— Ключевое слово «жить», Мано. Ты еще слишком юн и наивен. — По-Вашему, совесть и чувство справедливости — признаки юности? — О да, мой мальчик. Пойми, мне жаль этих людей, но эта жалость не стоит ни твоей, ни моей жизни. Да и те два-три глотка, которые они могут сделать из нашей фляги не спасут их. Единственное спасение для нас всех, это земля или корабль. Разочарованный и обиженный, Мануил отвернулся. Катарина же оторвала кусок ткани от нижней юбки и обвязала им голову, вспоминая при этом другую лодку. [1] Фамилия Фостер образована от слова «лесник» - древнего титула и должности, возлагаемой на тех, кто занимался управлением и содержанием охотничьих угодий, принадлежащих либо монарху, либо епископу. Глава 36 Воды им хватило на два дня, и то лишь для того, чтобы смочить рот. Орехи они ели лишь тогда, когда были уверены, что все остальные спят. Но чувство голода и жажды все равно усиливались с каждой минутой. Юноша стал понимать, чего так боялась Катарина: невыносимая жара днем, пробирающий до костей холод ночью, трескающаяся обгоревшая кожа, замкнутое пространство лодки и бескрайнее, безразличное море. Ропот среди голодных, уставших мужчин усилился, стали шептаться, что женщина на корабле ни к добру, дождя нет именно из-за нее, и не важно, что в роли корабля выступала обычная десятиместная лодка. — Я слышу, что вы там шепчете, — сказал Борода, сидящей на носу шлюпки. — считаете, что баба на судне к беде. Вот только я никак не могу понять кто из них баба. Эта зеленоглазая красотка, которая, терпеливо и молча сносит все невзгоды, или этот лесник, что постоянно вздыхает и мается, а еще шепотом проклинает всех нас. Что скажите? Может быть это он отпугивает нашу удачу? — Ну знаете, это уже слишком! — возмутился Эдгар. — Твоего мнения я не спрашивал. Но любой мужик, думаю смекнет, что застрять на острове лучше с бабой, чем с нытиком. — А Вы видите остров? — Пока нет, но море не бесконечно. Думаю, если через два дня ничего не изменится, лесника надо брать в расход. — Вы что, собираетесь меня убить? Да Вы просто ненормальный! И что, все снова просто молча будут смотреть?! — Нет! Я не буду! — воскликнул Мануил, стерпеть подобное он уже не мог. — Я не позволю убивать здесь друг друга. — Еще один напыщенный молокосос. — фыркнул Борода, — подожди с недельку, и запоешь иначе! — Человек должен оставаться человеком в любой ситуации, но Вы, верно, давно забыли об этом. — Решил поучить меня жизни? — глаза моряка недобро сверкнули. — Мы смолчали, когда ты решил не делиться водой, но мы не будем покорно класть голову под твой нож, — вступил в разговор один из моряков. — Я слышал, что тебе уже доводилось пить человеческую кровь, видно ее вкус так понравился, что теперь тебе вновь не терпится ее отведать. — Я просто знаю, каково будет дальше, и кто в этой лодке чего стоит. — Это не дает Вам право решать кто будет жить, а кто нет, — заговорила Катарина — мы не овцы, а Вы не волк. Не внушайте себе чувство ложной вседозволенности. — Вы то уж точно не овечка — ухмыльнулся Борода. — Вы уже были в лодке, я вижу это по Вашему взгляду, Вы знаете, что в конце концов наступает момент, когда лишь чужая смерть может подарить жизнь — А может появиться корабль или берег. Всегда есть надежда. — Но, когда ее не останется, вы все захотите, чтобы кто-то сделал всю грязную работу за вас. Что ж, я подожду, когда из овец вы превратитесь в голодных собак. Через еще один мучительный день, в лодке разыгралась ссора. Катарина проснулась от того, что чей-то локоть больно ткнул ее в спину. Трое мужчин бранились и отвешивали друг другу пинки, лодка опасно раскачивалась. Бородач смотрел на это с затаенной улыбкой, что сразу насторожило Катарину, наконец, у одного из моряков в руке блеснул нож, а его противник вскрикнул от боли, на его плече женщина увидела большую рваную рану. — Перестаньте, придите в себя, — попытался достучаться до спорящих Эдгар, — это же он намеренно стравил вас! Но тот, кого ранили, со звериной яростью набросился на обидчика, он стал душить его, пока тот не пырнул его ножом в бок. Взревев, словно раненный бык, он стал остервенело наносить удары кулаками в лицо напавшему, раздался противный хруст и булькающий всхлип. Катарина закрыла глаза и зажала уши, видеть, как превращается в кровавое месиво чужое лицо, было выше ее сил. От запаха крови стало дурно. Мануил прижал ее к себе, и стал шептать на ухо: Пускай бушуют невзгоды, И шторма сминает рука, Мой парус просохнет и снова, К тебе устремиться ладья. Мадонна с пленительным взглядом, Чей локон так нежен и рыж, С тобою всегда буду рядом, И пусть ты в ответ промолчишь, Но выбрал себе я святыню, И сердце навек подарил, Тебя возношу, как Богиню, Твой взгляд мою жизнь озарил. Катарина слегка отвлеклась от происходящего, вслушиваясь в пылкие юношеские стихи. — Все будет хорошо, мы обязательно выберемся от сюда, только не смотрите, — зашептал Мано, стараясь убедить в этом и себя тоже. — сам он не мог отвести взгляд от того, как Борода наполняет свою пустую флягу еще теплой человеческой кровью погибшего мужчины, после чего отхлебывает из нее. Один из моряков, стыдливо прикрыв глаза, тоже наполнил флягу, правда пить пока не стал. — Вы не собаки, вы хуже! — прохрипел раненный ножом моряк. — Стервятники. Ничего, в Аду для вас заготовят отдельное местечко. — С чего бы? Убийца ты. Я всего лишь пользуюсь случаем. — усмехнулся Борода. — Это ты! Ты стравил нас. Дождался, когда это чертово море станет сводить нас сума. — Ты бредишь. — Как бы ты не бежал от смерти, она все равно доберется и до тебя, вот тогда ты за все ответишь. — Но до того момента, ты погреешь мне там местечко. Хватит болтать. Нужно разделать тело, — Борода встал, закатывая рукав. — Не смейте! — возмутился Эдгар. — Вы и без того натворили достаточно. — Что, поджилки затряслись? Радуйся, что это не ты на его месте. — Мы не позволим, — присоединился Мануил, — несчастного следует выбросить за борт. — Ага, на корм рыбам, а то у них там еды недостаточно, а сами еще подождем, вдруг пойдет дождь из бобовой похлебки. — Мы не станем его есть, — поддержал еще один мужчина. — А черт с вами! Выкидывайте, завтра еще один труп будет. Посмотрим, что вы тогда скажите. — Даже не мечтай меня съесть. Подавишься. Уж лучше достаться крабам на морском дне, чем такому извергу, как ты. Моряка с разбитой головой поспешно вытолкнули за борт, а от раненного старательно отводили глаза, помочь ему было нечем. Ночью он метался и бредил, а к утру его дух покинул затерянную в море лодку. — Да упокоится душа твоя с миром, — прошептал Эдгар, закрывая остекленевшие глаза. Не дожидаясь новых споров, Эдгар и Мануил столкнули тело за борт. — Паршивые чистоплюи. — зло прохрипел Борода, смотревший на всех голодным волчьим взглядом. Силы у всех уже были на исходе, а злоба и раздражение, напротив, в избытке. Пробурчав что-то о том, что теперь хотя бы в лодке стало свободнее, моряк вытянул ноги и задремал, но Катарине с трудом верилось в то, что Борода на этом успокоится. На этот раз драка началась ночью. Со стороны могло показаться, что дерутся глубоко не трезвые люди, на столько их движения были замедлены и не точны, но погрешность тактики с лихвой восполнялась решимостью и гневом. — Дайте мне свой кинжал, — прошептал юноша. — Мано нет, не делай этого, — взволнованно ответила Катарина.