Постанывая, он поднялся на ноги. Опершись спиной об автомобиль, осмотрел свои руки. Они тряслись мелкой дрожью. В том же сумасшедшем ритме билось сердце. Он простоял несколько минут не двигаясь. К шуму дождя примешивалось завывание ветра в кронах деревьев. Матиас прикрыл глаза. Его охватило ощущение, что он погружен в воду. Он действительно промок насквозь, но вода словно смывала с него только что перенесенный страх. Он вдыхал запахи смолы, мха и палой листвы. Пока не понял, что закоченел. Благодаря холоду сердцебиение вернулось в норму, и он снова сел в машину. Закрыл дверцу. Врубил печку на максимальную мощность. И задумался. Кто эти двое мужчин? Почему они его преследуют? Поджидают ли они его на дороге? Ответов на эти вопросы у него не было. Фрер включил зажигание и пустил машину задним ходом. Он ведь даже не проверил, насколько глубоко она увязла. Колеса какое-то время вращались вхолостую, но вот наконец коснулись твердой земли. Поднимая вокруг фонтаны грязи, машина медленно сдвигалась с места, как корабль, который перетаскивают посуху. Матиас все продолжал пятиться задним ходом, высунув в окно голову. Метров через сто он сумел развернуться. Уже выбравшись на шоссе, ведущее в Бордо, он попытался более спокойно проанализировать то, что с ним случилось. Тело ломило — не исключено, что пара ребер у него все же треснула, — зато боль не давала расслабиться и начать клевать носом. Он стал вспоминать, когда именно в первый раз засек мужчин из черной «ауди». В ночь с пятницы на субботу. В тот вечер он дежурил. В ту ночь в его отделении появился Патрик Бонфис. Фрер прилаживал друг к другу фрагменты головоломки. Потерявший память Бонфис. Вечерние соглядатаи. Убийство на вокзале Сен-Жан. Существует ли связь между этими фактами? Возможно, Патрик Бонфис видел, как убийца затаскивал в яму тело Минотавра. Возможно, он видел и что-то еще. Что-то, что чрезвычайно интересует парочку в похоронных костюмах. Или что-то, чего они до крайности боятся. Может, они боятся, что Бонфис заговорит? А с кем он заговорит? Со своим «спихиатром». * * * — Что это? Анаис стояла в дверях с бутылкой красного вина в руках. — Белый флаг. Предлагаю перемирие. — Входите, — с улыбкой пригласил ее Матиас Фрер. Для нее не составило никакого труда найти домашний адрес психиатра. На часах было восемь вечера — идеальное время для неожиданного визита. Ради такого случая Анаис переоделась в платье из индонезийского батика, расписанное золотистыми узорами, — такие были в моде в семидесятых годах. Правда, в последний момент испугалась собственной дерзости и натянула под платье джинсы. Результат ее не особенно удовлетворил, хотя под платье она надела бюстгальтер, зрительно увеличивающий грудь, который приберегала для особых случаев. Немного блесток на щеки, заколки в прическу, таблетка долипрана, — и она сочла, что готова к штурму. — Так вы меня впустите? — О, простите! Он посторонился, пропуская ее в дом. Выглядел он, как обычно, каким-то помятым. Свитер без горла, рубашка с криво застегнутым воротником, вытертые джинсы, волосы торчком. Этакий университетский профессор, обаятельный неряха, которому не в силах противостоять ни одна студентка, хотя сам он об этом даже не догадывается. — Как вы узнали мой адрес? — Всю команду заставила носом землю рыть. Она вошла в гостиную. Белые стены. Скрипучий паркет. Фанерованные двери. Почти никакой мебели, кроме древнего дивана. И множество выстроившихся вдоль стен картонных коробок, в каких пакуют вещи при переезде. — Вы недавно переехали или собираетесь переезжать? — Тот же самый вопрос я задаю себе каждое утро. Она сунула ему в руку вино: — Это медок. Я состою членом клуба дегустаторов. Вчера купила несколько бутылок. Прекрасное вино, вот увидите. Букет у него тонкий, но плотный. Вкус ярко выраженный, не без терпкости. Его… Психиатр явно растерялся, и Анаис оборвала себя на полуслове: — Что-то не так? — Извините меня, ради бога. Но дело в том, что я не пью вина. Анаис так и застыла с разинутым ртом. Сколько она жила в Бордо, но подобное слышала впервые. — А что же вы пьете? — Колу без сахара. Она невольно хихикнула: — Ну тогда и меня угостите. — Сейчас принесу бокалы, — сказал он и развернулся в сторону кухни. — А вы пока присаживайтесь. Анаис окинула комнату цепким взглядом. У стены напротив дивана стояла плазма. Возле остекленной стены на козлах лежала доска, служившая хозяину письменным столом. От стоящей на полу лампы падал неровный свет. Судя по всему, психиатр превратил обычный семейный дом в подобие безликого сквота. Она невольно улыбнулась. Похоже, Фрер живет один. Ни одной фотографии, ни намека на присутствие женщины. У него нет ни друзей, ни любовницы — только работа. Она навела справки: он поступил на работу в клинику в начале января. Перевелся из Парижа. Ни с кем не общается. Интересуется только своими пациентами. Закоренелый холостяк — из тех, что горячее едят только в столовой в обеденный перерыв, да если вдруг коллега пригласит к себе домой на ужин. Она подошла к письменному столу. Заметки. Книги по психиатрии, многие на английском языке. Распечатки текстов, скачанных из Интернета. Клочки бумаги с нацарапанными на них номерами телефонов. Все свидетельствовало о том, что психиатр ведет собственное расследование. Вот только о ком он собирает сведения? Неужели о потерявшем память пациенте? Рядом с принтером лежало несколько только что распечатанных фотографий. Номерные знаки автомобиля. Снимали под дождем. За кем следил врач? Она наклонилась, чтобы рассмотреть снимки получше, но в это время у нее за спиной раздался звук шагов. Матиас нес из кухни бокалы и банки с кока-колой. — Симпатично у вас, — сказала она, снова подходя к дивану. — Смеетесь, что ли? Он поставил банки прямо на пол. Они были черного цвета, в каплях влаги. — Извините, у меня даже журнального столика нет. — Подумаешь! Фрер по-турецки уселся на пол. — А вы устраивайтесь на диване, — предложил он ей. Анаис так и сделала. Она возвышалась над ним, словно королева над подданным. Они взяли себе по банке. Бокалы оба проигнорировали. Чокнулись, глядя друг другу в глаза. — Я не знаю, который час, — пробормотал он. — Может, вы есть хотите? У меня, правда, ничего особенного нет, но… — Да бросьте вы. Я пришла к вам отпраздновать хорошие новости. — По поводу? — По поводу расследования. — Значит, вы меня не арестуете? Она улыбнулась: — Я погорячилась. — На самом деле это я повел себя как идиот. Надо было вас предупредить. Но я в тот момент думал только о своем пациенте. О том, что будет лучше для него, понимаете? — Он отпил глоток колы. — Так что у вас за новости? — Во-первых, мы опознали жертву. Бездомный парень. Таскался по фестивалям рок-музыки. Сидел на героине. Регулярно наведывался в Бордо. Убийца всадил ему дозу наркотика невероятной концентрации. И парень умер. Затем убийца занялся мизансценой. Бычья голова и все прочее… Фрер слушал ее с напряженным вниманием. До этой минуты правильные черты его лица выражали некоторую растерянность, но, стоило ей заговорить о деле, застыли, превратившись в маску сосредоточенности. И тут Анаис взорвала запасенную бомбу: — Мы также установили личность преступника. — Что-о? Она слегка подняла руки, умеряя его изумление: — Ну, скажем так: криминалистам удалось найти в яме отпечатки пальцев, не принадлежащие ни жертве, ни вашему ковбою. Мы прогнали их через общенациональную базу данных и получили имя. Виктор Януш, бомж из Марселя. Несколько месяцев назад его задерживали за драку. — Вы знаете, где он сейчас? — Пока нет. Мы объявили его в розыск. Следовательно, найдем. На этот счет я не беспокоюсь. Коллеги из Марселя перевернут все ночлежки, все пункты оказания социальной помощи, все благотворительные центры «Эммаус» и все бесплатные столовые. Мы выясним, как и когда он прибыл в Бордо, и сцапаем его. В свое время точно так же поймали так называемого дорожного убийцу Франсиса Ольма. Фрер, кажется, огорчился. Он все крутил в руках банку с колой, как будто ловил в металле свое отражение. — Что вам о нем известно? — после затянувшейся паузы поинтересовался он. — Пока ничего. Я жду материалы из Марселя. У нас сегодня весь день компы глючили. Главный враг современной полиции — это компьютерный вирус. Психиатр не отреагировал на шутку. Подняв глаза к Анаис, он самым серьезным тоном спросил: