Они с Монком переглянулись. – Зачем? – Момент нападения был выбран не случайно. Грей нахмурился. – Что вы имеете в виду? Монк наклонился к трубке, страстно желая услышать ответ. Стоя на коленях рядом с Кэт, он смотрел в зал на опрокинутую рождественскую елку. В прозрачных осколках отражались мерцающие огоньки гирлянды с крыльца. Разбитый ангел с отломанными крыльями. От Пейнтера не последовало ни слов успокоения, ни ободряющих заверений. Напротив, в голосе директора звучала тревога. – Просто приезжай. Глава 2 25 декабря, 05 часов 17 минут по западноевропейскому времени Лиссабон, Португалия Я мыслю, следовательно, существую… Мара Сильвиера хмуро размышляла о сентенции Рене Декарта, французского философа XVII века: «Cogito, ergo sum». – Если б все было так просто, – пробормотала она, склоняясь над открытым ноутбуком на столе гостиничного номера, и принялась возиться с USB-кабелем, подключенным к черному ящику на полу. В кейсе с мягкими стенками лежали хрупкие 2,5-дюймовые твердотельные жесткие диски, каждый емкостью по шестнадцать терабайт. Мара горячо надеялась, что ни они сами, ни информация на них не повреждены. После нападения на библиотеку надо было срочно спасать проект. Трясясь от рыданий, плохо видя от слез, девушка лихорадочно выдергивала жесткие диски из компьютеров кластера «Милипея» в лаборатории университета Коимбры. Даже сейчас в ее ушах продолжали греметь выстрелы. От этих воспоминаний дыхание Мары стало сбивчивым. Мара неуклюже пыталась вставить USB-кабель в разъем ноутбука. Глаза наполнились слезами при мысли о гибели пяти женщин, ее наставниц, которые предоставили ей полную стипендию за участие в работе группы «Брушас интернэшнл». Тогда ей было всего шестнадцать, и она практически не выезжала за пределы родной деревни О-Себрейро. В основанном кельтами крошечном галисийском поселении высоко в горах на северо-западе Испании улочки вымощены булыжником, а дома – «пальясо» – крыты соломой. Тем не менее современность нашла способ проникнуть в древнюю деревушку посредством спутникового телевидения и Интернета. Перед скромной молоденькой девушкой, которая в шестилетнем возрасте лишилась больной раком матери и жила с убитым горем отцом, открылось окно в большой мир. По мере взросления у нее обнаружился дефект речи – шепелявость, потому со сверстниками она предпочитала отмалчиваться. Бо́льшую часть времени Мара проводила за чтением книг и обретала голос только в чатах или в переписке в «Фейсбуке». Чтобы расширить границы общения, девочка стала изучать языки, начав с романских, а потом перешла к арабскому, китайскому и русскому. На первый взгляд, они казались совершенно разными, но вскоре Мара заметила общие черты в речевых оборотах и даже словах и фразах. На эти скрытые особенности внимания, похоже, никто, кроме нее, не обращал. Она пыталась объяснить обнаруженные закономерности своим друзьям в соцсетях, для чего потребовалось изучить еще несколько языков: бейсик, фортран, кобол, джава скрипт, питон. Девушка жадно читала книги, участвовала в онлайн-курсах. Языки программирования являлись для нее лишь еще одним средством общения, инструментом для обработки своих мыслей и вывода их в понятном для остальных виде. С этой целью Мара разработала приложение «Олл тонгс» для «Айфона». Причем она не ставила перед собой задачу создать удобный для пользователя софт, хоть он и оказался гораздо совершеннее большинства прочих переводческих программ. В первую очередь, девушка стремилась доказать главный тезис: несмотря на все разнообразие, языки функционируют по общему принципу, объединяющему человеческие способности к мышлению и общению. Чтобы показать свое открытие миру, она использовала новейший язык из нулей и единиц. И мир отреагировал. Сначала, не зная, что разработчице приложения всего шестнадцать, ее позвали на работу в корпорацию «Гугл». А потом группа «Брушас интернэшнл» предложила оплатить образование. «Чтобы помочь раскрыть потенциал», – сказала ей доктор Шарлотта Карсон, лично приехавшая в О-Себрейро. Мара вспомнила, как доктор Карсон появилась на пороге их семейного жилища, усталая и в дорожной пыли. Женщина тогда еще не знала о своем онкологическом диагнозе, и здоровье пока позволяло ей совершать подобные поездки. Мара понимала, что была не единственной девушкой, кого нашла Шарлотта. Доктор Карсон коллекционировала таланты, пестовала способности к науке. Даже обе ее дочери – Лора и Карли – пошли по стопам матери. Мара подружилась со своей ровесницей Карли. Они жили на разных континентах, но каждый день болтали по телефону или переписывались. Касаясь тем науки, учителей и учебы в школе, все же бо́льшую часть времени девушки посвящали обсуждению дел сердечных: от непостижимой бестолковости юношей до невыносимой банальности сайтов знакомств. Как и в случае с человеческим языком, поиск искренней любви, похоже, также подчинен принципу универсальности: все люди разделяли одинаковые страхи и опасения. Страсть Карли к музыке поначалу казалась Маре непонятной. До их знакомства она мало интересовалась современными поп-идолами и музыкальными тенденциями. Однако, слушая многочисленные аудиотреки, которые присылала ей подруга, и открыв для себя музыкальные сервисы вроде «Пандора» и «Спотифай», Мара провалилась в новое увлечение, как Алиса – в кроличью нору. Математическая корреляция между концертом Бетховена и какой-нибудь рэп-композицией привела девушку к изучению теории музыки, напрямую связанную с теорией сознания – фундаментальной концепцией в ее исследовании искусственного интеллекта. Собственно говоря, данное неожиданное открытие привело к прорыву в ее работе. Она была в долгу перед Карли… а теперь ей предстояло сообщить подруге о нападении. Мара закрыла глаза, борясь с волной горя. В ушах снова загремели выстрелы, перед внутренним взором предстали окровавленные тела. Она видела, как погибли ее друзья. А потом сбежала, опасаясь за собственную жизнь. Села на поезд в Лиссабон в надежде затеряться в многолюдном городе. За четыре дня сменила три гостиницы, расплачивалась наличными и везде представлялась разными вымышленными именами. Она не знала, кому можно доверять. Однако не страх быть раскрытой мешал ей связаться с Карли. А чувство вины. «Они погибли из-за меня, из-за моей работы», – вертелось в голове. Молчаливая свидетельница трагедии, Мара помнила слова предводителя убийц: «“Генезис” должен быть уничтожен. Это скверна, порожденная колдовством и пороком». Тяжело дыша, она уставилась на другой черный ящик на полу. Внутри, в выемке, обитой мягким материалом, лежал шар, который Карли в шутку называла футбольным мячом. Неплохая аналогия. Устройство действительно было размером с мяч, а на его поверхности виднелись узнаваемые шестиугольные пластинки. Только не из стеганой кожи, а из титана и прочного, как алмаз, сапфирового стекла. В минуту гордыни она назвала прибор «Xenese» – «Ченес», галисийским словом, обозначающим «Генезис». Впрочем, вполне уместное имя, учитывая, для каких целей он был создан: сотворить жизнь из небытия. Можно ли удивляться тому, что столь амбициозный проект привлек внимание враждебно настроенных людей? Вновь вспомнились рясы нападавших и озвученный смертный приговор, цитата из Библии: «Ворожеи не оставляй в живых». Гнев успокоил. Шарлотта и остальные погибли из-за работы Мары, но она не позволит, чтобы их смерть оказалась напрасной. До настоящего момента она только и делала, что убегала, преисполненная горем. Теперь всё, довольно. Впрочем, остался еще один повод для тревоги. В панической спешке выдергивая жесткие диски, она могла ненароком непоправимо повредить программу. Пожалуйста. Сегодня рождественское утро. Прошу только об одном подарке… Мара по очереди подключала к ноутбуку диски с программными модулями. Проверив каждый, вздохнула с облегчением: всё в целости и сохранности. Потом включила в сеть прибор, который Карли метко назвала «футбольным мячом». Электрический ток поступил к устройству через преобразователь, загорелись миниатюрные окошки из сапфирового стекла, значит, заработали крошечные лазеры. – Да будет свет, – прошептала Мара с грустной улыбкой, вспомнив, как доктор Карсон процитировала эту строчку из Книги Бытия за день до запуска эксперимента. «Но не слишком много света. А то лаборатория взлетит на воздух», – добавила тогда наставница. Улыбка девушки стала шире. Без сомнения, Карли унаследовала чувство юмора своей матери. Следующий час Мара посвятила калибровке модулей и основного устройства, следя за ходом работы на ноутбуке. Хотя пятнадцатидюймовый экран никогда не сможет отобразить всю широту мира, который сейчас воссоздается. Точно так же тщетны попытки оценить размер Млечного Пути, сфокусировав телескоп на горстке бледных звезд. Собственно говоря, бо́льшая часть работы Мары была не только невидимой, но и почти непостижимой. Программисты назвали бы созданный ею алгоритм «черным ящиком». Если команды компьютера понятны и четко определимы, то какой именно метод использовала продвинутая система в качестве инструмента для получения ответов или результатов, являлось загадкой. Работая со сложными компьютерными сетями, разработчики порой не в состоянии узнать, что на самом деле происходит внутри этих «черных ящиков». Они могут осуществлять ввод данных и считывать результат вычислений, но что творится там, внутри машин, становится все менее понятным. Известно, что инженера «Ай-би-эм», собравшего «Уотсон» – суперкомпьютер, победивший в финале телешоу «Джеопарди!», – однажды спросили: «Удивил ли вас “Уотсон”?» Ответ был прост и тревожен: «О да. Еще как!» «Уотсоном» дело не ограничилось. По мере того как системы ИИ становились все совершеннее, их «черные ящики» стали еще более непостижимыми. «Генезис» не исключение. В ночь зимнего солнцестояния, менее чем на минуту – время, которого хватило, чтобы убить пять женщин, – программа запустилась и развернулась в полную силу, принося свет во тьму, возрождая жизнь из пустоты. А бедная Мара, потрясенная увиденным и оцепенев от страха, не могла сдвинуться с места. Потом нашарила телефон и набрала 112. Пока она дозвонилась до оперативной службы, наставницы уже погибли. Едва сдерживая истерику, девушка сообщила о случившемся. Сотрудники полиции велели ей оставаться на месте, но она боялась, что вооруженная группа в рясах уже идет за ней. Мара в ужасе обесточила все компьютеры – очень грубая мера, равносильная цифровому убийству, – отключила модульные компоненты, распределенные на разных серверах, и сбросила основную программу, зашифрованную в ядре «Генезиса», к корневому коду, исходной форме. Делать этого не хотелось, но пришлось, чтобы сохранить программу на время транспортировки. Однако перед тем как отключить систему, она заметила странную картинку на экране. Пентаграмма «Брушас» стала вращаться, а потом рассыпалась на кусочки, оставив от себя лишь один символ. Точь-в-точь греческая буква «сигма». Мара не поняла, что это значит, догадалась только, что знак был сгенерирован «Генезисом». В чем же смысл изображения? Девушка представила вращающуюся в круге пентаграмму и вспомнила тягостное впечатление от увиденного. Или, возможно, то было просто отражение ее собственного страха? «Я запаниковала, и программа, видимо, тоже». Выходит, Мара оказалась не единственным свидетелем бойни в библиотеке. Помимо нее видеотрансляцию смотрел еще кто-то в цифровом обличье. «Генезис». Сознание, рожденное в тот миг и прожившее жуткие шестьдесят секунд, тоже видело случившееся. Оно появилось на свет в атмосфере крови и смерти. Сцена убийства – входные данные. Появление странного символа – результат. Компьютерный глюк? Или осмысленное действие? Единственный способ понять логику существа – реконструировать его, восстановить «черный ящик». На экране ноутбука засияло цифровое изображение сада, виртуального Эдема. Мерцающий ручей журчал между валунов и камней через лес с высокими деревьями и цветущими кустарниками. Солнце ярко светило в уголке голубого неба с бегущими легкими облачками. Создавая свое детище, Мара решила следовать библейскому описанию: «В начале сотворил Бог небо и землю…» И попыталась начать с того же самого. Несмотря на дотошное соблюдение деталей, картинка на дисплее была лишь слабой тенью настоящего виртуального мира «Генезиса». Этот мир содержал алгоритмы с закодированными звуками, запахами, даже вкусами – мелочами, которые нельзя отобразить на экране, но можно ощутить изнутри, живя там. Готовясь к реализации проекта, Мара вдохновлялась видеоиграми с открытым миром – «Фар край», «Скайрим», «Фоллаут» и многими другими, – чтобы понять, как воплощать подобные симуляции обширных цифровых пространств. Она консультировалась с лучшими программистами и в итоге создала ограниченный искусственный интеллект, призванный играть снова и снова, через повторение запоминая каждую деталь. Фактически самообучающееся искусственное сознание, построившее виртуальную вселенную внутри «Генезиса», сотворило нечто гораздо более внушительное, чем все, что было до него. Маре казалось единственно верным позволить незамысловатому ИИ принять участие в собственной эволюции и возвести мир для своего следующего поколения. Склонившись над столом, девушка продолжила работу. На фоне зеленой рощицы виртуального Эдема появилась аморфная фигура, серебристая и расплывчатая, но имевшая явно человеческие очертания: две руки, две ноги, торс и голову. Как и виртуальный мир на экране, этот «призрак в машине» представлял собой лишь простейший аватар того, что свернулось клубочком и ждало своего часа в «Генезисе». Интеллект, скрывающийся за трехмерным изображением, имел смутное представление о том, что его окружает, – словно личинка, пытающаяся оценить оперу Верди «Травиата». Если ему не мешать, он будет учиться. Быстро учиться. Пока творение не выросло в нечто холодное и непостижимое, даже опасное, Маре следовало вернуть бесформенному призраку плоть и кровь, восстановить то, что было утрачено после извлечения накопителей. Подпрограммы, зашифрованные на жестких дисках, предназначались для расширения проекта, для добавления глубины, контекста и, возможно, души. В этом заключалась единственная надежда для человечества. Мара подключила жесткий диск № 1, активировав первый модуль, и прошептала строчку из Книги Бытия: