Весь путь от острова Якусима до меридиана островов Данджо «Акидзуки-мару» шел в дожде и тумане. Но утром 6 октября погода неожиданно улучшилась. Пароход уже разворачивался на Нагасаки, где планировал дождаться темноты и только тогда следовать дальше, но был перехвачен неожиданно появившимся «Тереком». Из-за мглы с мостика японца не видели даже дым приближавшегося вспомогательного крейсера, а не то что удиравшего в другую сторону конвоя. В качестве районов, рекомендованных для стоянки судов в светлое время суток, японский капитан назвал залив Кагосима, Сасебский залив, где в устье реки Сугио все так же продолжается погрузка пароходов среднего и небольшого тоннажа, и порт Нагасаки, во внутреннюю гавань которого совсем недавно удалось проделать не очень широкий, но довольно безопасный проход. Однако в этот порт многие еще опасались заходить по причине его относительной доступности для русского флота. Заверениям японских властей о неприступности крепости Татибана, полностью восстановленной и перевооруженной на современные системы артиллерии, никто теперь не верил. Остаток дня прошел спокойно, хотя еще дважды видели дымы. Оба раза их обнаруживала пара «Арабия» – «Анадырь», но из-за большого расстояния, прежде чем удавалось определить направление их движения, дымы терялись за горизонтом. Как стемнело, командам было приказано отдыхать, но спать легли немногие. А конвой вновь собрался вместе и снова повернул на юго-восток, намереваясь за ночь форсировать архипелаг, пройдя южнее острова Аман. Пеленги на наиболее приметные вершины его гор штурмана успели снять еще на закате, так что курс проложили уверенно. Еще ночью снова повернули к Окинаве, но проложив курс все в тех же трех десятках миль от островов. Погода явно портилась. После полуночи ветер начал усиливаться, разведя к утру волну силой до пяти баллов. Рассвет встречали на юго-западном курсе. Море вокруг было совершенно пустым. Вскоре повернули строго на запад, на южную оконечность уже знакомого острова. Шторм уходил на восток, и ветер явно стихал, хотя зыбь все еще оставалась весьма ощутимой. Во второй половине дня 7 октября показались высокие горы южной части Окинавы. Оба бронепалубника сразу дали полный ход и пошли вперед на разведку. На корме «Терека» возились с аэростатом, а на транспортах начали готовить паровые катера для траления и высадочные средства. Внимательно слушали радио в готовности перебивать чужое телеграфирование, но его не было. Когда наконец все же начали подъем шара, справа по курсу уже отчетливо просматривался скалистый островов Китака и отходящие к востоку и западу от него полосы рифов, отгораживающие от океана обширную, но труднодоступную бухту Накагасука. А дальше за ним – окинавский берег, зелеными горами убегавший на северо-восток. Крейсера к этому времени скрылись из вида за скатами самого южного мыса Окинавы, и их примерное место показывал только густой угольный дым, встававший из-за него. Они спешили к рейду Наха, надеясь успеть перехватить всех, кто там мог быть. Как оказалось, не напрасно. Когда открылась гавань, в ней увидели стоявший на якоре пароход средних размеров. Судя по отсутствию дыма над трубой, к выходу в море он не готовился и стоял без груза, так как ватерлиния высоко поднялась над водой, настолько, что под высоким ютом торчала даже верхняя часть лопасти винта. На запрос о национальной принадлежности с него не ответили, но никаких агрессивных намерений не выказывали и радиотелеграфом, если он и был, не пользовались. На него несколько раз передали требование назвать себя, но ответа так и не дождались. В конце концов, отмигав приказ не пытаться покинуть гавань или испортить судно, двинулись дальше. О потенциальном трофее сообщили короткой светограммой на показавшийся над островом аэростат. Поскольку выглядевшее заброшенным судно угрозы в данный момент явно не представляло, «Богатырь» со «Светланой» занялись другими делами. Опасаясь, что японцы могли набросать мин, Егорьев приказал держаться подальше от берега. Ловя последние светлые часы, крейсера, воодушевленные первым успехом, разделились. «Богатырь» пробежался до острова Кумесима на западе, а «Светлана» – до мыса Зампо. Но там кроме местной парусной рыбацкой мелочевки не нашли ничего заслуживающего внимания. Когда закатное солнце коснулось моря на западе, тральный караван из восьми паровых катеров под чутким надзором стодвадцаток «Терека» уже усердно утюжил лазурные воды гавани Наха. Добравшись до судна на рейде, сразу выяснили, что это брошенный германский пароход «Лидия», приписанный к Гамбургскому порту[15]. Ни экипажа, ни груза на нем не обнаружили. А следом в гавань уже тянулись транспорты. «Терек» все так же маневрировал на малом ходу за пределами рифов, таская за собой черную перевернутую каплю воздушного шара и выцеливая жерлами пушек возможные угрозы в бухте и на берегу. Из корзины над ним постоянно перемигивались ратьером с маячившими вдалеке крейсерами. От местных узнали, что японцы здесь были, но теперь ушли, так что отбиваться оказалось некому. Поскольку вторжение прошло неожиданно гладко, процесс освоения на уже знакомой местности с самого начала пошел с опережением графика. Еще до наступления темноты транспорты успели встать на якоря в гавани и приступили к перевозке своими и мобилизованными в порту средствами пехоты и артиллерии. Ни в селении, ни в его окрестностях противника не обнаружили. На берегу зажгли костры, пароходы освещались электрическим светом, так что и с наступлением темноты разгрузку не прекращали. Одновременно подбирались места под артиллерийские позиции, где сразу начинались земляные работы. Спешили закрепиться как можно основательнее, пока крейсера Егорьева еще здесь. Благодаря безостановочной работе артиллеристов, пехоты и экипажей пароходов утром уже начали сборку оснований под пушки. Хоть Наха и считался портом, разгрузка больших судов проводилась здесь только рейдовым способом. По этой причине доставка морской артиллерии с транспортов на позиции являлась делом непростым. Тем не менее трехдюймовки оказались на берегу еще до полуночи, а более тяжелые шестидюймовки планировалось переправлять на импровизированных плотах, сооружаемых из четырех местных рыбацких лодок, которые связывали легким настилом из бамбука. Два таких плота, собранных из выкупленных посудин, успели подготовить к утру. Работа предстояла тяжелая, но вполне выполнимая. Местность была ровная, а все необходимые материалы и приспособления привезли с собой. В качестве основной тягловой силы собирались использовать местных мулов, поскольку руками такие дуры особо не потаскаешь. «Тягачей» уже собирали по окрестностям. Все равно аборигены, взбудораженные столь шумным светопреставлением, этой ночью не спали. Кроме батарей отгораживались со стороны моря и другими средствами. Разгрузившийся лишь частично «Анадырь», имевший палубные устройства для быстрой постановки мин, к полудню 8 октября выставил два заграждения к востоку от скал Кейсе и к югу от них. Сразу после окончания этих работ Егорьев, получив копию карты с отмеченными позициями пушек и минными полями, отправился к ожидавшим его конвоям. На Окинаве остались только транспорты и «Терек», да спешно закреплявшаяся пехота. Подгонять никого не требовалось. Уже к вечеру береговые батареи дали пробные выстрелы, а над первыми полевыми укреплениями на берегу были подняты полковые знамена. К этому времени от жителей селения, подробно и вдумчиво опрошенных, уже стало известно, что, пока нас не было, в Наха приходил японский пароход, притащивший на буксире брошенного сейчас на рейде немца. Хотя дым из его трубы шел, своего хода он не имел. Это было еще в конце июля. В течение десяти дней оба парохода стояли в гавани без движения. С них закупали свежую рыбу и овощи. Потом появился японский вспомогательный крейсер, после чего с притащенного на буксире судна начали перегружать все на японский пароход. Там было машинное масло, судостроительные материалы, кислота, снасти, продовольствие и многое другое, предназначавшееся для порта Николаевск. Для работ привлекали грузчиков из селения, а местная администрация участвовала в оформлении ареста судна и груза, поэтому в Наха и знали такие подробности. Через пять дней японский пароход ушел и увез немецкую команду, а вспомогательный крейсер остался. С него еще с самого начала высадили на берег вооруженный отряд, который осмотрел брошенный русский береговой лагерь. Потом матросы что-то делали на том месте, где был телеграф. Все это время проводились карательные акции, в ходе которых было публично казнено более десятка местных жителей, обвиненных в пособничестве. Часть японского отряда уходила из селения. Куда именно и зачем, никто не знал. Сам вспомогательный крейсер перемещался по гавани с места на место, часто спускал шлюпки, но никаких вех или других знаков не ставил, а спустя неделю после окончания разгрузки немецкого парохода забрал отряд и ушел сам. А «Лидия» так и осталась торчать на якоре. Проведенный нашими трофейщиками осмотр показал, что судно оставалось практически на ходу, но с неисправным рулем. Сейчас, правда, с него уже растащили все, что удалось снять, но это была мелочевка. Возможность исправления поломки и дальнейшего использования судна в своих интересах сейчас прорабатывается механиками, но шансы определенно есть. И не плохие. Узнав о японских репрессиях, от мысли привлечь аборигенов для работ отказались и максимально сократили контакты с ними, даже временно расселив ближайшие к батареями домишки. А уже «зафрахтованных» мулов вполне выгодно для их хозяев и в то же время скрытно обменяли на крупу, соль, муку, тонкий пеньковый канат и парусину с дальнейшей перспективой пустить их на мясо. Рефрижераторы «Терека» позволяли обеспечить его сохранность. Бухту и окрестности еще раз тщательно проверили на предмет возможных минных банок, на которые еще не наткнулись, но вполне могли наскочить в дальнейшем, совместив это с масштабными гидрографическими работами под руководством командира «Терека». Это было как раз по профилю его первого образования, полученного в морском корпусе, так что сделано все было грамотно и основательно. Кроме того, опросили местных рыбаков, не видели ли они предметов, похожих на всплывшие мины после штормов. Но ни поиск, ни опросы ничего не дали, зато была составлена приличная карта гавани и подходов. Отсутствие гарнизона и хоть какой-то обороны, несмотря на уже неоднократное использование нашим флотом гавани Наха в качестве перевалочной базы, казалось странным, а поведение вспомогательного крейсера – подозрительным. Что за люди с него высаживались и зачем ходили в глубину острова? Вызывал недоумение и брошенный в бухте пароход, повреждение руля на котором удалось починить всего за два дня при использовании ремонтных возможностей «Анадыря». Тщательный осмотр трофея, так же как и предпринятая экспедиция по окрестностям в поисках следов японского отряда, ничего не дали. Поскольку явной угрозы пока не было, продолжали действовать в соответствии с планом, надеясь прояснить все странные моменты позже. Считалось, что о нашем здесь появлении еще не известно. Но японцы удивили. Видимо, противник как-то сумел наладить систему оповещения, так как уже через двое суток после ухода крейсеров с поста на мысе Зампо в четырнадцати милях к северу от рейда Наха сообщили, что видят пароход, быстро приближающийся с северо-запада. Скоро его дым заметили и с возвышенностей вокруг Наха. А с поста уже сообщали, что судно приближается непосредственно к ним, а на берегу восточнее наблюдают чужую световую сигнализацию. По гарнизону объявили боевую тревогу, начав поднимать аэростат с «Терека». Погода стояла тихая, солнечная. Видимость была до горизонта. Первый же доклад от наблюдателей в корзине заставил всех напрячься. С воздуха удалось разглядеть, что двухтрубный пароход средних размеров стоит к северу от мыса Зампо и стреляет по берегу. Более того, он спускает шлюпки. Сигнальный пост на вызовы гелиографом и фонарем не отвечает и ответного огня не ведет. С возвышенностей у Наха японец тоже был виден, хоть и совсем плохо. В то время как с мостиков пароходов могли наблюдать лишь его мачты, но звуки артиллерийской стрельбы с той стороны уже доносились отчетливо. Проводную линию связи до Зампо проложить еще не успели, и что конкретно там творится, не знали. Возникла мысль, что часть высаживавшегося японского отряда укрылась где-то на острове и теперь вместе с подошедшим вспомогательным крейсером атаковала гарнизон поста. Он состоял всего из полуроты пехоты из состава 30-го Ингерманландского полка при двух орудиях. Так что отбить десант, поддерживаемый огнем корабельных пушек и внезапной атакой с тыла, им будет непросто. Но опасения оказались напрасными. Даже до серьезного боя дело не дошло. После первых же залпов пушек с поста шрапнелью по шлюпкам те развернулись и быстро вернулись к пароходу, усилившему обстрел, впрочем, не особо досаждавший окопавшимся в распадке пушкарям, перешедшим на гранаты. Стрельба с закрытых позиций по маневрирующей цели им была еще совершенно не знакома. Поэтому, вполне ожидаемо, они ни в кого не попали. К тому же даже на максимальном угле возвышения два пробных залпа легли с явным недолетом. Но этого хватило, чтобы японец на большом ходу отошел от берега и двинулся на северо-восток. Обо всем этом доложили с поста сразу после бегства супостата, добавив, что потерь нет. Свое молчание объяснили тем, что с началом обстрела убрали гелиограф в укрытие, чтобы его не задело осколками или камнями. Сейчас настырный японец высаживает людей шлюпками в районе Уруми, в пяти милях дальше по берегу, откуда сверкал неизвестный гелиограф. Ни с шара, ни с окрестных гор, ни с клотиков мачт пароходов в порту теперь его не видели. Он держался под самым берегом, так что виден был только столб дыма, поднимавшийся из-за возвышенностей. Скоро с мыса доложили, что пароход принял обратно свои шлюпки и ушел на север. Судя по всему, десант японец все же высадил. С «Терека» оповестили, что он сейчас трещит своим передатчиком, значит, скоро следует ждать более основательных гостей, но при этом теперь еще придется постоянно оглядываться за спину. Поскольку в случае высадки больших сил противника удержать мыс Зампо шансов не было, а его гарнизон уже и так с блеском изобразил наличие в том районе крупного укрепленного лагеря, полуроту и обе пушки вывезли трофейным судном в Наха, оставив там только сигнальный пост, обслуживаемый вахтами, сменяемыми через сутки. Под мысом теперь постоянно дежурил моторный катер, чтобы в случае окружения иметь возможность вывезти людей морем. Одновременно в порту начали перевозить обратно на суда то, без чего можно было обойтись в ближайшее время, чтобы максимально сократить время погрузки в случае экстренной эвакуации. На следующий день с утра севернее мыса Зампо обнаружили сразу два парохода. Но к посту они не приближались, обмениваясь сигналами с кем-то на берегу. Потом своим катером забрали посыльного с берега. Обо всем этом тут же сообщили в Наха. Поднятый шар обнаружил этих двоих в указанном направлении, а также несколько неизвестных судов у острова Кумесима, в 17 милях западнее. Похоже, японцы проводили осмотр берега одновременно и там. Создавалось впечатление, что они решили обосноваться у Окинавы всерьез и разворачивали угольную станцию для снабжения блокадных сил. Беспокоило, что до сих пор не пытаются провести разведку непосредственно подходов к гавани, словно уже знают, что их здесь ждет не один сюрприз. В этой связи вставал вопрос, каким образом показать им, что порт даже укреплен, чтобы не осталось сомнений, что мы тут надолго, и чтобы нас сковырнуть, нужно скопить немало силенок. А до истечения контрольного времени, после которого капитану второго ранга Артшвагеру следовало свернуть свою базу, оставались еще одни сутки. Но начальник экспедиции не стал терзаться неразрешимыми вопросами. Он решил, что раз японцы ходят вокруг кругами, они уже осведомлены обо всем, а поэтому не стоит дожидаться, пока ему сильно осложнят жизнь, и приступил к окончательной эвакуации немедленно. Задача по привлечению к себе внимания была выполнена, а полученный от минного квартирмейстера «Терека» Сабко доклад о работе в некотором отдалении мощной станции типа «Телефункен», передавшей условную телеграмму германской телеграфной азбукой, делал пребывание отряда на Окинаве уже не обязательным. В течение всего дня дозорные суда противника по-прежнему держались в отдалении, постоянно наблюдаемые с шара и с поста на мысе Зампо, но в виду порта так и не показались. К вечеру небо начало хмуриться, ветер окреп. По горизонту пробегали зарницы приближавшейся грозы. Взрывать еще исправные пушки рука не поднялась, что вызвало новые трудности. До темноты их успели снять с позиций и перетащить обратно на транспорты. Причем вся работа сопровождалась непрекращавшимися матюгами артиллеристов и привлеченной к этому делу пехоты. Несмотря на использование тяглового скота, упираться до хруста в костях снова пришлось всем. Глубокомысленные пояснения офицеров, в духе того, что выиграно по-настоящему только то сражение, которое так и не состоялось, не нашло ожидаемого отклика среди нижних чинов. В тихом бурчании подчиненных ясно читалось неудовольствие от столь раннего проведения обратной процедуры без единого боевого выстрела. По их мнению, получалось, что зря карячились! Опасаясь подвоха и возможных засад на дороге от Наха к Зампо, Артшвагер еще вечером приказал эвакуировать персонал и охрану поста, отправив к нему «Лидию». Катеру уже было не выгрести против волны, и его притащили на буксире. Только в гавань порта он вошел самостоятельно. А «Лидия» так и осталась курсировать за линией заграждений в качестве брандвахты. Транспорты тем временем заканчивали приемку обратно на борт тяжелых грузов с берега. Войска снимались с позиций и отводились в порт. Сразу после завершения основных транспортных работ занялись забоем скота. Туши катерами переправляли в холодильники «Терека» вместе с рыбой и зеленью, по-тихому закупленной у местных под видом экспроприаций. После заката хлынул тропический ливень. Уже по грязи на пароходы начали свозить и пехоту. На берегу оставались брошенные пустые ящики из-под продуктов, порванные мешки, сломанные вещи и прочие следы пребывания большого количества хорошо обеспеченного народа на сравнительно малом куске земли. Ливер с бойни собрали и, по совету рыбаков, выбросили в указанных местах бухты для прикорма рыб. На ближайшие недели-две отменная рыбалка им была обеспечена. В половине первого ночи караван покинул гавань, ориентируясь по огням, зажженным на брандвахте, вставшей на якорь в проходе еще на закате. Флагманский «Терек» первым вышел из гавани и прикрывал остальных. Замыкавший колонну «Анадырь» вывалил себе за корму полдюжины мин, перекрыв вход в бухту. Тьма тропической ночи скрыла эту «шалость» от лишних любопытных глаз. В том, что японские агенты на берегу уже наверняка «срисовали» курс, каким русские покидали Наха, а еще раньше видели постановку заграждений, Артшвагер не сомневался, так что в случае поспешной попытки воспользоваться проходом противника теперь ждал неприятный сюрприз. Потом все четыре парохода, вспомогательный крейсер и сразу же двинувшийся следом за ними трофей, погасивший все освещение, темными тенями выскользнули вдоль берегового рифа и, преодолевая набиравший силу осенний шторм, повернули на юг. Их путь теперь лежал к островам Бонин, где предстояло встретиться с уже шедшей туда из Новой Гвинеи эскадрой вице-адмирала Дубасова. Если все пройдет по плану, то чуть позже туда же должен был подтянуться практически весь Тихоокеанский флот, и не только он. Приемники радиотелеграфа наглухо забивало атмосферными разрядами, но к утру гроза ушла, только шторм продолжался. Принималось активное японское телеграфирование. Нас, похоже, уже хватились. Немного послушав все это, Артшвагер не удержался от еще одной проказы. Транспорт «Корея», имевший передатчик фирмы «Маркони», аналогичный устанавливавшимся на английских торговых и военных судах, выдал в эфир сообщение: «Остановлен русским крейсером. За ним на западе еще дымы!» А дальше неполные координаты места с указанием только широты примерно на полпути между Окинавой и островами Данджо и обрыв на полуслове без указания авторства депеши. * * * Крейсера Егорьева, покинув Окинаву, ушли в район между островами Бородино и островом Роса, где уже через день встретились с объединившимися конвоями, пришедшими из Европейской части страны. Еще ночью была установлена устойчивая радиосвязь с приданными им связными эсминцами, что серьезно упростило всю процедуру. После взаимного опознавания по коротким кодовым депешам выяснили координаты района их нахождения и двинулись прямиком туда. Вскоре после рассвета увидели расходящиеся дымы двух судов. Повернув на них, обнаружили пароходы «Цесаревич Георгий» и «Королева Ольга». После визуального опознавания они направили крейсера к основному каравану, а сами остались на позиции. Только спустя полчаса следования указанным курсом увидели впереди множество дымов, а потом и сам конвой. Он состоял из четырех транспортов первого эшелона, с которыми держались пароходы «Шлезвиг» и «Цецилия», пришедшие из Шанхая, и семи судов только вчера подтянувшегося второго эшелона. Еще два судна ушли южнее, являясь таким же парным дозором, что встретил Егорьева на северном фланге. Аналогичные авангардные группы держались западнее и восточнее. Таким образом, общая численность каравана превышала два десятка единиц. Командовавший всем этим капитан первого ранга Лозинский еще две недели назад привел в первую контрольную точку ропитовские[16] пароходы «Одесса», «Королева Ольга», «Император Николай II», «Цесаревич Георгий» и «Великая княгиня Ксения» с частями 15-го драгунского Александрийского полка полковника Келлера из Варшавского военного округа на борту. Спустя два дня к нему присоединились доброфлотовские «Саратов», «Нижний Новгород» и «Екатеринослав», тоже пришедшие с Черного моря и загруженные предметами снабжения и сводной артиллерийской бригадой из того же округа с лошадьми и прочим сопутствующим хозяйством драгунского полка. Они принесли тревожную весть о подозрительном небольшом парусном судне, виденном накануне и ушедшем в направлении островов Бородино, считавшихся необитаемыми. Лозинскому, так же как и командирам судов догоняющего транспортного отряда, показалось маловероятным, что небольшая парусная лодка может вести промысел почти в двух сотнях миль от ближайшей населенной земли – Окинавы. Тут же решили организовать экспедицию по ее следу. Более всего для этого подходил «Цесаревич Георгий». Довольно быстроходный, но не такой большой, как остальные. Его и снарядили. Для страховки с ним двинулся «Нижний Новгород», лучше всех разглядевший искомое суденышко. Условились, что «Георгий» выдвинется вперед, а в случае появления чего-либо подозрительного уйдет куда-нибудь в сторону. А «нижегородцы» в этом случае сразу двинут назад, к остальным, чтобы предупредить. На рассвете разведка уже находилась в виду островов. Причем тот же самый парусник снова попался на глаза. И он явно шел от южного, самого крупного из них. А над самим островом, точнее над его юго-западным склоном, курился легкий дымок, верный признак человеческого жилья. С «Георгия» сразу сообщили обо всем этом на державшийся в восьми милях позади «Нижний Новгород», немедленно начавший разворачиваться на обратный курс. Но командир головного из разведчиков придержал его, решив сначала осмотреть острова, а уже потом думать, как быть дальше. Подняв французский торговый флаг, подошли ближе и остановили рыбацкое суденышко, попросив продать им свежей рыбы. Его экипаж оказался простыми рыбаками, ни слова не понимавшими ни по-английски, ни по-немецки, ни по-французски. Объяснялись жестами. Выяснилось, что они живут на Южном Бородино. Их там 53 человека, в том числе женщины и дети. Поселились пять лет назад. Рыбаки и крестьяне. Тогда попросили еще и пресной воды, чтобы осмотреть остров и селение. Высадка на берег оказалась довольно непростым делом. В той узкой расщелине, где причалило местное суденышко, в качестве пристани использовались лишь чуть обтесанные для удобства камни, сбегавшие вниз высокими ступенями, неустанно облизываемыми волнами. Высадив четверых, шлюпка отошла от берега. Дожидаться их подальше от полосы прибоя показалось безопаснее. Поднявшись из прибойной зоны, оказались на довольно ровной местности. Вокруг были буйные дикие заросли. Только на небольших отвоеванных у них участках начали разбивать тростниковые плантации. Ближе к селению попадались уже и убранные поля ржи и пшеницы. Поселок состоял из хлипких хижин с высокими соломенными крышами. Никакой администрации и почты с телеграфом не было. Выяснилось, что единственным способом общения с окружающим миром является торговля. В конце лета, когда ветры благоприятные, селяне возят урожай и прочее для продажи на Окинаву. Больших пароходов за все время у острова не видели. Свежую рыбу охотно согласились сменять на соль. Предложили взять еще вяленую и копченую, а также циновки и тростниковый сахар в обмен на крупу, керосин и муку. Наличие целой колонии в здешних местах стало полной неожиданностью. Согласно полученным от светлейшего князя Ливена в Сайгоне последним сведениям, дополненным выдержками из отчетов Добротворского и захваченных в Окинавской администрации бумаг, власти Рюкю не давали разрешения на заселение островов Минами, Кита и Оки, как называются у японцев оба острова Бородино и остров Роса. Да и сами эти клочки суши с береговой линией из грубых коралловых скал без пляжей и с почти постоянными большими волнами с океана мало подходили для жизни. Что теперь с этим делать, было не ясно. После некоторого размышления решили оставить все как есть. На Окинаве местные уже в этом году были, чтобы кто-то заглянул сюда – маловероятно. А даже и заглянет, что они скажут? Был пароход, ушел и все. Получив рыбу и вручив аборигенам на память еще и французскую фуражку, прихваченную кем-то в Сайгоне как сувенир, «Георгий» дал ход. Как только стало возможно отправить светограмму напарнику, доложили результаты разведки и повернули на север, только ночью, дав большого кругаля, вернувшись к своим. К этому времени порядки на конвое поменялись радикально. После почти суток нервного ожидания Лозинский до глубины души проникся мыслью, что здесь идет война, а не курорт. И потому случиться может всякое. Надо к этому быть готовым, насколько это возможно. После чего весьма энергично принялся доводить ее до подчиненных, добившись неплохих результатов. Дожидаясь назначенных наместником начальников эшелонов, под чьим командованием предстояло добираться до своих берегов, он успел организовать службу как полагается, с дозорами и ближней разведкой, используя для этого наиболее быстроходные суда. Именно они и обнаружили шедшие из Шанхая посыльные «Шлезвиг» и «Цецилию», на которых и добрались до своих подопечных назначенные уже наместником новые начальники эшелонов. Те высоко оценили принятые меры безопасности, отметив, что они даже основательнее, чем планировали организовать сами, при том что техническое обеспечение явно слабее, их эффективность оказалась выше. В полной мере оправдалась поговорка: «Голь на выдумки хитра». Рюмин с Чихачевым, после совместного обсуждения данного вопроса еще в Шанхае, предполагали обеспечить дальнее охранение каравана посменно теми двумя пароходами, на которых добирались до места сами. Дело в том, что на них установили станции беспроволочного телеграфа, добытые еще зимой стараниями полковника Дессино. Эти аппараты изначально хотели отправить в Порт-Артур, но не успели, и после капитуляции крепости они оказались аж в Сингапуре, где и пылились какое-то время в портовых складах без всякой пользы[17]. Непонятным образом на проходившую мимо эскадру Рожественского, а потом и Небогатова они тоже не попали. Возможно, разминулись в пути. Но в итоге про них все же вспомнили. Отправленный за ними пароход «Тунчжоу» доставил их в Шанхай, а уже там представитель фирмы Круппа господин Мендель, к тому времени более полугода активно сотрудничавший с нашим военным агентом, привез из Циндао бригаду рабочих, быстро установивших их на пароходах.