А чтобы с ней рядом существовать без увечий, есть только один способ: схватить за шкирку, потрясти от всей души, чтобы кишки внутри забултыхались, и лишь потом отпустить. Готов руку дать на отсечение, ее супруг так и поступает. Границы ей установил, и чуть она за них морду высунет – сразу трепку! Он-то сам не из теннисистов. У него девиз другой: бей первым, или врежут тебе. Не покажешь зубы – считай, проиграл. Для Руденко вся жизнь – боксерский ринг, не пропускай удары да кулаками маши, пока соперник пощады не запросит. Когда из-за Зеленского Яна упала, Руденко не бросился к ней, как любой другой на его месте. Нет, он сразу на обидчика наехал. С женой, мол, потом разберусь, но сначала покажу, кто здесь главный. Это мне Маша Бабкина рассказала. Очень такому раскладу удивлялась, невинная душа. Поэтому я сразу взял быка за рога. Зашел в каюту без стука и велел вещи собирать. Все сухо, деловито, с легкой гримасой на лице, будто от них попахивает. А они ведь к такому обращению непривычные. Растерялись. У Руденко после моего удара голова еще плохо соображает, а Яна полагала, что любой некастрированный кобель перед ней млеет и тает. А тут на тебе! Она первой отступила. Заюлила, заныла, глазами захлопала. Любители пинг-понга шарики бросают мастерски, но в покер их даже новичок обыграет. Не чуют блефа, вот в чем их беда! – Мы не хотели никого обидеть! И Владимир поддакивает: – Переборщили малость, что ж теперь! Один раз всего! Знаете, говорю им, я вам так скажу. У шотландцев есть пословица: чтобы тебя называли Джоном-плотником, нужно всю жизнь работать плотником. А чтобы тебя называли Джоном-засранцем, достаточно один раз обделаться. По лицам вижу – отлично они поняли меня. Но проглотили и это. – Да, – кается Яна, – мы действительно очень виноваты! Я слегка смягчился. Нос морщить перестал. – Муромцев крайне недоволен, – говорю, – крайне! Я пока не смог его переубедить. Только это им и требовалось. Насели на меня, давай упрашивать, чтобы я воздействовал на капитана. Одна лестью бьет: «Яков Семенович, он с вами считается!», другой подкупом: «Мы в долгу не останемся!» Еще бы, такой позор – быть выгнанными с корабля. Считай, «Мечту» отобрали! Я позволил им выговориться и, наконец, снизошел: – Попробую. Но если еще хоть раз… Даже закончить не дали. Клялись, божились, разве что землю не ели. Что ж, посмотрим. Когда дверь их каюты закрылась, я прислушался к себе: исчез червячок? Тот, что больше похож на иголку под сердцем. Никуда он не делся. Притаился на прежнем месте и нет-нет да кольнет тревогой. Я вышел на верхнюю палубу. Там под руководством старпома и Антохи наши салаги управлялись с такелажем, а капитан бдил с мостика. – Тяни грот-брам-брас! – командовал Артем. – Выбирай, выбирай помалу! Салаги налетали всей толпой, тянули, выбирали, и парус раздувался над их головами, огромный, как облако. Мы меняли курс. Я вмешиваться не стал. Отошел на подветренную сторону, закурил. Не люблю смотреть, когда только учатся. Сердце кровью обливается, как у конюха, который видит, как неопытный наездник портит от неумения спину его лошади. Смешно! Скажи кому, что старый хрыч привязан к деревянной посудине, обхохочется. Эта бригантина – даже не старинное судно, только копия! Мы ее всего десять лет как спустили с верфей в Амстердаме. Но так она легла мне на душу… Как ни одна женщина. Одно слово – «Мечта». Вдалеке показался остров. Салаги ринулись к борту и замерли. Они ведь не догадывались, как это будет: когда зеленый горб выпирает из моря, будто разрывая натянутую ткань. Словно неведомая чудо-юдо-рыба-кит поднимается из глубины к поверхности, а волны возле ее плавников сияют розовым и золотым. А они и не знали. Думали, море таким не бывает. Наташа Симонова стояла как громом пораженная. Еще утром она говорила, что ей все равно, лес вокруг, вода или сухие барханы. Эх, девочка, подумал я тогда, много у тебя впереди открытий. Ты всего сутки на этом судне. А я десять лет. Море заполняет тебя всего, до отказа. Тебе некуда деться. Ты – лишь сосуд, и оно вольется в тебя, как бы ты ни сопротивлялся. Будешь думать о нем, чувствовать его, восхищаться, бояться, любить, ненавидеть и не понимать, как ты жил прежде без него. В твоих словах будет море, и сердце твое станет биться в такт накатам волны. К морю нельзя подготовиться. Оно ударяет тебя штормовой стеной и смывает всю накипь твоих жалких ожиданий. Остаешься голый, мокрый, ошеломленный и без единой мысли о том, что будет дальше. И это хорошо. Не надо портить будущее своими представлениями о том, каким оно придет к тебе. – Красота какая… Это Наташа сказала. Я ухмыльнулся. Девчушка не такая бесчувственная, какой кажется. Или хочет казаться». Глава 6 Остров был необитаемым. Узкая скалистая полоса берега изрезана неглубокими бухтами, словно кто-то раз за разом кусал от краюхи, а дальше, за приземистыми утесами, зеленела шапка леса. «Вглубь не пройти», – предупредил Муромцев. Стволы и ветви деревьев местами сплетались в таких тесных объятиях, словно сговорились не пустить чужаков в сердцевину острова. «Да и незачем, – добавил Боцман. – Отдыхаем на берегу, хлопцы». Загромыхала якорная цепь, с шумом и плеском врезалась в воду. Когда рассеялась поднятая муть, стали видны стайки мелких любопытных рыбок, собравшихся вокруг. – Спустить шлюпки! – скомандовал капитан. – Курсанты, приготовиться к высадке на берег! Все встали навытяжку у левого борта. Муромцев прошелся вдоль строя: – Молодцы! Купайтесь, загорайте! Сегодня отдых спокойный, никаких приключений. Кстати, ласты кому-нибудь требуются? У нас имеются! Бабкин, порывшись в куче резиновых «ног», выбрал себе пару темно-синих. «Ишь ты, “Скубапро”», – подумал он, удивленно рассматривая их. – Кто бы мог подумать, что здесь найдутся профессиональные ласты». Правда, при ближайшем рассмотрении его радость несколько утихла: проушины в пятках были порваны, да и калоши выглядели довольно потрепанными. – А вы, Илья Ильич? Не с нами? – У меня своя программа! Муромцев подмигнул, отошел в сторону и с быстротой, выдававшей армейскую выучку, скинул рубаху и брюки. Матрос Антоша почтительно принял капитанскую одежду. Оставшись в одних плавках, капитан враскачку подошел к борту. Грузное коротконогое тело обильно поросло седым волосом, густым, как овечья шерсть. Маша стыдливо отвела взгляд в сторону. Почему-то мужская нагота смущала ее больше женской. Она успела только заметить, какие огромные у капитана ступни – непропорционально большие, как у великана. Кто-то из команды ловко перекинул доску через борт. Старпом прижимал ее ногой. Капитан быстро взошел по доске, как приговоренный пират, не доходя до конца громогласно ухнул, перекрестился – и ласточкой сиганул вниз. В воду он вошел без единого всплеска и сразу быстро поплыл в открытое море. – Он не утонет? – боязливо спросила Кира. – Кто? Капитан? – Боцман с удовольствием рассмеялся. – Никогда! В любую погоду плавает, как тюлень! Километры наматывает только так! Ну, теперь наша очередь. – Подождите! А пираты на нас не нападут? Это, конечно, была Яна. В голосе ее звучала плохо скрытая надежда, что пираты нападут, и будет отчаянная драка, много крови, рома и насилия. – Вообще-то могут, – неожиданно серьезно ответил Артем Диких. – Правда?! – Да, появляются они тут иногда, – поддержал боцман. – Но на этот случай товарищ Диких у нас вооружен!