Могла бы все забыть, Но это «все» давно забытое мое… Пустое. Пустое. В моих мечтах с тобой Нас только двое. Двое. Нас только двое: я и ты… Музыка оборвалась вместе с последним взмахом руки, резко развернувшись, я остановилась. Поймав очередной вздох и брызги ледяной россыпи. Только сейчас поняла, что движения вокруг как-то не наблюдается. А потом вместе с очередной песней со всех сторон взорвались аплодисменты. Они хлынули на меня сплошным потоком, и осознание того, что кругом безумное множество людей, что они на меня смотрят, заставило замереть. – Лаура, – Бен оказался рядом со мной раньше, чем я успела опомниться, – это было роскошно. Он подхватил меня под руку, увлекая за собой. Сквозь льющиеся отголоски оваций, отзывающиеся в сердце, как мгновением раньше отзывался голос Сибриллы Ритхарсон. – Да, подруга, ну ты и зажгла, – сообщила Рин, пряча руки в карманы курточки. – Вы вообще в курсе, что у Ритхарсон была несчастная любовь? Я пыталась выровнять дыхание и избавиться от странного чувства смущения и восторга. Нет, мне приходилось несколько раз выступать, но все это было скорее из разряда самодеятельности – выпускной в школе фигурного катания, синхронные воздушные танцы, где я стекала по лентам, оплетающим мое тело, и с ними же взлетала ввысь, но чего-то по-настоящему серьезного, такого, чтобы это видели столько незнакомых людей… Да, я много каталась, и на меня часто смотрели, но никогда еще я не ощущала себя настолько близкой к шоу «Эрвилль де Олис». – Несчастная любовь? – переспросила, чтобы немного смягчить бурлящий в крови драйв. – Да. Она собиралась замуж за Гранхарсена… помнишь, пять лет назад или вроде того? Когда предшественник Ландерстерга собирался в отставку? Вот. Я поняла, что можно использовать, чтобы смягчать бурлящий в крови драйв, – Ландерстерга. Одно его упоминание, и я уже прочно стою на ногах, как будто к ним по ледяной глыбе привязали. – В общем, она крута, – подвела итог Рин. – Набла с два ты так споешь, если у тебя нет занозы в сердце. – То есть счастливые люди ничего мощного не создадут? – поинтересовалась я. – Ну… настолько мощного – нет. – Подруга пожала плечами. – Сама подумай, зачем суетиться, если в жизни все пучком? А главное, попробуй так спеть, когда ты счастлива, замужем и с тремя детьми. – Это сейчас прозвучало пессимистично. – Сэфл рассмеялся. – Ой, да ну тебя! – Рин махнула рукой и посмотрела на меня. – Я о том, что когда ты счастлива, петь об этом неприкольно. Кстати, я записала твой эпичный выход и выложила в живую ленту. – Что? – переспрашиваю я. – Что ты сделала?! – Выложила в живую ленту, – повторяет подруга. – Вот. Хочешь посмотреть? Я хватаю ее за руку с такой силой, что Рин ойкает. – Удали, – говорю шепотом. – Удали быстро! Мой голос становится низким, мне кажется, что я проглатываю собственный вздох, и только расширенные глаза подруги напоминают о том, где я и что делаю. – Прости, – выдыхаю тут же. – Прости, просто удали это, о’кей? – О’кей, – говорит Рин. – Хотя я все равно не понимаю, что в этом такого страшного. Ничего в этом такого страшного, в начале вечера я сама хотела это сделать, но сейчас не хочу. Не хочу, чтобы у Бена были проблемы или чтобы проблемы были у Рин и Сэфла. Я вообще не хочу приплетать друзей ко всему, что так или иначе связано с Ландерстергом. Поэтому сейчас беззастенчиво вру: – Это из-за отца. Откровенно говоря, это даже не ложь, а так, полуправда. Дипломатическая, как сказал бы Ландерстерг. При мысли о нем мне хочется рычать – сдался мне это Ландер-р-рстер-р-рг! Нет, мне он точно не сдался. Проблема в том, что я зачем-то сдалась ему, хотя вокруг просто сугробы желающих стать первой ферной Ферверна. Уверена, что та иртханесса, которая вылетела из его кабинета и спровоцировала меня на то, чтобы туда залететь, тоже не против. Чтоб его драконы покусали! – Из-за отца? – интересуется Бен. – А ты не знал? – Сэфл приподнимает брови. – Лаура. Хэдфенгер. – Хэдфенгер! – Бен бьет себя ладонью по лбу. – Я просто сама внимательность. – Все в порядке, – говорю я. Мне хочется как можно быстрее уйти от темы политики, пусть даже речь о моем отце. Рин вопросительно смотрит на меня, но я отмахиваюсь. – Катаемся дальше? И мы катаемся. Бен несколько раз поскальзывается, но все заканчивается благополучно. До елки мы все-таки добираемся: огромная, высотой в десять этажей, она рассыпает вокруг себя свет гирлянд и искры, отражающиеся в гранях шаров и игрушек. Издалека ее видно лучше, когда подъезжаешь ближе, приходится запрокидывать голову, чтобы увидеть что-то наверху. От собранных в металлические трубы ветвей расходятся нити фонариков, протянувшиеся над ведущими в разные стороны дорожками катка. Это единственное место, где ледяные трассы сходятся, и если посмотреть на каток с высоты, он напоминает знак бесконечности. Елка стоит в самом его центре. – Кстати, – говорит Рин, – давайте договоримся: я хочу отмечать с вами. Поэтому если у кого-то есть какие-то планы на праздничную ночь… – У меня нет! – Бен вскидывает руки. – У меня есть. – Сэфл качает головой. Подруга смотрит на него в упор, в ответ он только смеется. – Я тоже собираюсь отмечать с тобой. Ему прилетает сорванной с его головы шапкой по плечу. Он легко перехватывает Рин за руки, а потом одним рывком притягивает к себе и целует. – Мне кажется, мы тут лишние. – Бен кивает в сторону, и мы снова отъезжаем к бортикам. Здесь рядом с ними выделено место для отдыха, можно откинуть встроенную скамеечку и даже посидеть. Что мы и делаем. – Так что, Лаура? Какие у тебя планы на праздничную ночь? «Никаких», – хочется ответить мне, но вместо этого я говорю: – Пока все очень расплывчато. – Пока? – улыбается Бен. – Да. Завтра все станет ясно. Завтра станет ясно, что за Ландерстерга я не выхожу. По крайней мере, я очень на это надеюсь. Правда, пока не представляю, как донести это до сведения его иртханейшества, но я в процессе генерации нового плана. – До завтра я подожду. – А, то есть если бы я сказала, что ждать придется две недели, ты бы не подождал? – Две недели – это слишком долго, Лаура. Обычно да или нет говорят сразу. Ответить я не успеваю, к нам подъезжают Рин с Сэфлом. У подруги горят щеки и губы, но если первое от мороза, то второе совершенно точно никак с морозом не связано. Назад мы возвращаемся вдоль катка, глядя на кружащихся и катающихся людей, болтаем о праздничном меню, и Сэфл с Рин спорят на тему марок веоланского. По большому счету их не так уж много, все веоланское производят в Веоле, это один из мегаполисов Раграна, и именно там впервые появился этот напиток, впоследствии завоевавший такую популярность и ставший символом любого праздника или успеха. – Хочешь шантвейна? – спрашивает Бен, когда мы проходим мимо магазинчика, откуда совершенно безумно пахнет специями и пряностями. Наверное, стоило отказаться, но мне не хочется. Не хочется заканчивать этот вечер, хочется продлить это зимнее волшебство. Пока нам готовят шантвейн, мы выбираем подарок: к каждому напитку полагается либо маленький пряник с рисунком, либо пакетик воздушных пирожных размером с подушечку пальца, тающих на языке. Я выбираю второе, Бен берет пряник. – Не каждый день отгрызаешь верхушку Айрлэнгер Харддарка, – говорит он. На глазури действительно один из символов Хайрмарга, и мне становится смешно. – Мне такой же, – тянусь за пряником, разворачиваю и кусаю. Представляя, что откусываю голову Ландерстергу. Нет, я не кровожадная, просто в последнее время у меня чувство, что он меня сожрет и не подавится. Вот и я тоже не подавлюсь! «Собираетесь вы за меня замуж, Лаура, или нет, мне все равно».