Они меня напугали и работать ушли? Что вообще… Застываю, заметив инородный предмет краем глаза. В верхнем углу дома, под самым потолком… Это что… такое?.. Присматриваюсь к огромному белому кокону, крепившемуся к стенам и потолку такими же белыми и прочными нитями. Затем что-то дергает меня посмотреть в другой угол — и я вижу ещё один… в третьем углу оказался такой же кокон, как и в четвертом. Подхожу к одному из углов и внимательно присматриваюсь к содержимому странного свертка… А затем падаю на колени и освобождаю свой желудок от недавно съеденной еды. Там человек! Внутри этой штуки — человек! Мертвый человек!!! Тот самый детина, что рвал мне платье! Да что за чертовщина здесь творится?!?! Вытираю подбородок рукавом и вылетаю из дома! Понятия не имею, куда бежать, потому бегу, куда глаза глядят! Не жалея сил, бегу! Не чувствуя ног от страха! Когда вокруг сгущается темень, бреду наугад, с силой продолжая переставлять ноги. Главное — не останавливаться… нужно уйти как можно дальше от тех, мертвых… их смерть не должны ассоциировать со мной… ни в коем случае! Я не виновата! Ни в этот раз, ни в тот! Это не моя вина! Сама не понимаю, откуда вновь берутся силы, и я вновь бегу, натыкаясь на деревья, царапая лицо о ветки, почти не разбирая дороги, и когда выбегаю на поле, засеянное пшеницей, и вижу женщину — живую, склонившуюся над колосьями, одетую в такое же длинное платье, как и я… — мчусь к ней и падаю у её ног, начиная рыдать в голос. Дальше помню смутно… кажется, меня подняли и довели до какого-то дома… потом о чем-то спрашивали… как-то успокаивали… чем-то кормили… я была словно в вакууме и вообще не понимала, что вокруг происходит, и чего от меня хотят. Пришла в себя лишь тогда, когда услышала звук шагов человека, спускавшегося с лестницы. Тяжелых шагов. Шагов мужчины… Понятия не имею, что на тот момент творилось с моей психикой, но я забилась в угол с куском хлеба и затравленно следила, как человек в высоких кожаных сапогах и странном плаще, скрывающем одежду, не торопясь, спускался вниз. Я запомнила его взгляд, брошенный на меня. Безразличный — внешне, но отмечающий что-то — про себя… Он остановился лишь на мгновение и сразу направился на выход, не давая возможности запомнить своё лицо. Не помню, сколько я просидела, глядя ему вслед, помню только, что та женщина в платье и чепце, что привела меня, ушла за ним и долго не возвращалась. Я начала прислушиваться к голосам в доме. — Ты видела её платье? — У неё всё лицо в царапинах… скорее всего бежала через лес… — Бедняжка! Что же с ней сделали? И кто?.. — Да разве ж она расскажет? Ты посмотри, что с ней стало! Даже на человека не похожа. Разговор шел между двумя кухарками трактира, которых я почти не видела, потому как сидела на полу в самом углу помещения, а огромный деревянный стол перекрывал видимость. Но по их голосам я поняла, что подобные случаи — не редкость. Женщинам опасно ходить в одиночку по этой земле. Вот только — почему?.. Когда та, что привела меня, возвращается, я всё ещё не могу выдавить ни звука: боюсь, что меня погонят прочь или ещё хуже — заставят отвечать за все те убийства, к которым я не имела никакого отношения. В доброту людскую я уже не верю. Не в тот мир попала. Стараясь не думать о том, что я сошла с ума, иду за женщиной в чепце… Меня заводят в какую-то комнатушку и велят ждать. А чего ждать? Не объясняют… Когда остаюсь одна, вновь забиваюсь в угол и напряженно смотрю на дверь. И вновь жду. И вновь теряю счёт времени, — оттого испуганно вздрагиваю, когда дверь резко открывается. — Милая моя, — неожиданно появляется передо мной совершенно незнакомая мне женщина в добротном платье и с аккуратно убранными волосами, — поднимайтесь, прошу вас! Слегка удивленная сменой отношения, слушаюсь, опираясь на её руки и вставая на ноги. — Прошу, идёмте за мной, — и женщина выводит меня в коридор, а затем через кухню — прямо на выход, почему-то придерживая за голову и словно прикрывая моё лицо от глаз работавших там кухарок. Уже снаружи на меня накидывают плащ с капюшоном, а затем ведут по оживленным улицам поселения куда-то вперёд. Стараюсь не думать о том, что происходит. Почему-то этой женщине хочется довериться… и не ждать от неё подвоха… Поэтому, когда меня заводят в какой-то добротный дом, — правда, с черного хода, — я слегка расслабляюсь. Лучше иметь дело с образованными людьми, чем со слугами или рабочими мужиками. Здесь я хотя бы смогу получить какую-то информацию. Шепотки, доносившиеся до меня, пока я ждала у двери, слегка спутали мои мысли: — Ты уверена? — мужской голос, принадлежащий какому-то очень мягкому человеку, привыкшему прислуживать. — Он сам так сказал, — ответ той женщины, что привела меня, — он же послал за мной. — Но это невозможно! Её же считают… — Тише! Если он сказал, значит, возможно. Помни о своем долге! — Конечно-конечно… я сделаю всё, что нужно… Затем ко мне вновь вышла моя новая провожатая и повела на второй этаж, где была огромная ванная, наполненная горячей водой. Рядом с нею стояла безликая служанка, готовая помочь мне обмыть моё тело. — Вам нужно… — произносит женщина и замолкает, словно не зная, как закончить предложение; её взгляд направлен на моё платье, больше не скрытое плащом; она смотрит на него, будто впервые заметив или впервые дав себе установку — увидеть, что со мной произошло, — Госпожа, мне так жаль! — Госпожа? — переспрашиваю, напряженно глядя на неё. — Прошу вас, снимите это платье, вам нужно принять ванную… «И забыть всё то, что с вами произошло». Она не сказала этого вслух, но почему-то я четко почувствовала, что она хотела это добавить — но сдержалась. Следую её совету и стягиваю с себя одежду. Заметив синяки на моих руках, женщина закрывает лицо и едва сдерживает пораженный вздох. Что такое? Они же догадывались о том, что со мной произошло! К чему сейчас эти реакции? Или ей ни о чём не рассказали? Кто она вообще?.. Забираюсь в воду и позволяю молчаливой работнице обмыть моё тело. Сама я сейчас ни на что не способна. Ни на что, кроме мысли: что поменялось?.. Почему ко мне так относятся? Почему называют госпожой? Кто я?.. И почему те четверо меня не узнали? Те четверо, что сейчас висят в коконах мертвые… Не думать об этом! Не думать. — Синяки заживут, госпожа. Царапины на лице тоже. Это особая вода, в ней травы, исцеляющие и тело, и душу. Вы будете, как новенькая — совсем скоро! Лишь дайте нам позаботиться о вас! — причитала женщина, всё больше озадачивая меня. На простую девку так тратиться не будут. И госпожой её тоже называть не будут. Меня кто-то узнал? Кто-то из тех, кто раньше видел… это тело? Тогда сейчас мне нужен ответ лишь на один вопрос. — Кто я? — спрашиваю ровным голосом, и рука с тряпкой на моей спине замирает. А лицо женщины, ожидавшей у входа, резко бледнеет. Так, ясно. Лучше дождаться, когда мы останемся наедине. — Продолжай, — поворачиваю голову к служанке, и та вновь начинает омывать мое тело. Молча сношу процедуру, отмечая появление ясности в сознании — особенно, когда прислужница добралась до кожи головы. И впрямь — волшебная травка. Мой страх и моя паника почти сошли на нет. Теперь я могу здраво мыслить. А это значит — пора действовать. Дожидаюсь, когда меня оботрут и уведут в комнату, наполненную светом от свечей. Сколько сейчас времени? Десять вечера? Или уже перевалило за полночь?.. Как сложно без времени. В покоях, выделенных специально для меня, мне предоставляют платье, которое выглядит намного дороже, чем одежда женщины, приведшей меня в этот дом… Отпускаю работницу кивком головы, разворачиваюсь к своей спасительнице и вновь повторяю вопрос: — Кто я? — Госпожа, — то ли отвечает, то ли спрашивает она. — Кто ты? — задаю второй вопрос. — Ваша слуга, моя госпожа, как и все здесь, — покорно отвечает она, и я чувствую — на этот вопрос она может ответить без запинки. В отличие от того, предыдущего. — Как тебя зовут? — спрашиваю также ровно. — Должно быть, вы меня уже не помните… моё имя — Мора, моя госпожа, — вновь покорно отвечает женщина. — Я… очень нуждаюсь в твоей помощи, Мора, — произношу медленно и осторожно. — Я сделаю всё, что смогу, моя госпожа! — с облегчением отзывается та. — Скажи мне, кто я. И вновь молчание. — Госпожа… — Моё имя, Мора. Я хочу услышать своё имя. Не знаю, что повлияло на эту женщину: моё спокойствие или то, как я перефразировала свою просьбу? Но она, наконец, ответила: