пел на вигваме, Опечи пел красногрудый: «Чайбайабос! Чайбайабос! Он покинул нас навеки!» А в лесу, во мраке ночи, Раздавался заунывный, Скорбный голос Вавонэйсы: «Чайбайабос! Чайбайабос! Он покинул нас навеки, Сладкогласый Чайбайабос!» Собрались тогда все Миды, Джосакиды и Вэбины И, построив в чаще леса, Близ вигвама Гайаваты, Свой приют – Вигвам Священный, Важно, медленно и молча Все пошли за Гайаватой, Взяв с собой мешки и сумки — Кожи выдр, бобров и рысей, Где хранились корни, травы, Исцелявшие недуги. Услыхав их приближенье, Перестал взывать он к другу, Перестал стенать и плакать, Не промолвил им ни слова, Только плащ с лица откинул, Смыл с лица печали краску, Смыл в молчании глубоком И к Священному Вигваму, Как во сне, пошел за ними. Там его поили зельем,