я глядел все назад, на остров: мне хотелось навсегда врезать его в память. Меж тем темнота наступала быстро… Я обернулся на Мадейру в последний раз: она вся закуталась, как в мантилью, в облака, как будто занавес опустился на волшебную картину, и лежала далеко за нами темной массой…» ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Через неделю, пройдя 1750 верст, «Паллада» ненадолго причалила к опаленным свирепым тропическим солнцем островам Зеленого Мыса, а затем начала спускаться дальше на юг. Громадные черные скалы, похожие на развалины крепостных стен, ограждают южный берег Африки. Здесь ветры и горы, вечный прибой, постоянные бури. Далеко в море выдается скала Хенглип, у подножия которой лепится городок Саймонстоун. Рядом — уютная бухта Саймонсбей, укрытая от юго-западных ветров горами. Пейзаж угрюм, зелень скудна, голо и мрачно кругом… Десятка четыре домов английской постройки стоят у подножия гор. Между ними две церкви — протестантская и католическая. У адмиралтейства стоит английский солдат на часах, в заливе качается английская эскадра. В одном из лучших домов живет начальник эскадры коммодор Тальбот. «Паллада» бросила якорь недалеко от берега. Началась полоса штилей. «Хотя ни фрегат, ни шхуна не потерпели повреждений, — докладывал в Петербург Путятин, — но необходимо было фрегат снова выконопатить внутри и снаружи, и вообще привести суда в состояние совершить как можно надежнее предстоящий им еще значительный переход». Пока шел ремонт корабля, группа научных работников и матросов занялась исследованием берега, совершила экскурсию в глубь страны, где еще ни разу не доводилось быть русскому путешественнику. Экспедиция под руководством известного естествоиспытателя капитан-лейтенанта Константина Николаевича Посьета провела важную для науки съемку и опись берега, уточнила карты, которыми пользовались тогда мореплаватели разных стран, и открыла три новых удобных причала для кораблей. Новые якорные стоянки назвали бухтой Унковского, портом Лазарева и заливом Посьета. Индийский океан встретил «Палладу» и «Восток» штормом, но вскоре волнение улеглось, и дальнейшее плаванье было довольно однообразно. ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ «Начало мая не лучше, чем у нас, ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ — писал Гончаров, — ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ небо постоянно облачно; редко проглядывало солнце. Ни тепло, ни холодно… Ожидали зюйд-вестовых ветров и громадного волнения… Но ветры стояли нордовые, благоприятные. Мы неслись верст по семнадцати, иногда даже по двадцати в час.» ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ 10 мая корабли пересекли тропик Козерога. Стало проглядывать солнце, такое же свирепое, огненное, как у островов Зеленого Мыса. Его лучи были похожи на раскаленную проволоку. И чем ближе к берегу, тем жарче становилось. Завидели берега Явы. Вошли в Зондский пролив. И тут попали в мертвый штиль. Вода как зеркало, небо безоблачно, леса красного дерева на берегу неподвижны, будто отчеканены из металла. ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ «Штили держали нас два дня почти на одном месте, наконец 17 мая по чуть-чуть засвежевшему ветерку, мимо неизменного, потерявшегося в зелени берега, добрались мы до Анжерского рейда и бросили якорь». «Жар несносный; движения никакого, ни в воздухе, ни на море. Море — как зеркало, как ртуть: ни малейшей ряби. Вид пролива и обоих берегов поразителен под лучами утреннего солнца. Какие мягкие, нежащие глаз цвета небес и воды! Как ослепительно ярко блещет солнце и разнообразно играет лучами в воде! В ином месте пучина кипит золотом так, как будто горит масса раскаленных угольев: нельзя смотреть; а подальше, кругом до горизонта, распростерлась лазурная гладь… Земли нет: все леса и сады, густые как щетка. Деревья сошли с берега и теснятся в воду. За садами вдали видны высокие горы, но не обожженные и угрюмые, как в Африке, а все заросшие лесом. Направо явайский берег, налево, среди пролива, зеленый островок, а сзади, на дальнем плане, синеет Суматра», ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ — записывал Гончаров в путевую тетрадь. В Анжере осмотрели корабль. Пережитые в Атлантике и в Индийском океане бури потрепали надводную часть корпуса. Унковский опасался, что фрегат не выдержит дальнейшего плаванья к берегам Японии. Путятин срочно отправил в Петербург донесение, в котором сообщал, что корабль хотя и считался отличным по своему устройству и «лучше других соответствовал назначению для предстоящего нам плаванья, но выбор этот сделан единственно за недостатком новых фрегатов, а как теперь имеется при Балтийском флоте вновь построенный фрегат «Диана», то я считаю долгом представить, не благородно ли будет испросить разрешение об отправлении в нынешнем же году фрегата «Диана» нам на смену…» Проводив курьера с донесением, команда фрегата отремонтировала надводную часть корпуса и двинулась в Гонконг. Гончаров записал: ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ «С первого раза, как станешь на гонконгский рейд, подумаешь, что приехал в путное место: куда ни оглянешься, все высокие зеленые холмы, без деревьев, правда, но приморские места чуть подальше от экватора и тропиков почти все лишены растительности. Подумаешь, что деревья там где-нибудь, подальше в долинах: а здесь их надо вообразить очень подальше, без надежды дойти или доехать до них. Глядите на местность самого островка Гонконга, и взгляд ваш везде упирается, как в стену, в красно-желтую гору, местами зеленую от травы. У подошвы ее, по берегу, толпятся дома, и, между ними, как на показ, выглядывают кое-где пучки банановых листьев, которые сквозят и желтеют от солнечных лучей, да еще видна иногда из-за забора, будто широкая метла, верхушка убитого солнцем дерева… Город Виктория состоит из одной, правда, улицы, но на ней почти нет ни одного дома: это все дворцы, которые основаниями своими купаются в заливе. На море обращены балконы этих дворцов, осененные теми тощими бананами и пальмами, которые видны с рейда и которые придают такой же эффект пейзажу, как принужденная улыбка грустному лицу…» ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Здесь, в Гонконге, Путятин узнал о разрыве дипломатических отношений между Россией и Турцией. Назревала война с Англией и Францией. Адмирал приказал отвести фрегат подальше от стоянки английских и французских кораблей и спешить на соединение с русской эскадрой, которая уже поджидала «Палладу» у островов Бонин-Сима. Тихий океан… Он встретил старый фрегат неистовым штормом. Ударом шквала разорвало фок. Спустя полчаса вырвало трисель. Следом за ним разлетелся пополам фор-марсель. Паруса заменили другими, но к вечеру ослабли ванты стоячего такелажа, поползли бензеля, накренилась вперед грот-мачта, грозя обрушить на палубу массу дерева и груды мокрой парусины… ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ «Знаете ли вы, что такое грот-мачта и что ведет за собой ее падение? Грот-мачта — это бревно, фут во сто длины и до 800 пудов весом, которое держится протянутыми с вершины ее к сеткам толстыми смолеными канатами, или вантами. Представьте себе, что какая-нибудь башня, у подножия которой вы живете, грозит рухнуть; положим, даже вы знаете, в которую сторону она упадет, вы, конечно, уйдете за версту, а здесь, на корабле!.. Ожидание было томительное, чувство тоски невыразимое. Конечно, всякий представлял, как она упадет, как положит судно на бок, пришибет сетки (то есть, край корабля), как хлынут волны на палубу: удастся ли обрубить скоро подветренные ванты, чтобы вдруг избавить судно от напора тяжести на один бок. Иначе оно, черпнув глубоко бортом, может быть, уже не встанет более…» ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Все три вахты работали до глубокой ночи, натянув в помощь ослабевшим вантам дополнительные — сейтали. От бешеного напряжения, от бессонницы люди на другой день ходили, пошатываясь, как пьяные, но мачта была укреплена и опасность миновала. Наконец показались острова Бонин-Сима. «Паллада» подошла к порту Ллойд. Впрочем, никакого порта не было. Был залив, имеющий вид подковы, окруженной высокими зелеными утесами. Было несколько домиков на берегу. Была белая, кипящая полоса прибоя у береговых скал. Все население Бонин-Сима — человек тридцать, из беглых матросов да бывших пиратов, осевших на земле и разводящих ямс, сладкий картофель, таро, ананасы и арбузы. О стены домиков почесывались пятнистые свиньи, по берегу в поисках устриц бродили куры и утки… Эти острова посещали только китобои, запасаясь здесь пресной водой и продуктами. На этот раз в бухте стояли сразу три судна — корвет «Оливуц», пришедший из Петропавловска-на-Камчатке, трехмачтовый транспорт «Князь Меншиков», приплывший от берегов Русской Америки из Ситхи, и тот самый «Восток», который сопровождал «Палладу» от Портсмута и был отправлен вперед на соединение с эскадрой. На Бонин-Сима «Палладу» починили, перекрасили, подготовили для рейса в Нагасаки. ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ «От островов Бонин-Сима до Японии — не путешествие, а прогулка, особенно в августе: это лучшее время года в тех местах. Небо и море спорят друг с другом, кто лучше, кто тише, кто синее. Мы в пять дней прошли 850 миль… 9-го августа… завидели мы тридесятое государство. Это были еще самые южные острова, крайние пределы, только островки и скалы Японского архипелага… Вот достигается, наконец, цель десятимесячного плаванья… Вот этот запретный ларец с потерянным ключом, страна, в которую заглядывали до сих пор с тщетными усилиями склонить и золотом и оружием, и хитрой политикой на знакомство. Вот многочисленная кучка человеческого семейства, которая ловко убегает от ферулы цивилизации, осмеливаясь жить своим умом, своими уставами, которая упрямо отвергает дружбу, религию и торговлю чужеземцев, смеется над нашими попытками просветить ее и внутренние произвольные законы своего муравейника противопоставит и естественному, и народному, и всяким европейским правам, и всякой неправде.» ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Второй раз русские корабли подходили к Нагасаки. Около пятидесяти лет назад, 3 октября 1804 года, в нагасакской бухте бросила якорь «Надежда» под командой Крузенштерна. На ней прибыл посланник Резанов, через которого русское правительство попыталось завязать отношения с Японией. Попытка окончилась неудачей. Русских не только не пустили на берег, но даже не разрешили им ездить на шлюпках около своего корабля. Несмотря на это, Крузенштерну удалось составить прекрасную карту залива, которой теперь пользовался командир «Паллады» Унковский. Многие европейские страны пытались торговать с Японией и установить с ней дипломатические отношения. Но японцы упорно отвергали все эти попытки. С позором были изгнаны из страны испанцы и португальцы, следом за ними последовали иезуиты… Закон 1624 года запретил под страхом смерти покидать пределы страны японцам, а иностранцам приближаться к берегам Японии. Двести тридцать лет действовал этот закон, пока, наконец, 8 июля 1853 года, за месяц до прибытия Путятина в Нагасаки, американский коммодор (адмирал) Перри не вошел в порт Урага в Токийском заливе на линейном корабле «Сусквеганна». «Сусквеганну» сопровождали три канонерки. Перри получил от конгресса Соединенных Штатов неограниченные полномочия вплоть до объявления войны, с задачей во что бы то ни стало «открыть» Японию для торговли с Америкой. Перри направил пушки линкора на порт Урагу и вынудил японские власти принять письмо президента США Фильмора, в котором предлагалось заключить торговый договор и открыть некоторые японские порты для американских кораблей. Предупредив власти, что ответ должен быть положительным и что он вернется за ответом через полгода, Перри ушел с эскадрой в Китай. Император Японии созвал совет, на котором решалось: как быть? Большинство князей-феодалов высказалось против американского ультиматума и за вооруженный отпор. Сразу же после совета японцы начали строить береговые укрепления и закупать большие партии оружия у голландцев — единственных европейцев, с которыми они торговали.