– Два поклонника, – напомнил фотограф со значением. Поглядывая на солнце, которому именно теперь взбрело в голову поиграть в прятки с немногими облаками, он готовился заснять тело. – Поклонники? – рассеянно переспросил Опалин, который ходил вокруг тела, что-то изучал на асфальте, оглядывался и что-то прикидывал. – Да… конечно… Казачинский почувствовал, что его дергают за рукав, и, обернувшись, увидел Яшу Кауфмана, о котором, по правде говоря, успел уже забыть. – Крови много? – спросил Яша с мученическим видом. – Да нет, – пожал плечами Казачинский. Его собеседник покосился в сторону трупа и на глазах стал бледнеть. Чертыхнувшись про себя, Юра подхватил своего незадачливого коллегу под локоть, оттащил его в сторону и встал так, чтобы заслонить от него убитую. – Со мной все в порядке, – пробормотал Яша, снимая очки и нервным движением протирая их. – Я… я ничего. Все в порядке… – Слушай, – не удержался Казачинский, – если ты вида крови боишься, что ты вообще делаешь в угрозыске? – Ну не всем же так повезло, как тебе! – рассердился Яша, надевая очки и заправляя дужки за уши. – Повезло? В чем? – В том, что ты… А! – Яша безнадежно махнул рукой. – Скажи, только честно: ты ведь не снимался в «Чапаеве»? – Нет, – признался Казачинский. – Так я и знал! Я сразу же понял, что они шутят. Конечно, у тебя побольше опыта, чем у меня. – Юра открыл рот. – Но я исправлюсь! Я же понимаю, что выходит нелепо. Не должен сотрудник угрозыска бояться крови. Но пока – это сильнее меня. Не знаю как, почему, но едва вижу кровь, у меня в глазах темнеет, и вообще… – Он передернул плечами. – Скажи, я не кажусь тебе смешным? Только честно. Я считаю, что человек должен уметь преодолевать себя. Свои страхи. Мы живем в эпоху великих свершений, а между тем – нас тормозят такие глупости… Он сыпал словами, лихорадочно перескакивая с предмета на предмет. Юра глядел на него с удивлением. Тень накрыла переулок, и вытянутая рука молодой женщины стала казаться неестественно белой. Спиридонов, устав ждать, когда солнце вернется, возился с магниевой вспышкой. – Чего стоим? – сурово спросил Петрович, обращаясь к новичкам. – У нас еще прорва работы, между прочим. Осмотреть комнату убитой, допросить соседей… Яша! И ты, трюкач… Не отставать и никуда не встревать, ясно? Вы пока только учитесь… – Ваня, я тебе больше не нужен? – спросил Шаповалов у Опалина. – Тогда я к Харулину. Он удалился. Милиционер поглядел ему вслед и вздохнул. – Пиво пить небось будут, – неизвестно кому меланхолически сообщил Ларионов. Он снял свой суконный шлем, вытер рукавом пот со лба и вернул головной убор на место. Усилием воли отогнав соблазнительное видение, представшее перед его внутренним взором, – кружку прохладного пива, увенчанную толстой шапкой пены, – Казачинский двинулся следом за Опалиным. Яша семенил рядом, на ходу приноравливаясь к широким шагам своего нового товарища. Когда они покинули переулок, из-за облаков показалось солнце, и Спиридонов, не рассчитав момент, полыхнул вспышкой. Он сдавленно ругнулся, поняв, что пожег магний зря, и стал переустанавливать фотоаппарат, чтобы – как требовалось тогдашними правилами криминалистики – переснять труп с противоположной точки. Глава 4. Рутина Государственная кондитерская фабрика «Марат» производит высокого качества драже. Орех, бобы мокко, вишня, миндаль, грильяж в шоколаде. Халва шоколадная, ванильная, ореховая. Пектус прохладительный. Язычки, «октябрята», «морские камни», барбарис желейный. Рекламное объявление – Ах, какая неприятность, товарищи! Какая неприятность! Управдом Петр Иванович Минускин не понравился Казачинскому сразу и бесповоротно. Этакий советский буржуа – в костюмчике, который шел ему как корове седло, и ботинках на толстой подошве. Сам весь округлый, плечи покатые, волос на голове три штуки, и из них две протянуты поперек ранней лысины в тщетной надежде хоть как-нибудь ее замаскировать. Физиономия лоснящаяся и хитрая, ни малейшего доверия не внушающая, интонации лизоблюдские, а в глубине глаз – тревога. Как бы чего не вышло – для Минускина, само собой; на остальных ему, разумеется, наплевать. – Бедная Зоя… Какая неприятность, однако! Черт возьми, с мрачной злостью помыслил Казачинский, неужели нельзя было как-нибудь устроить, чтобы вместо бедной девушки ухлопали вот этого мелкого паразита, который чужую смерть упорно именовал «неприятностью». – Вы хорошо знали Зою Ходоровскую? – спросил Опалин у управдома. – Ну, не то чтобы хорошо, товарищ, но по долгу службы, так сказать, приходилось сталкиваться… Дом у нас большой, вы же сами понимаете, сколько хлопот, сколько обязанностей… – Где она жила? – В коммуналке на третьем этаже. – Соседи? – отрывисто бросил Опалин, которому, похоже, Минускин тоже не внушал особой симпатии. – Соседи… – Минускин наморщил лоб, – всего в квартире четыре семьи в шести… нет, в пяти комнатах. Лучины, Герчиковы, Карасики и Ходоровские. – Чувствуя, что от него ждут продолжения, управдом прочистил горло и бодро зачастил: – Герчиковы занимают две комнаты, отец служит в «Экспортльне» на ответственной должности, супруга – там же, секретаршей числится. Сын и дочь учатся в университете… Лучины – муж работает на фабрике звукозаписи, жена – учительница, дети – школьники. Карасик – сторож на фабрике Марата. Ну, той, которая сладости выпускает… – Зоя дружила с кем-нибудь из соседей? – Мгм… Ну, может быть, с женой Лучина. Или с сестрой Карасика… – Что за сестра? – Обыкновенная, родная, – ответил Минускин с готовностью. – После пожара с детьми к брату переехала. Пожар – в смысле, сгорело их жилье, вчистую. Неприятно, конечно… И опять это кошмарное словечко. Неужели он не чувствует, насколько оно неуместно? – Скажите, а с кем-нибудь из соседей Зоя ссорилась? – спросил Петрович. – Было такое? – Мне ничего об этом не известно, – подумав, ответил управдом. И добавил, судя по всему, вполне искренне: – Вообще она, знаете, хорошая девушка была… И совсем не склочная. Насупившись, Юра слушал, как Опалин расспрашивает управдома насчет ключей и говорит, что ему необходимо осмотреть комнату убитой и поговорить с соседями. – А из соседей-то никого сейчас и нет, наверное, – шепотом заметил Яша, обращаясь к Казачинскому. – Все на работе или учатся… Вообще, конечно, бандита надо искать, аналогичные дела поднимать. – Какие-какие? – нервно переспросил Юра. – Аналогичные. Ну, где кого-нибудь тоже застрелили на улице и ценности забрали. Начать с этого района… Затем соседние. Не исключено, что убийца – местный… Проверить всех рецидивистов в округе. Ну, вы понимаете… Юра ровным счетом ничего не понимал, но смутно чувствовал, что у Опалина какая-то своя система, которой он придерживается, что он кусочек за кусочком выстраивает общую картину, как некую сложную головоломку, и что все эти вопросы – о конфликтах, о соседях, об окружении убитой – служат одной и той же цели: найти преступника. – Скажите, а вы видели ее поклонников? – спросил Иван у управдома. – Пару раз. Знаком не был. Ира о них говорила… – Что за Ира? – Ах, простите, я не сказал… Моя жена. Судя по лицу Минускина, он уже раскаивался в том, что упомянул ее при представителях власти. Но Опалин, к удивлению Казачинского, расщедрился на обаятельнейшую улыбку, которая совершенно преобразила его замкнутое лицо с крупноватыми приятными чертами. – Ваша супруга, наверное, была в курсе всех сердечных дел жильцов… Ну же, Петр Иванович! Мы в угрозыске давно привыкли, что жены управдомов знают все… Что она вам сказала об этих молодых людях? – Понимаете, товарищ, – пробормотал Минускин, – я сплетен не люблю, и вообще никогда не прислушиваюсь… Мне в моей работе сплетни ни к чему. Но строго между нами… – Он даже понизил голос, словно речь шла о сведениях государственной важности, и у Юры невольно мелькнула мысль, что супруга-то держит своего благоверного на коротком поводке. – Ира думала, что Зоя может найти себе кого получше. Нет, и Копылов, и Судейкин – прекрасные ребята, комсомольцы… Но один с окраины, другой ютится где-то в общежитии… Я, конечно, говорил Ире, что это не наше дело… – Копылов – это Никита, что ли? – прищурился Опалин. – Он! – А Судейкина не Василием зовут? – Я вижу, вы все уже знаете, – вырвалось у пораженного управдома. – Вы… простите, вы кого-нибудь из них подозреваете? – Этого я вам не могу сказать, – загадочно ответил Опалин. Казачинский напряженно размышлял. Так… теперь, конечно, все более-менее проясняется. Любовный треугольник, имена и фамилии подозреваемых Опалин уже установил, теперь, наверное, они поедут на завод «Жиркости», будут… как это называется… производить арест… Но пока что пришлось покинуть кабинет управдома с чахлым фикусом на окне, подняться по лестнице и под стук сапог вторгнуться в чужое пространство – небольшую (по московским меркам) коммуналку с общей вешалкой возле входа, на которой обмяк чей-то плащ и топорщился старый сложенный зонт со сломанной спицей. На стене висел древний телефонный аппарат – с наушником, который надо прикладывать к уху, и трубкой микрофона, вмонтированной в корпус. Дверь комнаты Зои Ходоровской была, разумеется, заперта. Опалин и Петрович стали совещаться, и прозвучало новое и непонятное для Казачинского слово «понятые». – Я приведу дворника, – вызвался Яша и убежал. Опалин достал коробку папирос, поделился с Петровичем и закурил. Юра от предложенной папиросы отказался и теперь мучился вопросом, не совершил ли он ошибку. «Может быть, лучше было согласиться… чтобы, так сказать, быть с ними на одной волне…» В дверь сунулась молодая веснушчатая баба – одна из тех, которую Казачинский недавно видел в переулке. – Ой, че деется, че деется, – проговорила она нараспев. – А Зойку и правда того? Ой, ну никогда бы не подумала… – Вы, гражданочка, кто? – спросил Петрович таким добрым голосом, что собеседница слегка переменилась в лице и даже отступила на шаг, но тотчас опомнилась и перешла в атаку – состояние для нее куда более привычное. – Да я внизу живу… Ивановы наше фамилиё! Слыхали небось? – задорно спросила она. – Известное фамилиё, что уж там! Куда ни пойдешь, обязательно Иванова встретишь… А Зойку жалко, ой, жалко-то как! Сил нет как жалко. Она у меня недавно хотела пять рублей занять, хорошо, что я ей не дала. Дала бы – и с кого теперь спросишь? Минускин сделал страшные глаза и отчаянно махнул на болтушку рукой. Иванова засмеялась и, повторив: «Ой, че деется!», исчезла. – Это кто? – спросил Опалин. – Наталья Иванова, – ответил управдом. – Из пятой квартиры…