— Простите, лейтенант, я плавал по здешним водам больше вашего! И на более худых кораблях! Зимовать нет смысла. — Почему? — Хотите знать точно? Так вот. Здесь невероятно свирепый климат. Bы увидите, что такое зимние ветры. На борту у нас теснота — люди не выдержат семи месяцев в вонючих кубриках… А на берегу не из чего построить изб. Солонина и сухари — пища недостаточная. Скоро начнется цинготная болезнь… Вы тоже не знаете, что это такое. А если цинга истребит у нас большую часть экипажа, то мы вообще не достигнем какого-либо порта, обитаемого русскими… Кроме того, недостаток занятия для промышленников приведет их в пагубную бездеятельность… Вот мои доводы. По сим причинам я думаю, что нам надлежит непременно выйти в море и достичь Новоархангельской крепости на острове Ситха. «Он посягает на мое право командовать кораблем! — подумал Подушкин. — Вот тебе и штурман Калинин. Попробуем приказать». — Лейтенант, мне кажется, что вы забыли, что вы всего-навсего мой помощник! Приказываю вам повиноваться! — Я обязан к повиновению, — ответил штурман, — и повинуюсь вам, как начальнику. Но навряд ли вам повинуются промышленные… Когда Подушкин вышел на палубу, он увидел, что это действительно так. Видимо, Калинин уже успел рассказать о разговоре с капитаном старшине артели промышленников. Охотники, одетые в толстые ватные куртки, обшитые кожей, собрались в носовой части судна. Увидев Подушкина, они разом двинулись к нему, и бородатый старшина, выступив вперед, спросил: — Когда отплываем, начальник? — Не отплываем, а остаемся зимовать здесь! — сухо сказал Подушкин. Охотники переглянулись. — Я объясню вам свое решение… начал Подушкин, но ему не дали договорить. — Корабль исправен, надо выходить в море, — сказал старшина. — Мы не подряжались компании зимовать на островах. Мы — свободные люди. Только сейчас Подушкин увидел, что у всех промышленников в руках ружья. «Ого! Уж не бунт ли на корабле?» — Вы что, бунтовать?! — крикнул он. — Вы знаете, что за это главный правитель вас всех посадит в острог? — Мы не бунтуем, — закричали промышленники. — Пошто грозишь острогом? Нужно идти в Новоархангельск! — Я сказал, что мы будем зимовать здесь! — Не можно зимовать здесь, все перемрем от цинги! — закричали промышленники. — Не хотим холодать и голодать в Чучатке! Подушкин беспомощно оглянулся и увидел спокойное лицо Калинина. Штурман стоял поодаль от него и посматривал на мостик. Там, наверху, стоял, кутаясь в меховой плащ, Тертий Степанович Борноволоков. Наблюдал за тем, что происходит на палубе. «Вот кто решит сомнения!» — ударило в голову. — Стойте, ребята! — поднял руку Подушкин. — С нами едет новый правитель колоний, господин коллежский советник Тертий Степанович Борноволоков. Пусть он будет судьей в сем многотрудном деле! — Даешь! — закричали промышленники. Борноволоков спустился на палубу, махнул рукой промышленникам: — Разойдитесь, ребята! Дело не решается одним словом. Надо подумать. Собрались в капитанской каюте — Борноволоков, старшина промышленников, Подушкин и Калинин. Каждый вкратце изложил свое мнение о дальнейшем плаванье. Борноволоков выслушал офицеров и старшину. Долго сидел молча. Наконец заговорил тихо: — По-моему, господа, нужно продолжать плаванье. Конечно, корабль стар, и опасно пускаться в море в зимние штормы. Можно было бы зимовать здесь. Но прав и господин старшина — на сухарях и солонине долго не проживем, а дичи на берегу нет. За сколько дней мы можем достичь Ситхи? — оборотил он лицо к Калинину. — При благоприятном ветре за десять дней. — А если ветры не будут благоприятствовать? — Тогда по воле провидения… — Господа, я не хочу, чтобы на борту были раздоры. Мне кажется, что опытность лейтенанта Калинина в плаваниях по холодным морям убеждает принять его план. Поднимем же якоря и — с богом! На том разошлись. Вечером Подушкин попросил аудиенции у Борноволокова. — Ваше превосходительство, — обратился он к правителю, — когда мы выходили из Охотской гавани, я был назначен на «Неву» капитаном. По неопытности плаванья в северных морях я подверг опасности жизни доверенных людей и целостность груза. Прошу вашего соизволения быть штурманом при капитане Калинине… — Вы отказываетесь от командования кораблем? — Да. — Причина? — Лейтенант Калинин более опытен в этих водах. — Хорошо. Я принимаю вашу отставку. Прошу — пришлите ко мне лейтенанта Калинина. …Противные ветры бросали «Неву» назад. Целый месяц потребовалось на то, чтобы пройти тысячу двести миль. Калинин направил путь «Невы» к мысу Эджком, лежащему при самом входе в Ситхинский залив, где стояла крепость Новоархангельская. Четвертого декабря с борта увидели высокую гору, венчающую мыс Эджком. Теперь рукой подать было до Ситхи. Утром назначили. вход в гавань. Но ночью рванул ветер с такой силой, что даже в дрейфе «Неву» понесло на запад, отбивая от берегов. Утром не то, что горы, но вообще никакой земли в виду не оказалось. Погода свирепела. Шквалы невиданной силы налетали один за другим. Казалось, весь залив Аляска вздыбился гигантскими водяными валами, которые поглотили землю и сейчас ополчились на крохотную скорлупку, несущую в себе горстку усталых людей. Две недели бесновался Тихий океан, то удаляя корабль от берегов, то снова вынося его к мысу Эджком, и тогда измотавшиеся вконец люди видели под низким небом вершину горы, которая как маяк указывала путь на недосягаемую Ситху. Наконец «Неву» отнесло так далеко на юго-запад, что Борноволоков велел править к Сандвичевым островам, в пояс теплой погоды и слабых ветров. Собрали совет. Обсудили предложение нового правителя и нашли, что мысль его весьма основательна. Но когда подсчитали запасы воды и продуктов, оказалось, что на переход не хватит… Шторм понемногу стихал. 8 января 1813 года, вскоре после захода солнца, увидели влево высокий берег, по счислению курса и заключению Калинина — мыс Эджком. Берег открылся в то самое время, в которое ожидал его появления Калинин. Штурман торжествовал. Через час появилась на вид и знаменитая гора. — Вот, господа, мы и дома! — воскликнул Калинин. — Господь привел нас, наконец, к месту. В сумерки ветер упал до умеренного, «Нева» шла от трех до четырех миль в час. Все на борту успокоились. И хотя ночь надвинулась довольно темная, берег хорошо выделялся еще более темной массой на горизонте. Под утро пришла пасмурность с дождем и закрыла все. Однако Калинин велел продолжать тот же курс. В Ситхинском заливе находится много подводных камней и есть достаточно сильный прилив, действующий неправильно, — высота его не всегда одинакова. Штурман сообщил об этом Борноволокову и Подушкину. — Господа, я хорошо знаю сии камни. Требуется отменная осторожность, чтобы проходить залив ночью. Но барометр снова предвещает бурю, и только весьма худое состояние корабля заставляет меня отважиться на столь опасный поступок. Я боюсь, что, если крепким ветром нас отнесет обратно от берегов, мы все погибнем в море. Вот почему я решился не упускать благоприятный ветер и идти к Новоархангельску сейчас. С ним не спорили. Все положились на его уменье. Борноволоков и Подушкин разошлись по каютам. Калинин остался на мостике. Часа за два до рассвета Подушкина поднял с койки отчаянный голос с бака: «Земля вплоть перед носом!» Подушкин выскочил из каюты полуодетым, и первое, что увидел, была высокая, мокрая, покрытая сбегающими струями стена утеса. По палубе метались промышленники. Несколько человек навалились на колесо румпеля, пытаясь отвести «Неву» от смерти. Кто-то кричал, что нужно бросить якорь… Вот как рассказывал он позднее главному правителю колоний Баранову о дальнейшем: — Мы решились, наконец, бросить якорь, ваше превосходительство. Но якорный канат в несколько минут весь высучило, и конец его упал в воду, ибо в испуге и торопях позабыли его при-стопорить, как должно. После сего несчастия понесло нас к берегу. Экипаж пытался поворотить «Неву», чтобы отлавировать от опасности, однако ж все без успеха. Потом я услышал удар и понял, что корабль стал на каменья вблизи того самого неприступного утеса. Когда это случилось, ветер дул с запада очень умеренно, но на самом рассвете, отойдя к зюйд-весту, начал усиливаться и в самое короткое время рассвирепел чрезвычайно. Что было делать? Калинин крикнул, чтобы рубили мачты. Это было нужно и сделано по-морскому, чтобы облегчить корпус. Затем насажали людей в баркас и хотели спустить оный на воду. Это, ваше превосходительство, иногда удается, когда делается порядком, без замешательства и при умеренном волнении. Но теперь все на палубе суетились, каждый командовал, порядка никакого не было, и баркас залило волной, и двенадцать человек в нем потонуло, в том числе женщины и дети… Плотники срубили плоты из запасных стенег и реев, мы хотели на них искать своего спасения. Но плоты тоже разбило и разнесло волнами. Потонуло еще десять человек… Других средств мы не испытывали, доколе около полудня волны не стали ломать корабль на части. Тогда всякий ухватился, кому за что случилось, и искал своего спасения на корабельных обломках. Но прибой у берега был столь велик, что многие из бедствующих, доплыв благополучно до берега, были избиты волнами об утес или ушиблены частями корабля и замертво выкинуты на сушу. Некоторые от сильных ушибов и ран лишились жизни. В числе сих последних находились несчастные Борноволоков и Калинин… Меня же, ваше превосходительство, попечением господа, выкинуло на берег живым. Товарищи привели меня в чувство, и вот теперь я могу рассказать вам, как все случилось… Несколько дней мы испытывали ужасный голод и суровость зимней стужи, но праведный и милосердный бог после наказания нас помиловал: промышленники нашли на берегу небольшую лодку, отремонтировали ее и достигли на ней Новоархангельской крепости… ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Это произошло 9 января 1813 года на северо-западном берегу Америки у мыса Эджком, в широте 57°11′. ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀