Они вместе вышли из обеденного зала, прошагав мимо Дэвида Уиндфолла и Синди Смит. — Произошли неожиданные колебания обменного курса, — пояснил Дэвид. — Бешено запаниковали все, кроме меня, по той причине, что мы с Сонни устроили долгий пьяный обед у него в клубе. В конце дня я заработал кучу денег, не делая абсолютно ничего, а все остальные прокололись. Мой босс жутко злился. — Вы с боссом ладите? — спросила Синди, которую это не интересовало нисколечко. — Разумеется, — ответил Дэвид. — Вы, американцы, называете такое внутренним нетворкингом, мы — просто хорошими манерами. — Вот так так! — отозвалась Синди. — Нам лучше поехать на разных машинах, — сказал Патрик, проходя с Джонни через бар. — Вдруг я уеду рано? — Хорошо, — кивнул Джонни. — До встречи в Читли. 8 Близкое окружение Сонни, сорок гостей, ужинавших в Читли до начала вечеринки, слонялись по Желтому залу, не в состоянии сесть, пока не усядется принцесса Маргарет. — Николас, ты веришь в Бога? — спросила Бриджит, подключая Николаса Пратта к разговору, который вела с принцессой Маргарет. Николас закатил глаза, словно кто-то пытался раздуть старый скандал. — Меня, дорогая моя, интересует, верит ли Он до сих пор в нас? Или мы довели всевышнего наставника до нервного срыва? По-моему, кто-то из Бибеску{137} сказал, что «для светского человека вселенная как предместье». — Не нравятся мне слова этих ваших Бибеску, — заявила принцесса Маргарет, морща нос. — Как можно сравнить вселенную с предместьем? Это полная глупость. — Мэм, по-моему, в виду имеется то, что порой самыми важными становятся самые банальные вопросы, потому что на них нет ответа, — сказал Николас. — А вот вопросы, кажущиеся банальными, например кто где сидит за ужином, — Николас глянул на Бриджит, подняв брови, — наиболее интересны. — Люди очень странные, да? Мне вот совершенно неинтересно, кто где сидит, — соврала принцесса. — Кроме того, как вам известно, моя сестра — глава англиканской церкви, и мнение атеистов я слушать не желаю. — Заткнув рты Николасу и Бриджит своим неодобрением, принцесса хлебнула виски из стакана. — Очевидно, число случаев растет, — таинственно изрекла принцесса. — Каких случаев, мэм? — уточнил Николас. — Случаев насилия над детьми, — ответила принцесса. — В прошлые выходные я была на благотворительном концерте в пользу Национального общества предупреждения жестокого обращения с детьми, и мне сказали, что число случаев растет. — Возможно, сейчас людям больше нравится выносить сор из избы, — предположил Николас. — Если честно, эта тенденция беспокоит меня больше шумихи вокруг насилия над детьми. Дети, вероятно, не подозревали бы, что стали жертвами насилия, если бы каждый вечер не видели его по телевизору. По-моему, в Штатах дети начали подавать в суд на родителей за плохое воспитание. — Серьезно? — Принцесса захихикала. — Нужно рассказать маме. Ей такое понравится! Николас расхохотался: — Если честно, мэм, меня беспокоит не шумиха вокруг насилия, а то, как страшно родители нынче портят своих детей. — Возмутительно! — воскликнула принцесса. — Мне попадается все больше детей, не имеющих понятия о дисциплине. Это пугает. — Ужасает, — поддакнул Николас. — Вряд ли представители Национального общества предупреждения жестокого обращения с детьми говорили о нашем мире, — сказала принцесса, великодушно озарив Николаса светом, который источала своим присутствием. — На самом деле их слова — развенчание мечты социалистов. Те уверены, что любую проблему можно решить деньгами, но это попросту неправда. Даже бедняки были счастливы, когда еще не утратили общности. Моя мать говорит, что в Ист-Энде во время войны ей попадалось больше достойных людей, чем в целом дипломатическом корпусе. — Красивые женщины как автобусы, — сказал Питер Порлок Робину Паркеру, направляясь с ним в столовую. — Ждешь одну целую вечность, а потом появляются все сразу. Вообще-то, я в жизни не ждал автобус, если только на акции «Британского наследия» в Вашингтоне. Помните ее? — Конечно помню, — отозвался Робин Паркер, расфокусированные глаза которого напоминали голубых рыбок, мечущихся за толстыми стеклами очков. — Для нас сняли лондонский даблдекер. — Кто-то ворчал, мол, зачем в лес дрова привезли, — сказал Питер, — а я был рад увидеть то, чего мне столько лет не хватало. Тони Фаулз — мастер болтать занимательную ерунду. Раз в опере есть ложи, с которых слышно музыку, но не видно сцену, он предлагал устроить звуконепроницаемые ложи, где не мешают ни музыка, ни актеры на сцене, — берешь мощный бинокль и рассматриваешь публику. Принцесса весело смеялась. Расслабленная беззаботность Тони расслабляла и ее, но, увы, их скоро разлучили. Принцессу усадили за другой конец стола рядом с Сонни. — В идеале на домашний ужин приглашают гостей числом больше, чем граций, но меньше, чем муз{138}, — заявил Жак Далантур, поднимая указательный палец. — А это… — Он развел руками и закрыл глаза, словно теряя дар речи. — Это что-то совершенно необыкновенное. Немногие ужинали за столом, накрытым на сорок персон, чаще, чем посол. Бриджит лучезарно улыбнулась и попробовала вспомнить, сколько должно быть муз. — Каковы ваши политические убеждения? — спросила принцесса Маргарет у Сонни. — Консервативные, мэм, — гордо ответил Сонни. — Так я и думала. А сам вы занимаетесь политикой? Мне вот не важно, кто именно входит в правительство, лишь бы правили хорошо. А все эти метания вправо-влево, как дворники на лобовом стекле, — вот это явно лишнее. Сонни захохотал, представив себе политические дворники. — Мэм, политикой я занимаюсь только на местном уровне, — ответил он. — То есть в пределах транспортной развязки Литтл-Соддингтона. Слежу, чтобы где попало тропы не протаптывали. Некоторые считают сельскую местность гигантским парком, где рабочим можно бросать фантики. Мы, здешние жители, считаем иначе. — Ответственные люди необходимы, чтобы следить за делами на местном уровне, — ободряюще проговорила принцесса Маргарет. — Много достопримечательностей разрушается как раз в провинции, а замечаешь это, лишь когда красота исчезает. Едешь мимо и думаешь: «Как чудесно здесь когда-то было». — Вы абсолютно правы, мэм, — согласился Сонни. — Это оленина? — поинтересовалась принцесса. — А то под этим странным соусом не разберешь. — Да, это оленина, — нервно подтвердил Сонни. — Пожалуйста, извините за соус. Вы совершенно правы: он просто отвратителен. — Сонни отчетливо помнил, как удостоверился у личного секретаря принцессы, что оленину она любит. Принцесса Маргарет отодвинула тарелку и потянулась к зажигалке. — Мне присылают ланей из Ричмонд-парка, — самодовольно заявила принцесса. — Для этого нужно значиться в особом списке. Королева так и сказала мне: «Запишись», и я записалась. — Очень разумно, мэм, — отозвался Сонни, фальшиво улыбаясь. — Оленина мне не нр-равится, — признался Жак Далантур Кэролайн Порлок. — Но дипломатический скандал я провоцировать не хочу, поэтому… — Он закинул кусок мяса в рот с наигранно страдальческим видом, который Кэролайн впоследствии называла «немного чересчур». — Это же оленина. Любите ее? — спросила принцесса Маргарет, чуть наклонившись к месье Далантуру, который сидел справа от нее. — Оленина пр-рекрасна, мэм, — заявил посол. — Я не пр-редставлял, что у вас в стране умеют так готовить. Соус — сама нежность. — Жак зажмурился, показывая, насколько нежен соус. Принцесса решила поступиться своим мнением о соусе ради удовольствия слышать, как Англию называют «ее страной». Разве это не подтверждение ее собственных чувств, что страна если не по закону, то на каком-то более глубоком уровне принадлежит ее семье? Страстно желая продемонстрировать любовь к оленине из старой доброй Англии, посол поднял вилку в жесте одобрения настолько вычурном, что стряхнул блестящие капли коричневого соуса прямо на синее тюлевое платье принцессы. — Я ср-ражен ужасом! — воскликнул Жак, чувствуя, что вот-вот грянет дипломатический скандал. Принцесса мрачно поджала губы, но не проронила ни слова. Отложив мундштук, в который вставляла сигарету, она кончиками пальцев взяла салфетку и протянула месье Далантуру. — Вытирайте! — сказала она с пугающей простотой. Посол отодвинул свой стул и покорно опустился на колени, для начала смочив салфетку в стакане воды. Пока он вытирал с платья капли соуса, принцесса закурила и повернулась к Сонни. — А я-то думала, что окончательно разочаровалась в соусе, когда он лежал у меня на тарелке, — съязвила она. — Соус — просто беда, — пролепетал Сонни, лицо которого стало темно-бордовым от прилива крови. — Мэм, я не знаю, как перед вами извиняться. — Вам извиняться не за что, — процедила принцесса. Жаклин Далантур, опасаясь, что действия супруга несовместимы с величием Франции, встала и обошла стол. Половина гостей притворялась, что ничего не заметила, другая половина не сочла нужным притворяться. — Что меня восхищает в ПМ, так это ее умение создавать непринужденную обстановку, — сказал Николас Пратт, сидевший на другом конце стола слева от Бриджит. Джордж Уотфорд, сидевший по другую сторону от Бриджит, решил проигнорировать вмешательство Пратта и продолжил объяснять ей цель Британского содружества. — Боюсь, Содружество совершенно неэффективно, — посетовал Джордж. — Как дружить, если нас объединяет только бедность? Впрочем, оно радует королеву, — добавил он, глянув через стол на принцессу. — Это веская причина для его существования. Жаклин, еще не разобравшаяся в ситуации, с изумлением обнаружила, что супруг заполз еще дальше под стол и лихорадочно трет платье принцессы. — Mais tu es complètement cinglé![44] — прошипела Жаклин. Посол, вспотевший, как конюх в авгиевых конюшнях, даже голову не поднял.