В этот раз я решил не убегать из города, не предупредив Дима, да и с проживающей в его доме Лией следовало попрощаться. Девушка, правда, после всех приключений изрядно ко мне охладела, небезосновательно полагая, что в ее бедах есть часть моей вины… что ж, переубеждать ее я не стал, хотя и считаю, что являлся не виновником ее приключений, а лишь причиной. Да и так бывает. В конце концов, похищение Лии от моих действий или бездействий не зависело вообще, ну если не считать самого факта моего появления в корчме… но в этом случае с тем же успехом девчонка могла винить в своих бедах того же декана Жура, ведь именно он порекомендовал мне заведение упыря Биггена в качестве гостиницы. Понятное дело, Лийке от этого не легче, но с другой стороны, тащить на себе воз чужих обид я тоже не собираюсь. В общем, отношения наши разладились и вновь налаживаться, кажется, не собираются… Да не очень-то и хотелось. Одно дело – покувыркаться в постели к обоюдному удовольствию и совсем другое – любовь-морковь со всеми ее плюшками и подводными камнями. Мне это пока совершенно не нужно. А Лия… что Лия? Придет в себя, перестанет строить обиженку, оглядится и повеселеет. Вокруг нее вон уже вся баронская гвардия увивается, кто-нибудь из этих рубак наверняка протопчет тропку к девичьему сердцу. А там совет да любовь, как говорится… и долгой жизни без нарушения кальциевого баланса, ха! Вернувшегося с завершившегося ранним утром бала в Ратуше Дима ждало сразу две новости. Первая – известие о моем скорейшем отъезде из Горного, а второй стал визит гонца из Майна, явившегося в дом барона едва ли не через пару минут после открытия городских ворот. Всадник въехал во внутренний двор особняка на запаленном скакуне и, спрыгнув с пошатнувшегося от усталости животного, тяжело поводящего покрытыми пеной боками, взлетел вверх по лестнице и, сопровождаемый выглянувшим на шум Гилдом, двинулся по коридорам особняка, распространяя вокруг терпкий запах пота и сыромятной кожи. Запыленный, чумазый гонец в характерном черном сюрко с вышитыми на груди и спине алыми мечами, обращенными острием вниз, вошел в гостиную в тот момент, когда мы с Димом обсуждали наши дальнейшие планы. Бросив на нас быстрый взляд, посланец его преосвященства на миг замялся, но, заметив кивок Гилда в сторону хозяина дома, сделал шаг в сторону Дима и, резко кивнув, молча протянул ему извлеченный из тубуса у бедра небольшой конверт с характерной узнаваемой печатью. Все тот же меч, направленный острием вниз. – Гилд, позаботься о нашем госте. Комнату, ванну, завтрак. И обиходьте его скакуна, – обратился к мажордому Дим, приняв из рук гонца письмо. – Будет сделано, мессир, – кивнул тот, отворяя дверь перед устало сгорбившимся гонцом. – Подождите, сударь. – Дим притормозил шагнувшего к выходу посланника и, стянув с пальца единственный перстень с небольшим аквамарином, вручил его гостю. – Благодарю вас. На лице гонца мелькнула слабая улыбка, а отвешенный им поклон оказался куда глубже, чем тот, которым он приветствовал Дима минуту назад. Дверь за гостем закрылась, и Дим решительно разорвал конверт. Достав из него пару исписанных мелким, убористым почерком листов, он уселся в кресло и углубился в чтение, по мере которого на лице моего бывшего носителя расцветала все более довольная улыбка. Наконец он отложил в сторону письмо и, подхватив со столика кубок с вином, отсалютовал им мне. Пришлось отвечать тем же, хотя в моей руке была кружка с горячим взваром. Но оно и понятно. У Дима-то еще вечер не закончился, а у меня уже утро началось, так что по времени и напиток. – И? – поторопил я друга, неторопливо потягивающего вино. – Ответ от отца Тона пришел, – отозвался Дим и вновь замолк, любуясь игрой света от витража в окне. – А то я не знаю, чей герб красуется на сюрко гонца и печати письма, – фыркнул я. – Что пишет Великий инквизитор? – В своем послании его преосвященству я просил о помощи тебе, хотя бы в части исполнения обещания защиты, данного покойным предстоятелем Горного Дома, – медленно, будто смакуя каждое слово, произнес Дим и, чуть помолчав, добавил: – Ну и намекнул на то, кто ты такой на самом деле. Инквизитор признался, что крайне заинтересован твоим феноменом и обещал поторопить выезд Трибунала. Кроме того, один из его представителей уже выехал в Горный. Отец Иммар, помнишь такого? – А-а… священник, назначенный в Четвертый Громовой на время Похода Света, да? – уточнил я. – Именно, – кивнул Дим. – По словам протопресвитера, именно отец Иммар должен временно занять кафедру в Горном Доме и подтвердить обещание прежнего предстоятеля, после твоей проверки, разумеется. – И когда же настанет сей светлый час? – поинтересовался я. – Святой отец выехал из Майна одновременно с гонцом его преосвященства, но сам понимаешь, ни подмен по пути, ни таких быстрых скакунов ему по чину не полагается, а обычным ходом… думаю, он прибудет в Горный, дня через три-четыре, не раньше, – рассуждая вслух, произнес барон. – Предлагаешь дождаться его здесь? – нахмурился я. Вот вроде бы радоваться надо, что теперь шансы Пилама достать меня катятся к нулю, а мне неспокойно. И прежде всего потому, что Дим «намекнул» инквизитору о моем странном происхождении. И если вспомнить действия протопресвитера Меча в отношении меня, когда я был всего лишь голосом в голове Дима, это беспокойство становится вполне оправданным! Кто его знает, чего там придумает его преосвященство в своих исследованиях, а в том, что он не оставил мысли изучить феномен двойного сознания, можно не сомневаться. Собственно, он сам об этом и признался в письме, сейчас лежащем на столике по левую руку от Дима. С другой стороны, когда еще сам протопресвитер до меня доберется? А отец Иммар или представители Трибунала… сомневаюсь, что его преосвященство отдаст им такую «игрушку». В общем, будем ждать, а там, как говорил кто-то умный: «или я, или шах, или ишак». Вспомнить бы еще, кто именно это сказал… эх! – А что, тебе тесно в моем доме? – спросил Дим. – Или ты действительно так соскучился по Пустошам? – Век бы их не видал, если бы не заработок, – отмахнулся я. – Просто вчера на награждении я просто-таки чуял злорадство Пилама, а после… еле успел просквозить мимо отряда стражников, сторожившего меня в холле Ратуши. И судя по их оговоркам, об охране героя города в отданном им приказе речи не шло. – А, так вот кого они искали на балу! – расхохотался Дим. – А мы все удивлялись. Ты куда-то пропал, стражники шныряют по залу, словно никак не могут что-то найти. Даже судья Мерон заинтересовался их возней настолько, что насел на центурия Альвиса с расспросами. Как тот отбрехался, не знаю, но к полуночи и сам Альвис, и Пилам выглядели весьма обескураженными. – Как-то ты легкомысленно отнесся к этой новости, – нахмурился я. – А чего беспокоиться-то? – пожал плечами барон. – Ты на свободе, письмо его преосвященства – вот оно, и его содержание достаточно недвусмысленно, чтобы не волноваться об исходе возможного спора с имперским дознавателем. Есть, конечно, нюансы. Так, прежде чем объявить о твое защите, отцу Иммару понадобится некоторое время, чтобы принять кафедру в Доме, и сколько времени займет этот процесс, мне неизвестно. Так что до начала Трибунала я бы все же не советовал тебе появляться в городе, по крайней мере, в открытую, если не хочешь провести это время в тюрьме с ее допросными и пыточными. В остальном же можешь поступать как тебе угодно. Хочешь, оставайся у меня в доме гостем, хочешь, выбирайся в Пустоши, а то и вовсе можешь до Майна прогуляться. Главное, не попадись людям Альвиса. – Гостем в твоем доме? Безвылазно? – ужаснулся я. Только-только ведь начал по-настоящему привыкать к новой жизни в собственном теле, а тут вновь какие-то ограничения! – А если к тебе заявится стража и потребует моей выдачи? – Как придет, так и уйдет, – ощерился Дим. – Я – барон и полновластный хозяин в своем владении. В этом особняке арестовать кого-то можно только с моего разрешения, либо по прямому приказу моего сюзерена, и никак иначе! А я если помнишь, прямой вассал герцога Нойгардского, вот пусть к нему и идут за разрешением арестовать гостя моего дома, а я посмотрю, как они будут доказывать императору необходимость такого шага! – М-да… – почесал я пятерней затылок. – Но если все так замечательно, то, может, и опасность ареста не так велика? – Хочешь подергать жвальня за хвост? – покачал головой Дим. – Кто мне только что рассказывал об отряде стражников, стороживших его на выходе из Ратуши? – Ну… – Вот именно! – Барон назидательно поднял вверх указательный палец. – Помнится, во времена нашего соседства ты рассказывал мне о такой штуке… Как же ее?! О, вспомнил! Эксцесс исполнителя, точно. – Не понял! – помотал я головой. – Да все просто, – махнул рукой Дим. – Представь, тебя арестовали до того, как Иммар принял кафедру и подтвердил обещание своего предшественника. За это время тебя десяток раз протащили через допросную и пару раз продемонстрировали, заметь, на тебе же, работу заплечных дел мастеров. Далее святой отец, наконец принявший кафедру, возвышает свой голос в защиту героя города. Тебя вытаскивают из тюрьмы, даже извиняются за причиненные неудобства, но! Содранной кожи уже не вернуть, отрезанных пальцев-ушей тоже, а про раздробленные кости в ногах и вовсе можно не упоминать. Собирать их по кусочкам придется у лекарей за свой счет. Пилам же вместе с Альвисом разведут руками да свалят вину на чересчур ретивых подчиненных. И ведь им поверят! Эксцесс исполнителя как он есть. – Мрачно как-то, – скривился я. – А если сообщить им о письме его преосвященства? – Либо отступятся, либо постараются провернуть все ДО приезда отца Иммара, – развел руками Дим. – Но на первый вариант я бы не рассчитывал, честное слово. – И чего они так в меня вцепились, а? – пробормотал я в сторону. И если бы не стекло в дверце книжного шкафа, сыгравшее роль пусть и мутного, блеклого, но все же зеркала, то вряд ли бы заметил, как барон на миг отвел взгляд. Хм, однако! – Дим, ты ничего не хочешь мне рассказать? – Ты о чем? – изобразил непонимание мой бывший носитель. Именно изобразил, уж я-то вижу. Сколько лет одно тело делили! – Ладно… оставим, – вздохнул я в ответ, укоризненно глядя на Дима. Тот поерзал и отвернулся, чтобы налить себе в кубок вина. Ну и глаза спрятать, да. Все же молод он еще. Совсем молод. И вот в такие моменты это видно невооруженным взглядом. С другой стороны, может, и к лучшему, что он, несмотря на приобретенные титулы и лоск, до сих пор не научился врать друзьям в глаза. – Надеюсь, когда-нибудь ты все же откроешь мне причины такого неестественного интереса Пилама к моей персоне. – Не к твоей, – нехотя буркнул Дим. – У нас с имперским дознавателем конфликт чуть ли не со дня основания Горного. Моих гвардейцев и вассалов он трогать опасается, да и не может толком. За них я, как сюзерен, отвечаю и словом, и делом. Их даже городским судом судить нельзя. А ты… – А я не вассал, не гвардеец и не дворянин, – дошло до меня. – Но при этом нахожусь достаточно близко к тебе, чтобы стать целью для Пилама. Он идиот? Нет, стоп. Перефразирую: ты идиот? Что мешало тебе сразу рассказать мне, как обстоят дела на самом деле? – И что бы это изменило? – меланхолично спросил Дим. – Пилам как цеплялся к тебе, так и дальше будет цепляться, пока мы не покажем ему, что ты не беззащитная овечка и можешь больно укусить в ответ… или навалить ему на пути такую кучу дерьма, что он год отмываться будет. – Но я хоть не ломал бы себе голову о причинах столь большой нелюбви одного упертого имперского дознавателя к одному непримечательному ходоку! – фыркнул я. – Кстати, о них, в смысле о причинах… А из-за чего сыр-бор? Вы что, девку с Пиламом не поделили? – А вот на этот вопрос я точно отвечать не буду! – вдруг взъерепенился барон, яростно сжимая в ладони кубок. А когда поставил его обратно на стол, то сосуд оказался изрядно смят. Ну точно, бабу не поделили. Вот ведь… дворяне, чтоб их! Они, видите ли, «конфликтуют», а окружающим рикошетом прилетает! Тьфу! – Баро-он… – покачал я головой. – Мид, давай сменим тему, – вздохнул он. – Я, конечно, виноват перед тобой, что не сказал сразу, но и только. А действий Пилама мои откровения никак не изменили бы. – Да понимаю я все. – Махнув рукой, я отставил в сторону кружку с уже остывшим взваром и, поднявшись с кресла, шагнул к окну. – Проехали, Дим. Проехали… – Спасибо, – чуть неуверенно кивнул мой бывший носитель и, на миг замявшись, спросил: – Так, что ты решил с дальнейшими планами? Останешься у меня дома или… – Или. – Я решительно кивнул. – С Лией я уже попрощался… да и смотреть, как она в твоих гвардейцев глазками стрелять начнет, когда оклемается, мне не хочется. Прокачусь по окрестностям, в Пустоши загляну, деньжат подзаработаю. А через пару недель вернусь, думаю, к тому времени отец Иммар примет кафедру и сможет уделить моему делу два-три часа. – Что ж, если таково твое решение… – протянул барон, но тут же встрепенулся. – Погоди, ты что, со своей девицей поссорился? – Да какая там ссора?! – поморщился я. – У девчонки стресс после похищения, ей теперь все и вся не так. Вот и на меня взъелась, дескать, я в ее бедах кругом виновен. Доказывать ей, что не верблюд, я, как ты понимаешь, не намерен. У меня и других дел по горло. – Дура, – убежденно отозвался Дим. – А то ж! – кивнул я. – Может, мне ее из дома выгнать? – задумчиво протянул барон. – Среди моих вассалов и слуг дураков не водится. Не хочу менять хорошую традицию. – Да ладно тебе, – махнул я рукой. – Дело свое она знает, работает без нареканий. Я слышал, Дарина даже хвалила ее за расторопность и умения. А ничего другого от девки и не требуется. – И тебе совсем-совсем не обидно? – прищурился Дим. – Ты из-за нее десяток уродов на тот свет отправил, в тюрьму чуть не угодил, по окрестностям города носом землю рыл в поисках лагеря работорговцев, освободил ее, на своих руках в город притащил… И теперь так спокойно отпускаешь? – Одиннадцать, – равнодушно поправил я. – Что? – не понял Дим. – Я говорю, что убил одиннадцать человек. Некуса с двумя его подельниками, Биггена, шестерых охранников в лагере работорговцев и охранника лавки Риберта на торгу. – Да хоть пятнадцать! – воскликнул мой собеседник. – Столько всего наворотить ради какой-то подавальщицы, чтобы сдаться, едва она хвостом махнет?! – А по-твоему, я должен был ее силком к алтарю тащить? – Нет, но… и отступать так легко тоже неправильно, – после короткой паузы убежденно произнес барон. М-да… – По-моему, в ком-то еще детство играет. Прекрасные принцессы, ужасные драконы и рыцари-спасители на белых меринах, – покачав головой, произнес я. – Дим, я спас эту девицу, потому что чувствовал свою ответственность за происшедшее. Не вину, но ответственность, понимаешь? И все. Не хочет продолжать общение – навязываться не буду. Ответом мне стал тихий плач, донесшийся из-за приоткрытой двери. Прав Дим: дура она дура и есть! Глава 5 Нет, все же есть разница между жизнью в Пустошах на подножном корме и походом в те же Пустоши, но со всей возможной подготовкой. В смысле с надлежащим снаряжением и провиантом. Это ж милое дело! Прямо не вылазка в ужасно страшное царство Тьмы, а воскресная прогулка. Ну если не расслабляться сверх возможного, разумеется. Вообще, вспоминая вылазки Дима и других ходоков в Искаженные земли, я неожиданно поймал себя на мысли, что отношусь к Пустошам совершенно иначе. Нет у меня того постоянного ожидания неприятностей и желания затаиться, заслышав непонятные звуки, доносящиеся из ближнего распадка. Нет напряжения и готовности драпать от любой тени, зато спокойствия и желания обследовать очередные руины, показавшиеся на горизонте, хоть отбавляй. Так, для жителя какого-нибудь таежного поселка непонятны метания и неуверенность впервые попавшего в тайгу горожанина, или, наоборот, тому самому горожанину непонятно нервное состояние деревенского жителя, приехавшего по каким-то своим делам в город и шарахающегося от нескончаемого потока людей и машин. Как бы то ни было, но одну вещь могу утверждать со всей уверенностью: в Пустошах мне было весьма и весьма комфортно. То ли привычка сказалась, то ли дело в первоклассном снаряжении. И то сказать, там, где еще три недели назад я вынужден был обходиться одним ножом, точнее, кинжалом из запасов Граммона, сейчас я мог орудовать целой походной лабораторией. Остались позади мысленные стенания от вида искаженных тварей, толковую разделку которых не проведешь без специальных средств, и бесполезно-жадные вздохи при виде трав, сохранить которые без сложной обработки не представляется возможным. Сейчас я, пожалуй, мог бы и «черный прах» переработать без потери качества и сокращения срока хранения вытяжки. И это радует. Как и тот факт, что теперь при встрече с «пыльником» мне не надо будет скрипя зубами бессильно наблюдать за его прыжками в высокой траве, а можно будет шмальнуть в тварь из арбалета, разделать ее и извлечь дорогущие железы, так называемую «струю», после чего без нервов и злого мата банально законсервировать добычу… А потом продать в том же Горном или Майне по полсотни монет за каждый коричневато-серый «мячик», без использования которого не обходится изготовление ни одного по-настоящему мощного регенерирующего эликсира. А вот сделать такой эликсир самостоятельно я в походных условиях не смогу. Но это, вообще, из разряда сказок и побасенок. Все же набор снаряжения и реактивов для забора ингредиентов – это не стационарная лаборатория вроде той, что организовал в подвале своего особняка Дим или создали в пещерах давешние работорговцы. Ну так и пусть. Если до второй уже не добраться – томарцы ее полностью вывезли в свои закрома, то первая, в смысле лаборатория, устроенная Димом, вполне доступна. А надо будет, так соберу такую же в убежище на Гумповой речке, благо не один барон помнит, как оно все было у деда Вурма организовано.