– Победа! – ликующе пропищала гоблинша, когда лиана медленно притянула её к земле. Большой гоблин в кольчуге ухватился за толстую лиану вокруг пояса Энни и скоро сам оказался жертвой этой лианы вместо Энни. Одну за другой гоблины перевели её путы на самих себя, и вот уже Кулл изо всех сил тянул последний жгут, который обвивал её щиколотки, но лиана отказывалась отпускать её. – Кулл, брось! Не волнуйся обо мне, спасай Тинна! – Эт я и делаю, глупая жернщина, – прокричал он в ответ. Жгут наконец сорвался, и он повалился назад в месиво. – Иди! – завопил он. Энни, оказавшаяся наконец свободной, побежала к Тинну. Всё вокруг неё было наполнено криками, гиканьем и рычанием бесчисленных странных созданий, объединившихся на борьбу с зарослями, но, когда она достигла центра круга, все звуки стихли. Как только она склонилась на колени перед своим сыном, её встретила пелена абсолютного молчания. ТЫ ПРИШЛА, ЧТОБЫ УВИДЕТЬ ЕГО СМЕРТЬ, проговорило Существо гулким голосом. Тварь, которая нависала над Тинном, формой напоминала человека, но она не двигалась как человек. Она провисала и раскачивалась как недостаточно плотно набитое чучело. Энни не обращала внимания на мерзкую тварь. Она протянула руку к лицу Тинна, чтобы снять с него тени. Покрывало было не сплошным, а состояло как бы из лоскутов, рваных полос темноты, которые слиплись вместе, как чёрная патока. Они были настолько холодны, что обжигали кожу Энни. Одновременно твердые, воздушные и жидкие, они проскальзывали сквозь её пальцы, прилипали к ним и вновь накрывали лицо мальчика, как только ей удавалось отлепить их. ОН НЕ ТВОЙ. БОЛЬШЕ НЕ ТВОЙ. Энни оставила попытки отодрать темноту и вместо этого обхватила руками шею Тинна. Она словно обнимала ком снега в форме мальчика, но не разнимала рук. Её глаза наполнились слезами. Она подумала о зимних вечерах, о том, как она заходила на цыпочках в комнату мальчиков и натягивала одеяла им до подбородка, чтобы им было хорошо и тепло в их постелях. Тинн не двигался. ТЫ УЖЕ ПОТЕРЯЛА ЕГО. Энни крепко обнимала сына. Горячие слёзы катились по её щекам. Там, где они падали на покрывало из темноты, тени начинали таять. ПРЕКРАТИ, потребовало Существо. Энни почувствовала под пальцами лёгкое подрагивание, сначала не более отчётливое, чем движение крыльев бабочки, но постепенно оно становилось сильнее. Она посмотрела вниз и увидела, как из теней показалась голова. Лицо Тинна под тёмным покрывалом было серо-зелёным. Она всё смотрела, и тут из его кожи стали расти мерзкие шипы. Они начали колоть её руки, и Энни сморщилась. Но она не разжала объятий. Тинн поднял подбородок, но его взгляд всё ещё был блуждающим и полным недоумения. – Мама? – наконец выговорил он со вздохом. И тут он увидел собственное отражение в глазах матери. – Я не знаю, как справиться с этим, – проговорил он жалобно. Энни кивнула и прижала его к себе сильнее. – Всё хорошо, Тинн. Даже если бы он был огненным шаром, она всё равно не выпустила бы его. – Я с тобой, – сказал она. – Я не… Слова застряли у него в горле, и каждое из них закручивалось как сноп колючей соломы. – Я не твой настоящий сын. Это Коул. Это всегда был Коул. – Конечно же, ты – мой настоящий сын. Энни обняла его ещё крепче, закрывая глаза от боли, которую причиняли уколы шипов и обжигающий холод. – И ты всегда будешь моим сыном. Постепенно холод стал ослабевать, шипы начали терять остроту, и Энни почувствовала, как дрожащие руки обняли её. Она качала Тинна у себя на руках, пока тот наконец не перестал дрожать, и, когда она наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб, это был тот самый грязный розовый лоб, который она целовала несчётное число раз за последние тринадцать лет. За их спинами послышались громкие шаги, и, когда оба посмотрели вверх, они увидели Коула, который во весь опор бежал к ним по обожжённой земле. Он почти сбил их, как только присоединился к их объятиям. Они прижались друг к другу, и их слёзы и смех смешались. В этот краткий головокружительный миг, в этом эпицентре шторма, холод исчез уже окончательно. – Знаешь, я на очень хорош по части обниматься, – начал Кулл из-за их спин. – Даж на подумал бы. Просто на обнимальщик. Он подошёл к ним, прихрамывая, уже без лиан, но с несколькими свежими царапинами. Гоблин подмигнул, когда Тинн посмотрел на него. – Здравствуй, парень. Приятно накорнец встретиться с тобой как положено. НЕТ! Голос Существа загудел по всему лесу, и звуковая защита вокруг них исчезла. Везде вокруг снова раздавался шум битвы, которую создания вели с зарослями. Я ПОКОНЧУ С ВАМИ ВСЕМИ! – Хватит! – прокричал хриплый, скрипучий голос. Свечебородый стоял на куче лиан прямо позади Существа. – Всё кончено. ТЫ, ГЛУПЕЦ, КАК ДУМАЕШЬ, ЧТО ТЕПЕРЬ ПРОИЗОЙДЁТ? ТЫ И ПРАВДА ВЕРИШЬ, ЧТО ЭТО ТВОИ СОЮЗНИКИ? ДУМАЕШЬ, ВЫ ДРУЗЬЯ? ГОБЛИН ПРОДАСТ ТЕБЯ В ОДНО МГНОВЕНЬЕ, ЧТОБЫ СПАСТИ СВОЮ ОРДУ. ВЕДЬМА УБЬЁТ КАЖДОГО ИЗ ВАС, ЧТОБЫ ЗАЩИТИТЬ СВОЕГО РЕБЁНКА. ЖЕНЩИНА СОГЛАСИТСЯ СЖЕЧЬ ВЕСЬ ЭТОТ ЛЕС ДОТЛА, ЕСЛИ ЭТО СПАСЁТ ЕЁ СЕМЬЮ. И ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО ДЛЯ ТЕБЯ ЗДЕСЬ БУДЕТ МЕСТО, КОГДА ВСЁ ЭТО ЗАКОНЧИТСЯ? ПОСЛЕ ВСЕГО, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ? Лианы у ног Свечебородого начали подниматься. Он не сопротивлялся. Он только смотрел, как они медленно обхватывают его тело. Его маленькая свеча затрепетала сквозь шипы. – Я всё делал неправильно, – сказал Свечебородый. – Но никогда не поздно сделать что-то правильное. Огоньки по краю пепельного круга засверкали. Другие водяные молча наблюдали за происходящим. – Он гордился бы тобой, – крикнул Коул сквозь лианы. – Так гордился бы! Пламя в груди Свечебородого вспыхнуло сильнее. – Твой папа тоже гордился бы тобой, – ответил он. – Ты сто́ишь того, чтобы к тебе вернуться. Огонь разросся, и Коул понял, что уже не может прямо смотреть на Свечебородого. Через мгновение лианы занялись пламенем. Со всех сторон танцующие огоньки пульсировали в такт с огнём Свечебородого, и скоро уже горели все заросли вокруг них. Жар опалял щёки Тинна, но, даже когда пламя затанцевало над их головами, его охватило странное спокойствие. Страх и гнев растаяли, и в их отсутствие он увидел Существо другими глазами. Мерзкая тварь выглядела теперь очень маленькой. Она тянула тени ближе к себе, словно ребёнок, запихивающий одеяло под подбородок. – Я видел тебя, – произнёс Тинн тихо. – Видел, какое ты под своим покровом. Всё хорошо. Тебе не нужно больше бояться. НЕТ, резко ответило Существо, ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ТАКОЕ. Его саван, состоящий из теней, распадался на куски, линяя и сжимаясь на глазах Тинна. Существо, которое когда-то нависало на Тинном, теперь было не больше бродячей собаки, и продолжало уменьшаться. Оно изо всех сил тянуло к себе больше теней, и, когда оно это сделало, несколько ещё не сгоревших лиан вокруг площадки провисло и сморщилось. ЭТО ТЫ БОИШЬСЯ, проговорил его гулкий голос. – Я раньше боялся, – кивнул Тинн. – Я боялся всего: леса, ведьмы, диких животных – и я боялся тебя. Но теперь не боюсь. И ты не должно бояться. ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? Эхо исчезло из голоса Существа, и он теперь звучал намного слабее. И выглядело оно теперь не больше перепачканной в саже домашней кошки в куче старых чёрных носков. Тени продолжали спадать с него и таять в пульсирующем огне, как осколки льда. – Ты уже не в том месте, – сказал ему Тинн. – Ты свободно. ПРЕКРАТИ ГОВОРИТЬ. НЕТ. НЕТ. НЕТ. Последние тени наконец отпали, и Существо осталось перед ними, нагое и дрожащее. Оно было не больше мыши, с острой, как у землеройки, мордочкой, а по бокам свисали оборванные уши. Огонь угасал – так же быстро, как до этого разгорался. Лианы уже не шевелились, от них лишь изредка с хлопком отлетали искры да распадались прогоревшие стволы. Заросли были мертвы. Посреди кучек пепла трепетало крошечное побеждённое Существо. Тинн наклонился и осторожно взял на руки дрожащее создание. Он чувствовал, как быстро бьётся его маленькое сердце. – Я не хотел верить, что мы одинаковые, – сказал он Существу шёпотом. – Но ты право. Я тоже из такого места, которое не здесь и не там, оно в промежутке. Но за тобой так никто не пришёл, правда? Это несправедливо. Существо попыталось высвободиться, но Тинн сомкнул руки, чтобы удержать его. – Ты делало ужасные вещи. Не мне прощать тебя за то, что ты делало. Но мне жаль, что ты так страдало. Ты этого не заслуживало. Ты не заслуживало того, чтобы стать таким. Дрожащее Существо повернуло глаза к Тинну – две чёрные блестящие бусинки. И тут оно осторожно открыло рот и с силой сомкнуло челюсти вокруг края ладони Тинна. – Ой, – вскрикнул Тинн и выронил Существо, и оно быстро побежало между лианами. – Отч! А ну назад, мелкий дьявол! – закричал Кулл и пустился вдогонку, пытаясь прихлопнуть эту тварь рукой или затоптать ногами, но безрезультатно: она юркнула под кучу пепла и углей. Тинн потёр то место, где Существо укусило его. Оно болело и странно горело. Внезапно его начал придавливать вниз вес приключений, которые произошли за день, и голова его закружилась. – С тобой всё в порядке? – спросил Коул, но его голос звучал как будто издалека. Тинн посмотрел на свою ладонь. Кожа была мягкой – такой же мягкой, как ткань, из которой сшито платье его матери. По ней прошла волна, и она снова стала тускло-зелёной, а потом на его руке выше локтя пробились густые коричневые волосы. Он ничего не мог сделать, чтобы остановить эти изменения. Тинну становилось всё труднее дышать. Его колени подогнулись, и через мгновение он почувствовал, как руки матери снова обхватили его. Он повис на ней. Даже в середине Леса Глубокого Мрака его мать пахла мукой, мёдом и… и домом. Тинн сонно улыбнулся. Он хотел заговорить, но слова потерялись, так и не достигнув его рта. – Что с ним происходит? – спросила Энни. – Мой перевёртыш, – ответил Кулл с трепетом, – возвращается. Тинн смог повернуть голову, чтобы посмотреть на гоблина. Весь мир вокруг него вращался. – Когда всё эт пройдёт, тыр будешь выглядеть так, как всегда должен был, парень, – обратился к нему гоблин. – Нашего роду и племени. Тыр наконец снова станешь одним из нас. Тыр станешь лучшим из нас. Он улыбнулся Тинну зубастой улыбкой, которую он, наверное, считал ободряющей. Тинн что-то чувствовал, но это не ободряло его. Он потрогал языком острые зубы во рту, и в животе у него всё сжалось. Он обратил свои блестящие глаза обратно на лицо матери. Оно исчезало словно в тумане. Тинн терял её. Он хотел заговорить, он хотел позвать её, прежде чем она пропадёт навсегда, но его горло свело, а сознание спуталось.