Яна оживилась и принялась расспрашивать Зеленского. На каких мечах? Где тренируетесь? Где берете оружие? Спорим, что не сможете победить обычную человеческую женщину, а, эльф из золотого Лотлориена? Словом, Маша не успела дофантазировать до конца про Миядзаки, а Яна уже придумала открутить палки от швабр и бросила одну Стефану. – Сражаемся! – задорно крикнула она. – Только не на мокром, – попросил Антоша. – Поскользнетесь. Выбрали место на шканцах, где было посвободнее. «И клинки, выкованные умельцами-гномами, скрестились с громким звоном!» – торжественно объявила Яна. А если без художественных напластований, то палки застучали друг об друга. Когда именно демонстрация умений Стефана перешла в сражение, никто толком не понял. Но Яна уже лупила своим «мечом» всерьез, пытаясь достать противника. – Она ему в лицо целится… – ошеломленно пробормотала Маша. – Предлагаю на этом закончить, – крикнул Стефан, отражая удары. – Ну! Уж! Нет! – на выдохе сквозь сжатые зубы процедила Яна. – Эльф ты или не эльф? Юноша отбросил палку и выпрямился. – Мне это не нравится, – прямо сказал он. Если бы взглядом можно было высекать искры, Стефан Зеленский уже вспыхнул бы, как сухая сосновая ветка. – Мало ли что тебе не нравится, сопляк, – с неожиданной злостью крикнула Яна. – Защищайся! И кинулась на него. Стефан уклонился от удара, подставил ей подножку, и девушка грохнулась на палубу. Даже кошачья ловкость не помогла: Яна врезалась в фальшборт и вскрикнула от боли. Палка вылетела из ее руки. Руденко изменился в лице. – Ты не охренел, щенок? – Владимир, прекратите! – попросила Маша. Толку от ее просьбы было не больше, чем от кошачьего мяуканья. Владимир бросил жене, потиравшей ушибленное колено: – Отползи в сторону. И обернулся к Стефану. – С бабами, значит, воевать ты герой! А как насчет мужиков? Он неспешно наклонился и подобрал палку, которую выронила Яна. Стефан нерешительно поднял свою. – Не беспокойтесь, пожалуйста, – вдруг вполголоса сказала Наташа, обращаясь к Маше. – Мне кажется, вы сильно волнуетесь. От оглушительного треска Маша вздрогнула. Руденко нанес первый удар – мальчик отбил и отступил на шаг. – Сильно волнуюсь? – она нервно усмехнулась. – Вашего друга сейчас размажут по палубе в мокрое пятно. Вас это не смущает? – У нас ведь есть швабры. Маша на несколько секунд даже забыла о драке. Она осмысливала ответ. Кажется, девушка только что пошутила. Или нет? Из размышлений о специфике чувства юмора у людей с синдромом Аспергера ее вывел вскрик: Руденко изловчился и сумел дотянуться до мальчишки. Стефан схватился за плечо, лицо исказила боль. Маша не выдержала: – Антон, да сделайте же вы что-нибудь! Ей никто не ответил, и, оглядевшись, она обнаружила, что матрос исчез. – Он уже сделал, – заметила Наташа. – И что же?! – Убежал. Когда у трапа возник Яков Семеныч, Маша нервно смеялась. Больше ей ничего не оставалось. Боцман подоспел вовремя. То, что началось как забава, а затем переросло в драку, грозило закончиться бедой. Маша поняла это слишком поздно, когда от ее действий уже ничего не зависело. Она не успевала даже добежать до Руденко. Но это и не потребовалось. Старикан за пару секунд оценил обстановку, стремительно перекатился к дерущимся, мелко-мелко перебирая ногами, как японская танцовщица. Если бы Маша в эту минуту начисто не утратила чувство юмора, Яков Семенович показался бы ей даже комичным. Оказавшись за спиной Руденко, боцман сделал всего два движения. Рраз! – раскрытыми ладонями хлопнул сзади по ушам. Два! – лягнул Владимира под коленку. Руденко грохнулся на палубу, перекатился на бок. Да так и остался лежать, часто моргая. У Стефана Зеленского от изумления отпала челюсть. Он перевел вопросительный взгляд на Наташу, словно сомневался, не почудилось ли ему. – А ну-ка, товарищи курсанты, «машек» привести в порядок! – распорядился Яков Семеныч. И видя, что его команда не двинулась с места, повысил голос: – Швабры, говорю, привести в исходное состояние! Ать-два, ать-два! Маша вышла из ступора и со всех ног бросилась исполнять. – Списать обоих, да и дело с концом! Команда собралась в рубке, оставив салаг под присмотром старпома и матроса. Списать потребовал Нафаня. Он так и примчался наверх из камбуза, как был – в колпаке, с половником в одной руке и куском картофелины в другой. – Обоих-то за что? – укоризненно спросил Темир. – За нарушение дисциплины! – рявкнул Афанасий. – Совсем оборзели! Распоясались, сукины дети! И Антоху выгнать следом! Козулин фыркнул: – Антоху-то с чего? – С чего?! – взвился кок. – С того, что не усмотрел! – Все правильно он сделал, – заступился за отсутствующего матроса Яков Семеныч. – Как понял, что жареным запахло, за мной побежал. – А должен был сам разобраться! – не отступал кок, воинственно размахивая половником. – Толку-то! Досталось бы и ему. Ты видел этого Руденко вблизи? Кабан кабаном. Афанасий вспомнил Руденко и притих. Иван Козулин глянул в иллюминатор, где вдалеке показались очертания острова, и перевел взгляд на боцмана. – Остальные-то чего сопли жевали? Перетрусили, слабаки? – Сергей Бабкин был с Темиром, – Яков Семеныч указал на радиста, который утвердительно кивнул. – Бур с женой за штурвалом. Или ты хочешь, чтобы ему тетки отпор давали? – А что, это тема! Напрыгнули бы втроем, завалили кабанчика! – А мясо пустили на котлеты, – внезапно прорезался кок. – У нас есть нарушение дисциплины? Есть! Темир Гиреев сокрушенно покачал головой: