Слава пришла к «Палладе» и к ее командиру Павлу Нахимову в первый же год жизни корабля на воде. Моряки долго вспоминали тот осенний переход эскадры Беллинсгаузена, когда погиб, растерзанный скалами Дарерорта, фрегат «Арсис». Эскадра шла кильватерным строем на северо-запад. Серое балтийское небо текло над мачтами. Порывами налетали шквалы такой крепости, что малые корабли ложились на борт, чуть не касаясь реями волн. Вдалеке на берегу, как тревожное видение, поблескивал огонь маяка. Нахимов, кутаясь в плащ, стоял на палубе фрегата, наблюдая за проблесками. Рядом с ним, глубоко засунув руки в карманы дождевика, стоял молчаливый штурман. Огонь расплывчато светил красноватым пятном сквозь туман прямо по носу «Паллады». — Пал Степаныч, — шевельнулся вдруг штурман. — Это — маяк Дарерорта. Здесь много камней, подобных зубам акулы. Опасно… Нахимов прикинул расстояние до огня. Почувствовал, как похолодели плечи. Еще несколько минут — и эскадра сломает строй, и большие и малые корабли беспомощно забьются между камнями, теряя снасти, разбивая в щепы борта, умирая на скалах… — К пушке, штурман! К пушке! — закричал Павел Степанович. — Сигнал: «Флот идет к опасности!» Штурман исчез в накате шипящих брызг. Волна прошла по правому борту, моя палубу. Глухо грянула пушка, следом за ней — вторая. Пауза. И еще двойной удар выстрелов. Флагман «Арсис», шедший первым в строю, не продублировал грозного сигнала. И тогда Павел Степанович решился на невероятное. — Поворот оверштаг! — закричал он палубной вахте. И следом за этим приказал выстрелами подать сигнал по эскадре: «Всем вдруг идти за «Палладой!» Если бы мутный огонь не был маяком Дарерорта, на этом служба Павла Степановича и кончилась бы. Беллинсгаузен не простил бы ему самоволия. Выйти из ордера, сломать походный порядок… Капитанов за куда меньшие проступки разжаловали в простые матросы, а то и просто изгоняли из флота. Но огонь был маяком Дарерорта, и это доказал своей смертью «Арсис», далеко выскочив на острые камни. А эскадра, круто изменив курс, последовала за новым флагманом и благополучно обошла рифы. Трепетно ожидал Нахимов решения Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена по своему поступку. Перечить самому вице-адмиралу, поправить его ошибку… На это бы решился не всякий. Но и Нахимов не был бы Нахимовым, если бы предпочел не оспаривать флагмана. Слепое подчинение субординации было противно его духу. Беллинсгаузен, снятый с погибшего «Арсиса» и оказавшийся на палубе «Паллады», ни слова не сказал Нахимову. Только подошел к нему, положил обе руки на плечи Павла Степановича и посмотрел ему в глаза. Потом отвернулся и сбежал по трапу в каюту. И все… Остальное сказал царь Николай I на флотовом смотре. Сам подошел к Нахимову и, оглядев его с ног до головы, пристукивая носком правой ноги, молвил: — Обязан тебе сохранением эскадры. Благодарю тебя. Никогда этого не забуду! Так начала свою воинскую службу «Паллада». Двадцать лет она исправно несла ее на океанах и морях, пока в 1846 году не подошла пора стать фрегату на капитальный ремонт. К тому времени со стапелей Охты сходили другие, более совершенные, оснащенные новейшей техникой корабли, и среди них «Паллада» выглядела, несмотря на свои обводы, утенком среди лебедей. Но когда на верфи обновили надводную часть корпуса и обшили золотым медным листом подводную, фрегат вновь засверкал былой красотой. И руководство русского военного-морского флота решило доверить старому паруснику совершить то, что дано немногим, — кругосветное плаванье. С какой радостью, с каким старанием готовились офицеры и матросы к предстоящему путешествию! Четыре года ушло на подготовку. Тщательно был укомплектован экипаж. Командовал «Палладой» капитан-лейтенант Унковский, воспитанник адмирала Лазарева, прекрасный мореплаватель, находчивый, решительный, подчас жестковатый. Старшим помощником назначили капитан-лейтенанта Посьета. В список были включены лейтенанты В. Римский-Корсаков, И. Бутаков, П. Тихменев, Н. Криндер, С. Тырков, Н. Савич, С. Шварц, И. Белавенец, А. Шлиппенбах, а также мичманы П. Анжу, А, Болотин, П. Зеленый, А, Колокольцев, морской артиллерии капитан К. Лосев, унтер-цейхватер В. Плюшкин, штабс-капитан А. Халезов, старший врач штаб-лекарь А. Арефьев, младший врач Г. Вейрих, архимандрит Аввакум, гардемаринов — 4, юнкер — 1, унтер-офицеров — 32, рядовых — 365, нестроевых — 30, музыкантов — 26. Главная цель экспедиции, которую возглавил адмирал Е. В. Путятин, — заключить торговый договор с Японией. Для составления летописи плаванья и ведения протоколов во время переговоров с японцами адмирал включил в состав команды столоначальника департамента внешней торговли коллежского асессора Гончарова. Иван Александрович Гончаров был хорошо известен русской читающей публике как замечательный писатель, автор недавно прогремевшей «Обыкновенной истории». Иван Александрович, узнав о своем назначении в экспедицию, сразу же начал вести дневник. Ступив на палубу фрегата «Паллада», он записал на первой странице толстой тетради в кожаном переплете: ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ «Я все мечтал — и давно мечтал — об этом вояже, может быть с той минуты, когда учитель сказал мне, что если ехать от какой-нибудь точки безостановочно, то воротишься к ней с другой стороны… И вдруг суждено было воскресить мечты, расшевелить воспоминания, вспомнить давно забытых мною кругосветных героев. Вдруг и я вслед за ними иду вокруг света! Я радостно содрогнулся при мысли: я буду в Китае, в Индии, переплыву океаны, ступлю ногою на те острова, где гуляет в первобытной простоте дикарь, посмотрю на эти чудеса — и жизнь моя не будет праздным отражением мелких, надоевших явлений. Я обновился: все мечты и надежды юности, сама юность воротились ко мне. Скорей, скорей в путь!» ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Разве думал Иван Александрович, начиная вести дневник, что фрегат «Паллада» сохранится в памяти потомков не благодаря военным подвигам, а благодаря нескольким тетрадям, исписанным четким, почти каллиграфическим почерком! Итак, 7 октября 1852 года с Кронштадтского Большого рейда красивейший фрегат русского военно-морского флота ушел в кругосветное плаванье. Путь от острова Котлин до Портсмута оказался весьма тяжелым. Грозно штормовала осенняя Балтика. Неожиданные налеты ветра сносили паруса вместе с реями. Корпус трещал от ударов волн. В нескольких местах разошлась обшивка и в трюмах объявилась течь. В довершение всего у мыса Драго при входе в пролив Зунд «Паллада» села на мель, однако при помощи датского лоцмана была быстро сдвинута с нее и пустилась в проливы Каттегат и Скагеррак, которые пробежала за сутки. Немецкое море задержало фрегат на десять дней. Когда шторм утих, матросы увидели недалеко от фрегата сильно накренившееся на борт судно. Унковский приказал спустить шлюпку. Подъехали к гибнущему кораблю и не нашли на нем ни одного человека. В трюме плескалась вода, палубные надстройки были разнесены в щепы… «Паллада» двинулась дальше, к Портсмуту. ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ «…Я вышел часов в пять после обеда на палубу, — пишет Гончаров, — и вдруг близехонько увидел длинный скалистый берег и пустые зеленые равнины, Я взглядом спросил кого-то: что это? «Англия», — отвечали мне. Я присоединился к толпе и молча, вместе с другими, стал пристально смотреть на скалы. От берега прямо к нам шла шлюпка: долго кувыркалась она в волнах, наконец пристала к борту. На палубе показался низенький, приземистый человек в синей куртке и в синих панталонах. Это был лоцман, вызванный для провода фрегата по каналу. Между двух холмов лепилась куча домов, которые то скрывались, то появлялись из-за бахромы набегавших на берег бурунов; к вершинам холмов прилипло облако тумана. «Что это такое?», спросил я лоцмана. «Дувр», — каркнул он. Я оглянулся налево: там рисовался неясно сизый, неровный и крутой берег Франции. Ночью мы бросили якорь на Спитхедском рейде, между островом Уайтом и крепостными стенами Портсмута…» ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ В портсмутском доке «Палладу» осмотрели. Оказалось, что старик фрегат плохо перенес балтийский переход: нужно снова ремонтировать кое-какие крепления корпуса и сменить несколько поясов обшивки. Полтора месяца отняли ремонтные работы. Только 6 января 1853 года фрегат снялся с якоря. Из Портсмута «Паллада» уходила не одна: ее сопровождала купленная в Англии Путятиным паровая шхуна «Восток» под командой капитан-лейтенанта В. А. Римского-Корсакова. Задержка в Портсмуте заставила Путятина отказаться от прежнего маршрута — обогнув мыс Горн, идти через Тихий океан в Японию. Решили идти восточным путем — через мыс Доброй Надежды в Индийский океан. Атлантика встретила русских моряков таким же затяжным штормом, что и родная Балтика. Все иллюминаторы и полупортики закрыли наглухо. Убрали верхние паруса. Пушки закрепили талями. В каютах не только стоять, сидеть было невозможно, если не во что было упереться ногами… Огромные холмы волн с белыми гребнями вставали, падали опять вставали выше бортов. Как дым поднимались брызги. Ветер на разные голоса выл в снастях. Фрегат взбирался на голову волны, задерживался там, дрожа, на несколько мгновений, потом падал на бок и начинал скользить с водяной горы. Спустившись на дно меж двух волн, выпрямлялся, тяжело переваливался на другой бок и вновь лез на следующую волну… Сначала качка нагнала на Гончарова страх — он был непривычен к морю. Когда «Паллада» катилась с вершины волны к ее подножию, она делала такой размах, что казалось — сейчас рассыплется вдребезги. Но когда Иван Александрович убедился, что этого не произойдет, пришла досада: сколько драгоценного времени уходит на то, чтобы отлеживаться в каюте! Даже читать невозможно. Время идет медленно, его измеряешь уже не минутами, а ровными, тяжелыми размахами судна и глухими ударами волн в борта и корму. Иван Александрович томился. Приходили странные мысли: «Неужели есть берег? Неужели он ходил когда-то по земле, спал в постели, гулял в петербургских садах, наслаждался теплым воздухом и запахом цветов, писал на столе, который не пляшет? Неужели приключения, тревоги, бури, волнения, о которых он мечтал на берегу, заключаются в такой вот болтанке на море, в тесной душной каюте, в отупляющем безделье? Зачем поехал? Зачем?..» А фрегат шел вперед. Штурман регулярно докладывал командиру: сорок, тридцать восемь, тридцать пять градусов северной широты, параллель Сан-Винцента, параллель Кадикса… Прошла мимо Европа, проходит Испания… 18 января открываются берега острова Мадейры. Шторм кончился. Только ровная крупная зыбь на море. Ветер уже не хлещет по лицу, а шелковисто гладит щеки. Настил палубы тепел, даже горяч от солнца. Матросы работают босиком. Невиданная, великолепная, громадная картина гор и врезанной в берег зеленой бухты разворачивается перед глазами. Белые облака плывут над вершинами. Темные леса на склонах гор перемежаются светлой зеленью виноградников. В зеленой пене листвы утопают белоснежные виллы. Высокая колокольня церкви тонким шпилем поднимается в ярко-голубое небо. И все это называется городом Фунчал. Двое суток простоял фрегат на рейде Фунчала. Покупали быков для мяса, запасались зеленью и свежей горной водой. Матросы и офицеры гуляли по городу, осматривали окрестности. Многие видели южные острова впервые. ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ «Когда мы сели в шлюпку, ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ — пишет Гончаров, — ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀