– Ты хорошо сделал, Та-ла-ло-ко, что послушался меня. С самого начала нам повезло, и я не сомневаюсь в успехе. Ренэ был в этом далеко не так уверен, но не стал спо­рить. – А теперь объясни мне, Хас-се, – попросил он, – как удалось тебе бежать. Весь гарнизон недоумевал! Твой побег доказывает, что из форта Каролина ничего не стоит уйти, хотя он и обнесен частоколом и рвом. Хас-се долго молчал. – Мне не хочется ничего от тебя скрывать брат мой, – сказал он, наконец, – но не спрашивай меня о том, как я бежал. Быть может, когда-нибудь ты все узнаешь, но сей­час я должен молчать. Ренэ обиделся, думая, что друг ему не доверяет, но, зная характер Хас-се, он решил не приставать к нему с во­просами и заговорил о чем-то другом. Долго плыли они по течению реки. Наконец, Хас-се ввел лодку в илистый канал, извивавшийся среди солон­чаковых болот. Канал этот разветвлялся на множество ру­кавов, и Ренэ боялся, что им не удастся выбраться из этого лабиринта. Но Хас-се уверенно вел каноэ, сворачивая то в один рукав, то в другой. Они спугивали водяных птиц, которые тучей поднимались над болотом и пронзительными криками нарушали тишину. Из дальнего леса доносился протяжный вой волков и других ночных хищников, и у бедного Ренэ мороз пробегал по коже. Наконец, они пристали к берегу у подножия холма, воз­вышавшегося над болотами. Хас-се объявил, что здесь они будут отдыхать до восхода солнца. Вытащив каноэ на су­шу, он повел Ренэ к маленькой хижине, крытой пальмовы­ми листьями и приютившейся на склоне холма. В хижине было много серого мха; из него они сделали мягкую постель, и через минуту оба спали крепким сном. Ренэ казалось, что он только что заснул, когда кто-то разбудил его, тронув за плечо. Вскочив, он увидел улыба­ющегося Хас-се. Солнце уже взошло. Ренэ спустился с хол­ма, умылся холодной соленой водой, а вместо полотенца взял пригоршню мха. Потом он побежал завтракать. Хас-се не только умел находить, но и отлично приготов­лял кушанья. Здесь были яйца, рыба, устрицы и овощи, а Ренэ прекрасно знал, что с собой в дорогу они взяли толь­ко мешок сушеного маиса да несколько тыквенных буты­лок с пресной водой. Рыба называлась голавлем. Накануне Хас-се убил ее копьем, когда они плыли по реке. Утром он встал за час до восхода солнца, вычистил рыбу, завернул ее в свежие паль­мовые листья, разгреб золу костра и зарыл рыбу в горячий песок, положив сверху тлеющие угли. Не вынимая устриц из раковин, он поджарил их на угольях, и от огня рако­вины раскрылись. Яйца он добыл из гнезд болотных птиц, водившихся в камышах, и испек в горячем песке. Больше всего удивился Ренэ при виде овощей; когда он спросил своего друга, что это такое, тот засмеялся. – Неужели ты не узнал своей тезки, Та-ла-ло-ко? Это почки молодой пальмы. Нам, индейцам, они заменяют хлеб, когда у нас нет ни а-чи (маиса), ни кунтикатки. Действительно, это были нежные листики и почки моло­дой пальмы, а на вкус они напоминали жареные каштаны. Ренэ не хватало только соли для рыбы и яиц. Он сбегал к речонке и нашел крошки соли в раковине, из которой испа­рилась вода. Затем оба мальчика, смеясь и болтая, приня­лись за еду, и Ренэ уверял, что он никогда еще не ел такого вкусного завтрака. Так как не нужно было мыть посуду, то сейчас же после завтрака они продолжили путь. До полудня плыли они среди однообразных солончаков, потом пересекли широкую лагуну и вошли в устье темной реки, струившейся с запада. Два дня поднимались они по этой реке, которая станови­лась все темнее и суживалась по мере приближения к исто­кам. Каноэ скользило с такой быстротой, что Хас-се наде­ялся догнать свое племя раньше, чем оно вступит в страну Алачуа. Несколько раз он причаливал к берегу в тех мес­тах, где зоркие его глаза замечали следы стоянок. Здесь он находил золу и обугленные палки и, внимательно их осмот­рев, возвращался к Ренэ. Тот заметил, что у его друга лицо хмурое и озабоченное. – Что с тобой, Хас-се? – спросил он, наконец. – Я вижу, что ты встревожен. Не могу ли я помочь тебе? Хас-се налег на весла и долго молчал. Наконец,он за­говорил, словно размышляя вслух: – Кроме нас, еще какие-то люди следуют за моим пле­менем, и я боюсь, что это враги. – Почему ты так думаешь? – Я убедился, что кто-то внимательно осматривал те места, где останавливалось на отдых племя Микко. А на противоположном берегу реки я нашел золу маленьких костров и на песке – отпечатки ног. Два человека следят за Микко. Один из них носит мокассины, каких нет у людей моего племени. Боюсь, что эти двое – враги. – Но почему ты считаешь их врагами? – спросил Ре­нэ. – Быть может, они, как и ты, отстали от племени и те­перь его догоняют? Или же один из них твой соплеменник, а другой принадлежит к дружественному вам племени. Вспомни, сколько гостей было на празднике Зрелого Маиса. – Нет, ты неправ – возразил молодой индеец. – Будь это друзья, почему-либо замешкавшиеся в пути, они дав­ным-давно могли бы догнать племя. Они делали привал од­новременно с племенем Микко и осматривали места его стоянок раньше, чем успевала остыть зола костра. А свои маленькие костры они раскладывали в укромных уголках, чтобы не увидели их случайно те, что идут впереди. – Но зачем им красться по следам Микко? Двоимвсе равно не справиться с целым племенем. – Не знаю, Та-ла-ло-ко, но боюсь, что это семинолы. Они следуют за моим племенем, чтобы ограбить его под покровом ночи или завладеть чьим-нибудь скальпом. Они трусы и нападают только на беззащитных. Но, быть может, один из них тот, кто возненавидел мое племя и поклялся ему отомстить. Он нашел себе достойного спутника и теперь крадется по следам Микко. Хас-се нахмурился и умолк. Ренэ снова нарушил молчание. – Кто эти семинолы, о которых ты говоришь с таким презрением? – На моем родном языке слово «семинол» значит бег­лец. Семинолы это шайка воров и убийц, которых изгнало из своей среды мое племя и другие племена, живущие се­вернее. Сначала семинолов было мало – жалкая горсточ­ка, а теперь их столько, что они стали называть себя племе­нем. Они живут во вражде со всеми остальными племена­ми, а мой народ всегда ведет с ними войну. – А кто этот человек, который поклялся отомстить тво­ему племени? – О, Та-ла-ло-ко, его ты должен знать! Я говорил о Читте, Змее. Надеюсь, мы его не встретим. – А если встретим и он попытается на нас напасть, то ему несдобровать! – с жаром воскликнул Ренэ. – Не знаю, Та-ла-ло-ко, – задумчиво отозвался Хас-се. – Боюсь, что встреча с Читтой кончится плохо для нас, а не для него. Между тем каноэ скользило по узкому каналу, соеди­нявшему ряд стоячих прудов. Справа и слева тянулись бо­лота, поросшие лесом. Когда мальчики плыли по одному из прудов, от противоположного берега отделилось второе каноэ, стрелой пронеслось по поверхности пруда и скры­лось за темными стволами кипарисов. VII. ЧИТТА И КАТ-ША Появление второго каноэ, которое увидели мельком и Ре­нэ и Хас-се, покажется необъяснимым, если мы не вернем­ся к событиям ночи, последовавшей за празднеством Зре­лого Маиса. Когда Хас-се, оглушенный ударом кулака, упал на зем­лю, Читта бросился в лес и, тенью скользя между деревьев, пробрался к реке. На берегу лежало несколько десятков каноэ, и Читта быстро, но тщательно их осмотрел. Вы­брав самое легкое и быстроходное суденышко, он спустил его на воду. Сжимая в руке весло, он повел украденную лодку вниз по течению и вскоре скрылся в тумане, навис­шем над рекой. Тяжелые мысли преследовали Читту. Он не знал, куда и зачем плывет, и не думал об этом. Ему хотелось только по­дальше уйти от тех, кто рано или поздно должен был пу­ститься за ним в погоню. Читта чувствовал ненависть ко всем людям и прежде всего к Хас-се и белому мальчику. Почему-то он был уверен в том, что именно Ренэ научил Хас-се новому приему борьбы и, следовательно, был винов­ником поражения Читты. Сжигая амбар с маисом, Читта торжествовал: он знал, что обрекает на голод не только краснокожих, но и белых, а следовательно, и друга Хас-се. Совершив преступление, он надеялся, что никто не узнает виновника пожара, но на­дежда эта развеялась, когда неожиданно появился Хас-се, уличивший его. Теперь он должен был бежать, бежать от родного племени. Он знал, что ему не миновать сурового наказания, если он попадет когда-нибудь в руки своих со­племенников. Читта причалил к берегу у подножия холма, на вершине которого адмирал Рибо воздвиг каменную колонну. При­вязав каноэ и спрятав его в зарослях, он стал подниматься по узкой тропинке на вершину. Днем отсюда видна была ре­ка, и можно было заметить за много миль приближение врага. Но сейчас, ночью, тьма окутала окрестности, и только луна серебрила воду. Молодой индеец набрал охапку ли­стьев и мха, а затем улегся, натянув на голову одеяло. Он очень устал и заснул мгновенно. Прошло около ча­су. Вдруг из-за кустов показалась высокая фигура индей­ца; целый час пролежал он в засаде и следил за спящим, потом осторожно приблизился к нему. В руках он держал тонкий ремень, на одном конце которого была петля. Бесшумно опустился он на колени подле Читты и ловко надел петлю на его ноги, обутые в мокасины. Слегка затя­нув ее, так чтобы не потревожить спящего, он привязал другой конец ремня к дереву, затем уселся подле Читты и терпеливо стал ждать его пробуждения. На восходе солнца Читта пошевельнулся, зевнул и сел. Когда взгляд его упал на неподвижную фигуру, сидевшую в двух шагах от него, он испуганно вскрикнул и вскочил, но петля тотчас же затянулась, и он тяжело рухнул на зем­лю. Высокий индеец также вскочил и наклонился над сво­ей жертвой. Читта не был трусом. Убедившись, что попал в западню, он спокойно спросил: – Кто ты такой? И что я тебе сделал? Почему ты напал на меня? – Сначала я скажу тебе, кто ты, – отозвался высокий индеец. – Тебя зовут Читта. Вчера, на празднике Зрелого Маиса, тебя поборол юноша, который носит в волосах то-фа чат-те (красное перо). Ты тот, кто поджег маис. А теперь ты, как и я, изгнанник и не можешь вернуться к родному племени. Знай, что я тот самый семинол, которого зовут Кат-ша. Услышав это имя, Читта невольно вздрогнул. Впервые видел он этого высокого индейца, но имя Кат-ша было зна­комо ему с детства. Матери-индианки пугали им непослуш­ных детей, потому что так звали самого смелого и самого же­стокого из всех семинолов. Когда Кат-ша был юношей, случилось ему как-то в пылу гнева нанести страшный удар одному из своих товарищей. Бедняга умер, а племя изгнало Кат-шу. С тех пор скитался он по стране, грабил и убивал всех, кто не мог ему противо­стоять. Вокруг него объединились беглецы – такие же пре­ступники, и вскоре Кат-ша стал вождем шайки семинолов, о которой Хас-се рассказал своему Другу. Все племена не­навидели семинолов и вели с ними войну. Неудивительно, что Читта вздрогнул от испуга, узнав, в чьи руки он попал. Довольный тем, что одно его имя произвело впечатле­ние на пленника, Кат-ша продолжал: – Долго следил я за бледнолицыми, пришедшими из-за морей. На них я хочу напасть. Но сначала я должен был узнать, много ли их. Вот почему явился я сюда. Видел я также и твоих соплеменников, пировавших у костра, и прошлой ночью решил поджечь амбар. Но ты избавил ме­ня от этой работы. Я благодарен тебе и пощажу твою жизнь при условии, если ты отречешься навеки от своего племе­ни и войдешь в мой отряд. – Как! Ты хочешь, чтобы я стал семинолом? – воск­ликнул Читта, и в голосе звучало презрение. Как ни был он зол и мстителен, но никогда не приходи­ла ему в голову мысль вступить в шайку убийц, которых все ненавидели. – Ун-ка (да), – злобно ответил Кат-ша. – Ведь ты те­перь изгнанник и беглец. Разве можешь ты вернуться к своему племени? Нет! Тебе остается только присоединиться к храбрым и воинственным семинолам. Выбирай: или ты будешь семинолом, или я убью тебя, и никто не узнает, какая судьба тебя постигла. Читта содрогнулся и после недолгого раздумья сказал решительно: – Будь по-твоему, Кат-ша. Зови меня Семинолом. – Читта Семинол, я рад, что встретил тебя! Настанет день, когда мы, семинолы, будем могущественным племе­нем и подчиним себе все другие племена. А теперь в путь! Кат-ша, радуясь, что привлек в свои ряды молодого во­ина, угостил Читту сушеной олениной, которую достал из своей сумки. Поев, оба семинола притаились в тени какту­са и стали смотреть на реку, не покажутся ли каноэ, отправ­ленные в погоню за Читтой. VIII. ПО СЛЕДАМ Кат-ша объяснил Читте, что весь отряд его находится на островке, который служит как бы крепостью семинолов. Расположен он среди непроходимых болот Окифеноки. Читта узнал, что Кат-ша хотел немедленно привести своих воинов и напасть на форт Каролина, но его остановило присутствие в окрестностях форта нескольких сот ин­дейцев. – Ха! – воскликнул Читта, перебивая вождя. – Хоть я и ни разу еще не бывал в бою, но могу оказать тебе услугу.