— Думаю, жары больше не будет. — Никогда? — Ты же сам говорил про ядерную зиму. — Я говорил?.. Да?.. Не помню. Но в любом случае, она же не будет вечной. — Это хорошо, — слабо улыбнулась она. — Значит, мы ещё увидим лето. — Конечно! Обязательно увидим!.. Есть хочется. — Бедненький. Потерпи минутку, ладно? — Да, конечно. Ты не беспокойся ни о чём. Тем более, гнилая картошка уже немного приелась. — Плохо, что у нас нет огня. Если бы ты так не жадничал, мы бы… — Нет! — запротестовал он. — Я не хочу об этом слышать! — Но что-то же надо делать. — Надо поесть. — Да, — кивнула она, — я сейчас. А глаза закрывались, и не было сил поднять отяжелевшие веки. — Какое удивительное море было сегодня, ты заметила? Иссиня-чёрное. И как в нём отражалось северное сияние! А травы и цветы будто укрыты чёрным жемчугом. Очень красиво! — Да. Красиво. До ужаса, — выдохнула она с содроганием. — Ну, есть в этой красоте что-то… что-то роковое, да. Но от этого картина не перестаёт быть величественной. Если бы я был художник!.. — К счастью, ты не художник. — Не правильно! Жаль, что я не художник. Я мог бы написать твой портрет. — Не хотела бы я видеть себя. Я давно уже не смотрюсь в зеркало, ты заметил? — Н-не… не смотришься?.. Ну и ладно. Твоё зеркало — это я. И я говорю тебе: ты прекрасна, возлюбленная моя! — Спасибо, милый, — кивнула она, не открывая глаз. — Ничего. Ничего, вернутся Деллахи и Липси, привезут еды. Откормим тебя… Мы с тобой давно не танцевали. То-то устроим пляску. К горлу Беатрис подступала слабая истомчивая тошнота. Сердце замирало и едва трепыхалось, как птенчик двух дней отроду. Ноги вдруг похолодели — их как будто не стало. — А давай танцевать! Сейчас! — не унимался возлюбленный. Она вдруг отчётливо поняла, что умирает. Хотела позвать Ллойда, но в горле встал сухой комок, который не давал дышать. — Что? Что ты сказала? — Ллойд стоял у радио, крутил ручку настройки. — Радио таки совсем пришло в негодность. Или какие-то неполадки на станции. Больше она ничего не слышала. Голос любимого, какой-то глухой и обрывистый, уплыл в невыразимую даль. Рука Беатрис сползла с живота, безвольно повисла над грязным полом. — С этой дурацкой войной всё пошло наперекосяк. — не умолкал Ллойд. — Без радио скучно. Но ничего, мы будем играть в карты, в домино, правда? Вот только поставить бы чайку… У нас ведь есть ещё немного воды?.. Будем чаёвничать и ёриться в джин. Очень уютный и длинный получится вечер!.. Ах, чёрт, что это я говорю… Я совсем забыл, что у нас нет огня! Жаль… Может быть, всё-таки снять ту дверь, а?.. Ты не приготовишь нам ужин, Беатрис?.. Любимая, ты слышишь? Он повернулся к ней и с минуту удивлённо смотрел на спокойное лицо Беатрис. Потом на цыпочках прошёл к столу и осторожно, стараясь не шуметь, уселся на стул. Положил ноги на другой и долго мостился, устраиваясь подремать. — Уснула… — бормотал он. — Устала, бедная… Спи, моя хорошая, спи. Пусть и наш ребёнок поспит. Пусть наша Беатрис Вторая поспит. Принцесса Каледонии. Почему Каледонии?.. Ну-у, не знаю. Мне просто жутко нравится это название… Вы обе устали сегодня… Две мои Беатрис… Отдыхайте. Поспите часок. Ужин подождёт, ничего страшного. За час я не умру с голоду. Да и мне, пожалуй, вздремнуть не помешает… 15.07 — 13.08.2013 * * * notes Примечания 1 Gipsy (англ.) — цыган.