Мальчики уселись на скамейку, и Ренэ стал расспраши­вать своего друга, почему ушли индейцы и что делал он здесь один. Хас-се заявил, что никаких секретов у него нет, но он не хотел отвечать людям, которые взяли его в плен и застав­ляли говорить. Но другу своему Та-ла-ло-ко он охотно все объяснит. Вот что узнал Ренэ: когда сгорел амбар, вождь Микко решил переселиться в страну дружественного племени алачуа, у которого много было съестных припасов, и оставаться там, пока вновь не созреет маис. Но Микко бо­ялся, что Лодоньер, нуждавшийся в охотниках и рыболо­вах, попытается задержать племя. Индейцы ушли поти­хоньку, под покровом ночи, так как Микко не желал столк­новений между белыми и индейцами. – Он в праве был поступить так, как считал нужным, – заявил Ренэ. – Но почему ты не ушел со своим племенем? – Я вернулся, чтобы повидаться с тобой, Та-ла-ло-ко, – ответил Хас-се. – Неспокойно было у меня на душе: я уз­нал, что Читта, Змея, тебя ненавидит и хочет тебе отом­стить. – Мне?! – удивился Ренэ. – Я с ним не ссорился. За что же он меня ненавидит? – Не знаю. Быть может, он подозревает, что ты пока­зал мне прием, благодаря которому я его поборол и стал носителем лука. Он очень хотел выйти победителем. – Пожалуй, ты прав, – задумчиво проговорил Ренэ. – Но неужели он хочет убить меня только за то, что я был ви­новником его поражения? – Ах, Та-ла-ло-ко, ты не знаешь, что за человек этот Читта! Недаром зовут его Змеей! И мстит он жестоко. Тебя он возненавидел и думает только о мести. – Я очень благодарен тебе, Хас-се, за то, что ты меня предостерег, – сказал Ренэ. – Постараюсь, чтобы этот Чит­та не застиг меня врасплох. – Слушай, Та-ла-ло-ко, – продолжал Хас-се: – я знаю, что у вас, белых, осталось в форте мало провизии, и всем вам грозит голод. Читта уничтожил все наши запасы, но у индейцев алачуа, к которым отправилось наше племя, есть и маис и ямс. Если бы кто-нибудь из вас пошел к ним вместе со мной, они, наверно, согласились бы дать вам про­визии в обмен на ваши товары. Если пойдет к ним много народу, алачуа испугаются, но если пойдет один человек – и вдобавок мой друг, – они примут его ласково и войдут с ним в переговоры. Та-ла-ло-ко, не пойдешь ли ты со мной в ту далекую страну? Ренэ не ждал такого предложения. – Хас-се! – воскликнул он. – Ведь ты сейчас в плену и даже не знаешь, освободит ли тебя комендант форта! Как же можешь ты говорить с такой уверенностью о путешест­вии в страну Алачуа? Хас-се улыбнулся. – Можно посадить в клетку человека, но нельзя дер­жать в плену солнечный луч. Если ты согласен идти со мной, я буду ждать тебя завтра, когда взойдет луна, на реке, где аллапата, великий крокодил, спас нас от катши, тигра. Алачуа тебя не обидят, а через месяц ты вернешься к своему народу. Ренэ не успел ответить, так как дверь распахнулась, и в комнату вошел сержант. – Уходи, Ренэ. Солнце заходит. Сейчас будет смена ка­раульных, и пленника запрут на ночь. Неужели не надоело тебе разговаривать с этим упрямым дикарем? Не желая говорить сержанту о своей дружбе с Хас-се, Ренэ очень холодно попрощался с пленником и, уходя, сказал: – Не знаю, встретимся ли мы завтра. Быть может я приду, а быть может и нет. – Ну, конечно, не придешь. Нечего тебе тут делать, – проворчал сержант, запирая дверь и задвигая засов. – Будь я комендантом, я бы не позволил тебе являться на гауптвахту. Ничего ему не ответив, Ренэ пошел сообщить Лодоньеру сведения, полученные от Хас-се. Весь вечер размышлял он о путешествии в страну Алачуа. Предложение было заманчивое, и он не знал, на что решиться. На следующее утро Хас-се исчез, и нигде не могли его найти. Растерянный сержант доложил Лодоньеру, что в полночь он заглядывал в камеру пленника и застал его крепко спавшим. На восходе солнца он снова зашел к не­му, но камера была пуста. Спросили караульных, охранявших ворота и крепостные стены; те заявили, что ночь прошла спокойно, и они ничего не видели и не слышали. Хотя Лодоньер и не понимал, каким образом пленнику удалось бежать, однако он был доволен, что вопрос о судь­бе Хас-се разрешился сам собой. – Я рад, что твой друг удрал, – сказал он Ренэ. – Мы не знали, что с ним делать, а я не желал ему зла. Жаль только, что не послал я отряда в страну Алачуа, о кото­рой он тебе говорил. Быть может, нам удалось бы получить от них съестных припасов. Но теперь без проводника мы не найдем этой страны. – А не отпустите ли вы меня к индейцам алачуа? – робко спросил Ренэ. – Тебя, мальчуган? Нет, я не доверю тебе такого опасного дела. Ренэ начал было его упрашивать, но Лодоньер остался непреклонен. V. БЕГСТВО ХАС-СЕ И РЕНЭ Разговор с Лодоньером заставил Ренэ призадуматься. Комендант считал путешествие в страну Алачуа весьма же­лательным, но ясно было, что он не позволит мальчику от­правиться в путь вдвоем с Хас-се. Однако, по мнению Ре­нэ, ему меньше, чем кому бы то ни было, следовало опасать­ся индейцев. Он был другом Хас-се, а кроме того, индейцы считали его сыном доброжелательного к ним Лодоньера и относились к нему с уважением. Мальчику хотелось приве­сти этот довод, но он боялся, что Лодоньер рассердится и запретит ему выходить из форта. Ренэ было уже семнад­цать лет, и он считал себя взрослым. Сейчас он совсем не походил на того мальчугана, кото­рый около года назад заливался слезами, прощаясьсо ста­рым домом, где прошло его детство. Был он высокий, стройный и мускулистый. Его лицо, руки и шея загорели под палящими лучами солнца и при­няли бронзовый оттенок. Золотистые волосы были подстри­жены. Одевался он всегда одинаково: носил кожаную куртку, короткие штаны, толстые чулки и невысокие сапоги, обле­гавшие ногу. Симон Оружейник сделал ему легкие сталь­ные латы, которые он надевал поверх куртки каждый раз, когда выходил из форта. Было у него и оружие: прекрасный самострел, стрелы со стальными наконечниками и маленький, но острый кинжал, висевший у пояса. Ренэ все утро обдумывал предложение Хас-се и, нако­нец, решил принять его. Зная, что Лодоньер его не отпустит, он задумал потихоньку уйти из форта. Он стал гото­виться к путешествию: собрал разные безделушки, кото­рые, как он знал, высоко ценились индейцами, а после полудня вынес сверток из форта и спрятал в лесу. Ренэ, как и все остальные, не понимал, каким образом Хас-се удалось бежать; однако он не сомневался в том, что молодой индеец, верный своему слову, будет ждать его у реки, когда месяц поднимется над вершинами пальм. В тот вечер месяц должен был взойти около десяти часов. Лодоньер, чувствуя недомогание, рано лег спать, и Ренэ надеялся улизнуть никем не замеченный. В девять часов он взял самострел, вышел из своей ком­наты и с бьющимся сердцем направился к главным воро­там форта. Здесь его окликнул часовой. Ренэ сказал па­роль, и солдат узнал его, но наотрез отказался пропустить. – Ступай домой, мальчуган, – сказал он. – После по­бега пленника нам строго-настрого запрещено выпускать вечером кого бы то ни было из форта. Эта первая неудача привела Ренэ в замешательство. Он не знал, что делать. Перелезть через крепостной вал? Но караульные могли открыть по нему стрельбу. По ту сторону вала тянулся ров, и выбраться из него было нелегко. При­сев на лафет пушки, мальчик задумался. И чем дальше он думал, тем меньше оставалось у него надежды на побег. Нет, не удастся ему уйти из форта и встретиться в назна­ченный час с Хас-се! Вдруг загудел большой колокол, висевший у ворот. Ренэ насчитал десять ударов: значит, было уже десять ча­сов. Затем раздались мерные шаги и бряцание оружия: шла смена караула. Мальчик сидел так близко от ворот, что до него донеслись голоса часовых. Узнав ворчливый го­лос своего старого друга, Симона Оружейника, он понял, что тому поручена охрана главных ворот. Сменившиеся часовые прошли очень близко от того ме­ста, где находился Ренэ, но не заметили его в густой тени, отбрасываемой пушкой. Когда замерли их шаги, мальчик вздохнул свободнее. Не вставая с лафета, размышлял он о том, к какой уловке прибегнуть, чтобы обмануть старого Симона и выбраться из форта. В тишине раздались стоны и заглушенные проклятья. Положив на землю самострел, Ренэ быстрыми шагами направился к воротам. Остановился он, когда Симон Оружей­ник сердито его окликнул. Ренэ сказал пароль и добавил: – Это я, Ренэ Дево, ты не узнал меня, Симон? Я услы­шал, как ты стонешь, и пришел узнать, что с тобой. – Плохо мне, мальчуган, – отозвался старый солдат. – Кажется, и меня не минует лихорадка, которая треплет наших людей. С утра мне нездоровится, все кости ноют. Добрый господин Ле Муан дал мне лекарство, которое ус­покаивает боль. Принимать его нужно перед приступом ли­хорадки, но я думал, что приступ еще не скоро начнется, и оставил пузырек с лекарством в кузнице, а сейчас мне ста­новится все хуже и хуже. Послушай-ка, Ренэ, не сбегаешь ли ты в кузницу и не принесешь ли мне пузырек? – Рад тебе помочь, Симон, – ответил мальчик, кото­рый напряженно думал в то время, как старик повествовал о своей болезни. – Но мы сделаем не так, как ты говоришь. Ступай сам за лекарством; ты знаешь, где оно лежит, и най­дешь его скорее, чем я. А кроме того, ты должен одеться по­теплее, потому что ночь сегодня холодная. Пока ты не вернешься, я буду сторожить у ворот и клянусь тебе нико­го не пропущу. Симон знал, что солдат, покидающий пост, совершает тяжкое преступление. Он долго колебался, но боли усили­вались, а ночь действительно была холодная. Наконец, он решил последовать совету Ренэ. – Хорошо, мальчуган, – проворчал он, – так мы и сде­лаем. Я и часа здесь не простою, если не приму этого лекар­ства. Но ты смотри в оба и прислушивайся к малейшему шороху. Я никогда еще не уходил со своего поста, и если что-нибудь случится в мое отсутствие, я тебя проучу. С этими словами старый солдат передал Ренэсвою пи­ку и быстрыми шагами направился к кузнице. Как только он скрылся в темноте, Ренэ вернулся за сво­им самострелом, затем осторожно отодвинул засовы и приоткрыл ворота. Покончив с этим делом, он взял тяжелую пику Симона и стал шагать вдоль частокола, терпеливо ожидая, когда вернется старик. Наконец, послышались шаги. – Это ты, Симон? – тихонько окликнул мальчик. – Да, мальчуган, – донеслось из темноты. Положив на землю пику и взяв свой самострел, Ренэ проскользнул в ворота, и прикрыл их за собой, пробежал по мосту, переброшенному через ров, и скрылся в лесу. Хотя луна уже взошла и мост был ярко освещен, но Ренэ удалось пройти незамеченным. А Симон Оружейник не обратил внимания на то, что засовы отодвинуты. Снача­ла думал он, что мальчик захотел над ним подшутить и спря­тался где-нибудь поблизости. Долго он его искал, грозя отодрать за уши, потом взял свою пику и размеренными шагами стал прохаживаться у ворот. На опушке леса Ренэ остановился, вытащил из-за па­зухи записку, заранее им написанную, всунул ее в расщеп­ленный конец ветки, а ветку воткнул в землю неподалеку от моста. Записка была адресована шевалье Ренэ Лодоньеру, ко­менданту форта Каролина. «Дорогой шевалье Лодоньер, – писал Ренэ, – я знаю, что совершаю серьезный проступок, нарушая ваше приказание и покидая форт. Но гарнизон нуж­дается в провианте, и только я один могу его добыть. В успехе я не сомневаюсь. Я иду с мальчиком индей­цем Хас-се в страну Алачуа и вернусь с провиантом не позже чем через месяц. Если же меня постигнет неудача и мы никогда больше не увидимся, простите мне мой проступок. Я никому не говорил о своем плане, никто не по­могал мне бежать, и ни один солдат гарнизона не зна­ет о том, что я покинул форт. Ренэ Дево» Туже затянув пояс, Ренэ надел через плечо самострел и вошел в темный лес. Дорогу он знал прекрасно и быстро зашагал к тому месту, где должен был встретиться с Хас-се. Час был поздний, но Ренэ надеялся, что индеец еще не ушел. Он отыскал сверток с безделушками, спрятанный в лесу, и взял его с собой. Подходя к речонке, на берегу которой они условились встретиться, Ренэ закричал, как хуп-пе (большая сова); этому сигналу научил его индеец. К великой его радости, тотчас же раздался ответный крик, и через минуту Ренэ здоровался со своим другом. Тот молча повел его к каноэ, спрятанному у самого берега под нависшими ветвями деревьев. Несколько ударов весел – и они покинули речон­ку и поплыли вниз по течению большой реки, залитой лун­ным светом. VI. В СТРАНУ АЛАЧУА Весла сверкали в лучах луны, и маленькое каноэ быстро и бесшумно скользило по широкой реке. Ренэ рассказывал своему другу о том, как бежал из форта и почему явился позже, чем было установлено. Когда он умолк, заговорил Хас-се, который до сих пор не проронил ни слова.