— Вы полагаете, что сцена убийства соответствует профилю бомжа? — Ни в малейшей степени. Но мы всему найдем объяснение. Возможно, Януш — всего лишь соучастник. — Или свидетель. — Свидетель, который спускался в яму? И наследил там повсюду? Знаете, у нас это называется «вещественные доказательства». — Это снимает подозрения с Патрика Бонфиса? — Не так быстро. Остается эта история с планктоном. Но в настоящее время мы разрабатываем след Януша. Как только смогу, я сама съезжу в Гетари побеседовать с вашим протеже. В любом случае за кончик ниточки мы ухватились. Фрер тихонько засмеялся: — Да уж, вот что такое хорошие новости, рассказанные сотрудником полиции. Она уловила в его интонации легкое ехидство, но не стала на нем зацикливаться. — А вы? — Что я? — Ну, с вашим рыбаком? — Он понемногу обретает свою прежнюю личность. И уже не помнит о том, за кого себя выдавал. — Как и о том, что видел на вокзале Сен-Жан? Фрер устало потряс головой: — Я ведь вам уже говорил. Об этом он вспомнит в последнюю очередь. Если вообще когда-нибудь вспомнит… — И все-таки я должна его допросить. — Надеюсь, вы не собираетесь его арестовывать? — Да нет, конечно. Это я так сказала, чтобы вас припугнуть. — Полицейские любят пугать народ. Иначе жизнь теряет для них смысл. Нет, Анаис не послышалось: в его голосе звучала самая настоящая враждебность. С ним все ясно. Один из этих психиатров-леваков, вскормленных на всякой хренотени, изобретенной Мишелем Фуко. Трудно обольщать мужчину, если в поясной кобуре у тебя лежит «глок». Два фаллических символа на одну пару — это чересчур… Она поставила банку на паркет. Надежды очаровать врача растаяли как дым. Слишком уж они разные… Она уже собралась встать, когда Фрер вдруг тихо сказал: — Я сам поеду в Гетари. — Зачем? — Расспросить Патрика. Выяснить, кто он такой на самом деле. Узнать правду о том, что произошло на вокзале Сен-Жан. — Он поднял к ней свою банку с колой: — В конце концов, мы с вами ведем одно и то же расследование. Она улыбнулась. От снова вспыхнувшей надежды на сердце сразу потеплело. Никогда бы не подумала, что благодаря работе познакомится с таким обворожительным мужчиной. — Вы уверены, что не хотите открыть мою бутылку? * * * Два часа спустя Фрер принялся за работу. Анаис Шатле как пришла, так и ушла — правда, пришла трезвая, а ушла навеселе. Они пили вино, смеялись и болтали. Фрер, привыкший к одиночеству вечеров, и мечтать не мог ни о чем подобном. Тем более — в разгар всей этой истории с убийством и амнезией. Он не позволил себе ничего лишнего. Ни одного смелого жеста, ни одного провокационного намека. Хотя чувствовал, что путь открыт. Пусть он не был специалистом по женской психологии, но сложить вместе два и два умел. Визит на ночь глядя. Бутылка вина. Нарядная одежда — правда, он не понял, зачем под платье она надела джинсы: мода, что ли, такая? Одним словом, признаков того, что молодая сотрудница судебной полиции открыта для более тесного диалога, хватало. Но он и пальцем не шевельнул. По двум причинам. Во-первых, он дал себе страшную клятву, что больше никогда не будет смешивать работу и личную жизнь. А Анаис Шатле, как ни крути, была связана с его работой, хоть и не напрямую. Второй причиной, более глубокой и отчасти интуитивной, был страх. Жуткий страх. А вдруг она откажется? А вдруг он ударит в грязь лицом? Когда он в последний раз был с женщиной? Он уже и сам не помнил. Он боялся, что у него ничего не получится… На пороге его дома они простились как хорошие друзья. Договорились, что будут обмениваться информацией. В последний момент, поддавшись порыву, Фрер рассказал ей о двух странных типах в «ауди» модели Q7. Объяснил, что уже несколько дней они следят за ним. И даже дал ей пару снимков с номерными знаками черного внедорожника. Анаис эта история не очень-то убедила, но она пообещала ему проверить номер машины по своим каналам. И вот наступила полночь, и он опять остался один. Дико трещала голова. Из-за вина. Он не выносил спиртного. Опять вспыхнула боль в глубине глаза. Но спать не хотелось. Он сварил себе кофе, включил диктофон и уселся за письменный стол. Даже в этот поздний час он вполне мог проверить и уточнить сведения, полученные от Патрика Бонфиса. Прежде чем приступать к исследованию его психики, он хотел составить четкое представление о его подлинной личности. Он приготовился делать записи и нажал кнопку «Воспроизведение». Ковбой родился в деревне Герен, расположенной неподалеку от Тулузы. Фрер быстро вбил в поисковик слово «Герен». Первый сюрприз. Ни одного населенного пункта под таким названием в департаменте Верхняя Гаронна не значилось. Он расширил поиск до всего региона Юг-Пиренеи. Ни одного соответствия не найдено, выдала ответ программа. Матиас вбил имя «Патрик Бонфис» и начал методично проверять информацию по разным учреждениям, действовавшим в области в те годы, — загсам, школам, отделениям госслужбы по трудоустройству. Ничего. Он промотал кусок записи до того места, где рыбак рассказывал о своей жене. По его словам, Марина Бонфис сегодня жила в Ниме или где-то в его окрестностях. Фрер снова запустил поиск. И снова — с нулевым результатом. Он весь покрылся мурашками. Шея взмокла от пота. Глухо пульсировала боль в глубине левого глаза, как будто там кто-то бил в маленький барабан: бум-бум-бум… Он выключил диктофон и занялся проверкой данных, полученных от Сильви. В том числе истории про отца, погибшего в результате падения в чан с кислотой. Довольно скоро ему стало ясно, что поиск через Интернет ничего не даст. Чем он располагал? Названием несуществующей деревни и вымышленной фамилией? Что касалось вступления Бонфиса в Иностранный легион, то на проверку этого факта он даже не стал тратить время — армейское командование гарантировало каждому солдату полную анонимность. В любом случае он узнал много. Патрика Бонфиса не существовало. Как и Паскаля Мишелля. Личность Бонфиса тоже возникла в результате диссоциативного бегства. Фрер еще раз перечитал свои записи. Сильви Робен жила с Бонфисом три года. Судя по всему, она познакомилась с ним в тот период, когда он пребывал в состоянии бегства от самого себя, о чем она, естественно, не подозревала. И с тех пор он постоянно лгал ей, не отдавая в том себе отчета. Кем он был прежде? Как много личностей он успел создать, сочинить и приспособить под себя? Фрер попытался представить себе, как действует психика этого человека. В глубине его сознания множатся разные персонажи, преследующие одну и ту же цель: вытеснить того, кто кажется им опасным. Иными словами, его настоящего. Патрик Бонфис бежит от своих корней и от своей судьбы. По всей вероятности, это бегство обусловлено имевшей место психической травмой. Ответом на этот вопрос отчасти служило присвоенное им имя. Как он сразу не догадался? Бонфис[18] — говорящая фамилия. Он всеми силами стремился стать «хорошим сыном». Значит ли это, что на самом деле он был сыном недостойным? В этом контексте история про убийство отца приобретала совсем иное звучание. Это — улика, пусть и замаскированная, извращенная, деформированная загадочными шестеренками подсознания. Фрер встал из-за стола и, сунув руки в карманы, принялся мерить шагами гостиную. Мысли громоздились одна на другую. Чтобы вылечить великана, ему придется одну за другой разоблачить все его фальшивые личности, пока он не доберется до исходной. Подлинной личности. Но пока он не знал даже, каким по счету психотическим бегством — вторым, третьим или десятым — было вызвано появление на свет ковбоя по имени Паскаль Мишелль. Зато он не испытывал ни малейших сомнений в том, что психика этого человека хранит в себе следы каждого выдуманного имени и характера. Они таятся в закоулках его души. Так ледник хранит следы ежегодных дождей. Значит, надо копать. Зондировать почву. Анализировать каждую деталь. Чтобы пробиться сквозь наслоения подсознательной памяти, он использует все имеющиеся в его распоряжении средства. Гипноз. Амобарбитал. Психотерапию… Фрер пошел на кухню выпить холодной воды. Машинально выглянул в окно. Никого. Никаких людей в черном. Может, они ему приснились? Он выпил второй стакан воды. И, уже ставя его в раковину, вдруг понял нечто очень важное для себя. Почему он с таким упорством добивается поставленной цели — расшифровать историю Бонфиса? Потому что это позволяет ему зачеркнуть собственные воспоминания о смерти Анны Марии Штрауб. Об ответственности психиатра, нарушившего профессиональную этику. Сосредоточиться на чужой боли, чтобы отвлечься от своей… * * * На следующее утро всю дорогу до Гетари Матиас Фрер думал об Анаис Шатле. Он и проснулся с мыслями о ней. Вспоминал ее лицо и ее голос. — Вы замужем? У вас есть дети? — Неужели я похожа на замужнюю женщину? Тем более мать семейства? Нет, для этого я еще не созрела. — А для чего созрели? — Для знакомств через Интернет. Всякие социальные сети. — И как, удачно? — Ну, скажем так, для сыщика у меня довольно тонкое чутье… Чуть позже уже она задавала ему вопросы: — Почему вы стали психиатром?